Глава 83

Поздняя сибирская весна набирала силу. На дворе вовсю уже хозяйничал апрель, но по-прежнему всё ещё вокруг высились сугробы, но из уже посеревшего и рыхлого снега. В полуденные часы солнце приступало к своей работе, воздух оглашался звоном многочисленных ручьёв и ручейков. В один из таких погожих апрельских дней во времянке у Фроси появился Семён. Был он по-прежнему нежен к Фросе, приветлив к Андрейке, но по его внешнему виду было видно, что он чем-то или сильно расстроен или чувствует себя крайне неважно. На расспросы Фроси только грустно улыбался и отшучивался в ответ:

— Фросенька, душа моя, всё, как обычно, просто я печалюсь, что вынужден уехать по делам на север, при том, на длительный срок.

— Сёма, а может быть можно как-то эту поездку отменить или кого-то другого направят, а если хочешь, я с тобой поеду?…

Душа Фроси не могла смириться со скорой разлукой на неопределённый срок, настырная интуиция подсказывала, что здесь что-то не так. В присутствии Андрейки разговор получался комканным, Семён притянул к своим губам ухо Фроси:

— Любимая, обещаю, я последний раз уезжаю надолго от тебя, а когда вернусь, я тебя никуда от себя не отпущу…

И с этими словами он надел Фросе золотое колечко с голубым камешком под цвет её глаз. Ошеломлённая женщина смотрела на свой палец, а слёзы готовы были дождём хлынуть из глаз. Семён нежно поцеловал Фросин пальчик с кольцом и отвернулся. С помощью Андрея в их времянку из необъятного ЗИСа он заносил и заносил какие-то сумки, свёртки, мешки… и попросил пока ничего не распаковывать, потому что у него осталось очень мало времени, только попьёт чайку и в дорогу. Фрося смотрела с недоверием на любимого мужчину — и без того худое лицо осунулось, весёлость казалась наигранной, в ещё больше обозначенных еврейских печальных глазах, казалось застыла вся скорбь всего его гонимого народа. Прежде стремительные движения стали какими-то суетливыми, он явно куда-то спешил и скорее всего у него было не всё благополучно. Семён медленно пил горячий чай в прикуску с кусковым сахаром, поднимал глаза от кружки и смотрел, смотрел на Фросю, и казалось, не мог насмотреться, но кроме обычной нежности в его глазах читалась безграничная печаль.

А когда женщина встречалась с ним взглядом, он их быстро опускал, будто стеснялся или хотел что-то скрыть. Фрося, глядя на него с возрастающим беспокойством, гнала от себя непрошенные мысли, сердце женщины почему-то сжималось в груди в предчувствии чего-то недоброго. Она молча проводила его до машины и прежде чем, он вскочил в кабину, тесно прижался к ней, своим исхудавшим телом, и прошептал, целуя в шею:

— Ты, для меня самая лучшая женщина и человек из всех людей, кого я встречал в своей жизни… Милый Фросик, я очень, очень очень хочу, чтобы ты была счастливой.

Взволнованная женщина не успела ничего сказать в ответ, машина уже сорвалась с места, а ей было, что ему сказать… Фрося ещё долго смотрела вслед умчавшемуся автомобилю, душу разрывало предчувствие чего-то печально необратимого. Ей не понравилось никак выглядит Семён, ни его настроение. Она не могла поверить в то, что он охладел к ней, да, она этого и не чувствовала, но что-то или кто-то хотел разбить её такое хрупкое, только недавно обретённое счастье. Фрося постояла ещё немного на улице, подышала полной грудью, набирающим весеннюю силу воздухом, и вернулась в дом. Там вовсю хозяйничал Андрей — везде по полу валялись распотрошённые сумки и мешки.

Сын кинулся к маме:

— Мам, мам посмотри, что для меня привёз дядя Семён!

Мальчишка восторженно крутил в руках разъёмные бамбуковые удочки, мечта всех рыбаков, для многих просто не доступная. На столе стояли коробочки с наборами крючков, блёсен, катушки с разной толщины лесками, наборы поплавков и прочие неизвестные Фросе приспособления ценные для рыболова, каким хотел стать её сын. А тот уже примерял высокие резиновые сапоги с лихими заворотами и брезентовую куртку с капюшоном. Таким счастливым сына Фрося не видела никогда в жизни, а у неё становилось всё тяжелей и тяжелей на душе. Она вздохнула и присоединилась к сыну, и стала вытаскивать на свет из сумок и мешков новые, и новые подарки. Многие из них были предназначенные ей — тут были кофточки, юбки, платья, чулки, носки… и боже, чего здесь только не было из женского нижнего и верхнего гардероба. Она смотрела с восхищением на добротные ботиночки, осенние и летние туфли на каблучке, таких нарядов она никогда не носила, такое она никогда и не видела, но почему тоской сжимается сердце, почему непрошенные слёзы текут, текут по щекам… Фрося непроизвольно всхлипнула, прижав к груди вещи предназначенные для Стасика и Анютки:

— Сёма, Сёмочка, я за тобой пойду на край света, только вернись ко мне…

Андрей с восторженными восклицаниями, удивлённо извлекал и извлекал из мешков и сумок на сей раз невиданные ими раньше банки с американской тушёнкой и консервированной колбасой, рыбные консервы, мешочки с фасолью, горохом и разными крупами. Под конец Фрося развернула шикарное пальто из букле с чернобуркой, а к нему шапку из лисьего меха. Она стояла посередине комнаты обряжённая в пальто, шапку, ботиночки, гладила и гладила дрожащими пальцами дорогой материал и ласковый мех. Волны благодарности и любви набегали на израненную душу, сталкиваясь с порывами мыслей и вопросы жалили иголками: зачем, почему, за что?!.. Ведь это шикарное пальто он сам должен был накинуть ей на плечи…

Она так вошла в свои размышления, что сразу не заметила и не услышала, стоящего напротив Андрейку, который держал в руках раскрытую, средних размеров кожаную сумку. В ней лежал завёрнутый в плотную бумагу довольно большой и тяжёлый пакет, а наверху конверт, на котором крупными буквами было написано: для Фроси, лично.

Загрузка...