Глава 12
Все промышленные города на одно лицо. То есть, скорее, на одну изрытую канализацией квазиморду, отрыгивающую в атмосферу тонны тяжелой депрессии и клубы ядовитого перегара градообразующего предприятия. Здесь пустые глазницы заброшенных строек таращатся в окна рабам голубых экранов. С них по всем федеральным кнопкам рабочему классу рассказывают, что жизнь в Отечестве могла быть гораздо хуже, если бы не ядерное оружие и селебрити.
Двенадцать айфонов минуло, спейс-Х бороздит космос, а эта панельная коробка, как множество ей подобных - ячейка культурного и всех остальных обнищаний общества. Эпицентр тотальной безнадеги, которая расползалась по потолку трещинами, размножалась ржавчиной и новыми формами существования плесени под психоделическими узорами настенных ковров. Кто бы здесь не жил, а хозяином этой халупы никогда не являлся. И не потому, что она съемная. Здесь всецело правили воинствующие племена тараканов и любой постоялец был не больше, чем чужаком, невольным наблюдателем их междоусобиц.
О том, что когда-то это место населяли существа разумные, говорили пыльные связки книг, образующие в углу комнаты свалку. Раньше литература занимала своё законное место за стеклянными дверцами скособоченного временем шкафа. Теперь алтарь человеческой мысли отсвечивал мутными гранями стеклянной тары всех калибров: от микро-рюмочек до огромных пивных кружек. Читать здесь не любили до потери человеческого облика…
Кислый запах въелся в серые, тяжёлые от копоти занавески, скрывающие солнечный свет, трупы мух и комнатных растений на подоконниках. Глеб уже забыл этот запах. Забыл, как жил в таких районах. В таких квартирах. Халабуда на Промышленной-пять-двенадцать была похожа на одно из временных пристанищ графИна на заре его финансовой независимости. Тогда он и этим условиям был несказанно рад. А сейчас представить не мог, как можно жить в этой вони.
Здесь время остановилось и благополучно протухло лет двадцать назад. То есть, можно сказать, в прошлом веке ещё. Глеб в то время уже переехал в центр и старательно избегал путей, которые могут привести обратно на такую вот «промышленную».
Это было единственное место на данный момент, где он не мог представить себе голую Новодворскую. Ну-ни-как. А так, где он ее только… не представлял. Даже там, где никогда ни одну знакомую женщину не видел.
Но, как оказалось, она тут и не жила последние десять лет. Сразу после школы сбежала в столицу барахтаться против течения. Редко кто отважился бы на такой трюк без страховки в столь юном возрасте. А эта рискнула. И не только не пошла по пути наименьшего сопротивления, предложив себя столичным скупщикам лохматого золота, а умудрилась сохранить неприкосновенность в особо лакомых своих местах.
Ребята из СОБа выяснили про объект все, что можно было без привлечения к делу ментов. Отличница, победительница Олимпиад. Спортсменка. Сирота. Наверное, всю жизнь доказывала бабушке и всем остальным, что она «всё сама». С зубами девка, но вполне безобидная, если не принимать ее опусы всерьёз. И с характером. Выцарапала у какого-то мажора стипендию МГУ. А потом занялась собственным именем. Обидно, понимаешь, когда ты заложник чужой личности. В желании перебить славу знаменитой тёзки девчонка делилась в сети своим мнением по любому поводу и однажды громко накаркала себе билет на поезд до клоаки предков. А тут ее уже перехватили органы, у которых такие генераторы общественного мнения на особом учёте. Быстро завербовали, даже чемоданы распаковать не успела.
Лучше бы она сиськами делилась в сети. Зачем бабам с таким телом мозги? Ее бы к Мурке на недельку, она бы из этого кремня такую параибу сделала...
А Глеб бы вложился в огранку. Персонально. В прямом и переносном.
Избавиться от наваждения, возникшего не вовремя и невпопад не помогли даже декорации клоповника. Попытка приделать миражу Кристинино лицо тоже провалилась. Помешать мыслям о девчонке утвердиться ниже пояса удалось только Шалтаю. Аккуратно, чтобы не испачкать свой Бриони, он переступил через порог квартиры Новодворской и притормозил в прихожей. Дальше проходить брезговал, да и жертвовать новой парой от Амадео Тестони толстый не хотел.
- Глеб, я же тебе говорил, пацаны ее еще вчера всю перевернули. Чисто.
Салтаев крякнул, насмешливо обводя взглядом пространство внутри которого определение «чисто» звучало, как издёвка.
- А я в чемоданах книги нашёл…
- Это ж тетрадки какие-то облезлые?
Тетрадки. Да, для Шалтая, наверное, тетрадки. Для девчонки - счёт в банке, подушка безопасности, единственная ценность. Для коллекционера - два тома редкого издания сборника сочинений Есенина, напечатанного самим поэтом в тандеме с молодыми издателями, которые ровно сто лет назад называли себя «Имажинистами». И у Глеба в коллекционной библиотеке была вторая часть трёхтомника. Найти все части - все равно, что сорвать джекпот. Стартовая цена на полное собрание возрастает в четыре, а то и пять раз. Но и владеть сразу двумя - уже круто. Девчонка правильно сделала, что не спрятала «тетради» тщательнее. Никто не заподозрил в облезлых брошюрках столичную жилплощадь.
- Че с ними делать? - Шалтай кивнул на выпотрошенные чемоданы, которые девчонка даже не открывала, как приехала.
- Все, как было, сделай. И пришли сюда бригаду.
- Какую бригаду?
- Саши Белого! - усмехнулся Глеб, - Сеня, ремонтно-строительную. Пусть здесь это стойбище снесут, желательно напалмом, и новую нормальную хату построят. Недели… - он запнулся. Впервые за много лет задумался о мере пресечения. По УПК он может задерживать ее на срок, не превышающий два месяца. С другой стороны, у него нет столько времени. И с любой стороны, он ничем и никем не ограничен. Держать ее у себя может сколько того требует операция по пенетрации, никакой УПК ему не кодекс. - Недели две, максимум три даю.
Шалтай раздраженно засопел. Он всегда так делал, когда решение лидера шло, по его мнению, вразрез с логикой. Салтаев и так был чрезвычайно разочарован тем, что Глеб затягивал очную ставку девчонки с заказчиками и непосредственно саму репрессию. Он уже намекал, что конкретно эта новодворская блажь сиятельству не по масти и сейчас это пыхтение предвещало какой-то едкий комментарий.
- Граф, а ты далеко поплыл? - поинтересовался он. - Когда вернёшься?
Оборачиваясь, Глеб успел заметить как Шалтай промокнул платком заблестевшую лысину. «Да, брат, в аду кондиционеров не бывает».
- Салтаев, ты кем в детстве мечтал стать?
Сенчо утопил голову в покатых плечах отчего ещё больше стал похож на огромное яйцо в дорогом костюме.
- Гангстером, - изрёк он.
- Молодец, - похвалил Глеб, - чего хотел - достиг. А я мечтал стать пиратом. Дай поплавать, не мешай моей мечте сбываться.
До конца понедельника он ощущал себя атомным ледоколом, а хотелось фрегатом парить над карибскими волнами, парусами ловить тёплый бриз или сирокко. Надо было, рассекая лёд подозрений, держать форму. Ни вслух, ни молча не выдать того, что Граф уже в курсе назревающей смуты и уже принимает меры. Поэтому, Мишины финансовые кривые пришлось отложить до завтра. Они все изображали кардиограмму Рудика, от которой болтало, как в пятибалльный шторм.
Самого Базанова Глеб отправил в отпуск. Следом за Кристиной. Это был один из способов избавиться от приевшейся зазнобы. Схема следующая: Граф организовывал пассии викэнд на каких-нибудь экзотических островах, а Рудольфа отправлял в качестве искусителя, под предлогом обеспечения безопасности «его пленительной звезды». И все. И волки целы, и овцы сыты. И все задокументировано. Базанову нравилась такая непыльная работа. На самом деле, это было единственное дело, которое Рудик способен был выполнять качественно.
Вечером, в спортзале «графства» Глеб представлял боксёрскую грушу набитой проблемами и размеренно вымещал на неё своё раздражение, гнев и нереализованную сексуальную энергию. А потом, между подходами обернулся и увидел гостью свою. На пороге.
Стояла румяная и мялась, как девочка…