Глава 45
Попал по всем фронтам, да не просто в замес, коих в его жизни было не мало, а в какое-то сумасшедшее «Бульварное чтиво». Чем не название для ее книги? Жил себе герой, занимался серьёзными делами, отдыхал, как ему нравилось - мог позволить всякое. И тут - на тебе! Идёт! Сиськи, ноги... Эммануэль, блять! А потом глаза эти ее и губы. И все остальное… Герой поплыл, согласно жанру, потерял бдительность, стал уязвимым перед заразой. Героиня, ясное дело, та, которая сразу западает в память и куда-то глубже, ниже, в такие тёмные уголки души, в какие он сам никогда не заглядывал. Поэтому брать наскоком такую нельзя - преступление. Вот он ее и мучил, дрючил, выворачивал из неё женщину, которую и убить хочется и жалко. Хочется въебать по губам, но целуешь! Придушить хочется, но не до конца…
Такая вот криминальная драма с элементами эротики, литература для домохозяек. Бандитский Петербург на минималках с розовыми соплями. Ванильно-пафосный роман, от которого устал и сам автор, и персонажи. И закончится всё непонятно чем и как, потому, что автор - баба и сюжет может унести куда угодно ее гормональными волнами…
Именно так он думал, вминая в пепельницу фильтр только что выкуренной сигареты. Надо завязывать… с вредными привычками.
«Как так случилось, Глеб?» - стрекотал в голове ее шепот.
Как? Это ты себя спроси! Как тебя, такую хорошую, умную, угораздило попасть Графу на глаза? Разве мама не рассказывала тебе сказки про чудовищ и невинных красавиц? Не предупреждала, что это никакие не сказки?
А да… Из биографии этой Новодворской он помнил, что ее воспитывала бабка. А та, наверное, голову внучки газетами набивала, исключительно для придания формы. Иначе, как объяснить ее появление в «контракте»? Пришла, отчаянная, репортаж снимать, где мозги были? Теперь лежит рядом голая и предъявляет ему: как так вышло, блять?! А не будешь мягким местом думать!
Он прикидывал, как начать, и к последней затяжке решил, что всю правду девчонка не вывезет. Придётся валить все на Базанова…
- Ты на себя много не бери, - сказал он, когда пауза уже ощутимо давила на уши. - Это была провокация. Грязная и нелепая. Надо было убрать лишнее звено и отвести тем самым подозрения от личности главного кукловода. Ребята торопились очень. Поэтому, подсунули мне тебя. Угадали мои вкусы, но по сути просчитались.
Глеб замолчал, вовремя обрезал фразу, чтобы не снабдить Новодворскую лишними знаниями. Не стал уточнять, что под просчетом понимает возникшую у Графа к ней… привязанность на грани с одержимостью. Тягу такой силы, когда, сука, думать ни о чем больше не можешь и постоянно хочешь, хочешь, ещё и ещё.
- А Руд… - он продолжил. - Я его не оправдываю, но ты не знаешь, как ломает психику голодное детдомовское детство, зона и большие, очень большие бабки, Лера.
- Но тебе ведь не сломали, - возразила она несмело.
Замечание прозвучало странно, будто она признавалась ему в чем-то. В каком-то особом своём отношении к Глебу. Как к мужчине. Она типа, выделила его, что ли?
Глеб, ты тонешь, очнись!
- И мне кое-что сломали, Лера, - выдавил он и понял, что шмалит вторую сигарету подряд. - Я не могу позволить себе некоторых вещей. Семью, детей. Или нормальных отношений с одной женщиной. Для меня это единственная недоступная роскошь. Любая привязанность легко может обернуться против меня же. Поэтому, деньги - это всё, что у меня есть. А я в том возрасте, когда больше начинаешь ценить время, которое на них уходит. Мало его у меня. Чуть-чуть бы ты пораньше появилась, или вообще бы не появлялась…
Вразрез оброненной фразе, он сгрёб девчонку в охапку, вжался губами в ее тёплый лоб. Лера робко скользнула прохладной ладошкой по его спине под лопаткой и выдохнула ему в плечо:
- Лучше бы ты меня убил тогда…
- Да, - согласился Глеб. - Или ты меня. У тебя был шанс. Кстати, боевая пушка у меня в столе - работа этого черта.
Последнее слово он произнёс с ударением на «а», как принято было у людей, знакомых с тюремной иерархией. Стиснул зубы. Да, «Руд, спасибо за труд» - Глеб вспомнил насмешку, которой Шалтай выражал своё отношение к выходкам Базанова.
- Я узнал это на следующее утро после… инцидента.
Он запнулся. Почему-то эпизод с подменой оружия до этого момента из общей картины не выбивался, хотя очевидно же: план - полное фуфло. Купчину до подписания бумаг и до тех пор пока Граф не отработает свою долю, валить его нет резона.
- Мне важно было понять, чья это инициатива… - заключил он и снова задумался.
Вот твой косяк, Глеб. Тебя по-шакальи предали. Перетасовали втёмную и костюм уже сшили. Никому из троих на хуй не обломился этот фонд. Им надоело быть свитой, каждый из троицы решил стать самостоятельной единицей с восемью нулями в евро. В таком случае… в чьи руки, предназначалась пушка? И с какой целью, все-таки, склеили для Глеба эту девочку?
- Чем же ты его так расстроил? - этот вопрос чуть встряхнул, заставил вернуться от размышлений к диалогу.
- Не дал вывести из активов его долю. Потом… отказался делиться.
Снова замолчали. Усталость затягивала. Глеб даже успел провалиться в ее чёрный колодец, пока Новодворская набиралась смелости перейти к самому главному и болезненному:
- Скажи честно… это я… - Лера захлебнулась, потому что в этот момент Глеб вынырнул из морока и сильнее прижал ее к себе. - Это я его или ты?
Глеб усмехнулся. Девочка надеется выйти из этой ситуации хотя бы с чистой совестью, ждёт, что он скажет именно то, во что она хочет верить. Без проблем. Графу в этом деле опыта не занимать. Он умел расставаться с женщинами так, чтобы они не чувствовали себя обиженными или виноватыми. Лети, голубка, а Глебу и так нормально. Подумаешь, пятном больше, пятном меньше - ни на общий профиль его преступных деяний, ни на их вес это уже не повлияет.
- Руд ещё дышал, когда я его оторвал от тебя.
Он произнёс это так, чтобы у неё больше не было повода для угрызений. Лера облегченно выдохнула тут же небрежно выдала то, что волновало ее гораздо больше внутреннего состояния раздрая:
- Что теперь будет…
Она оборвала фразу. Упрямая, не сдаётся, но чем больше старается контролировать себя, тем больше правды выдаёт.
- Со мной или с тобой?
- Со мной. С-с тобой… - голос ее дрогнул, подтверждая догадку. Уткнувшись носом в его грудь, хлюпнула им и сглотнула. Ревет, что ли, дура?
На что надеялась, журналистка? На хэппи-энд? Идиотка наивная! Думала не зацепит? Может и не зацепит сильно… но совершенно точно пройдёт по касательной. Он, конечно, сделал все возможное, однако, нет никаких гарантий.
- Ты вернёшься в свою Москву, - пробубнил Глеб ей в макушку. - Я все уладил. Только ты должна обещать мне…
Пришлось чуть отстраниться, чтобы заглянуть в глаза девчонке. Наверное, всю жизнь подсознательно человек стремится к тому, что в итоге его и убивает. Эта Лерочка - как раз тот самый случай. Пагубное влечение, жгучая, безжалостная потребность друг в друге двух несхожих людей, которые одновременно ненавидят и… испытывают что-то ещё, такое же сильное, о чем лучше молчать.
- Не отсвечивай месяцев шесть-восемь, поняла? - многозначительно сказал Глеб. - А лучше год. Нигде. Особенно в медиа. Там у тебя бабла на счету… тебе надолго хватит ни в чем себе не отказывать. Я оставлю тебе экстренный номер, на всякий пожарный случай, если потребуется… не знаю, пицца в три часа ночи, например. И пиши про любовь, если буквы чешутся. А блог свой удали на хрен. Тебя там нет. Там ты не такая, какой я тебя знаю. И это…
Он вплел в ее волосы пальцы, слегка перебирая ими влажные локоны, втянул в корни лёгких их аромат, наматывая его на память вдох за вдохом. Глупо? Да. Но она-то всё равно об этом никогда не узнает.
- И замуж за первого встречного додика не выскакивай назло мне. Тебе роль кухарки в принципе не пойдёт. Не вижу тебя у плиты, если она не тектоническая.
Ну, последнее наставление, допустим, было лишним. Но именно за него она и зацепилась, заворчала ему в грудь:
- Ты меня плохо знаешь. Девиантное поведение - мой конёк. Обязательно так и поступлю. Выйду замуж. Но не за первого встречного додика, а за диссидента-анархиста. Будем жить в лесу отшельниками.
Типа сарказм, да? Смотри, как тебя пришпорило! А поздно, Валерия Ильинична! Приехали - конечная.
Скрипнув с досады зубами, взял тот же тон:
- Ну, нет, это не про тебя. Женой анархиста может быть только очень преданная и невзрачная баба. Ты же Новодворская, а не Крупская.
- В нашем роду никогда не было разводов, - она зевнула, обдав его кожу влажным тёплым дыханием. - Брак заключался один раз и на всю жизнь. Из этих уз можно было выйти только вперёд ногами.
- Так ты для брака себя берегла, - Глеб тоже зевнул. - А я вмешался. Извини.
Руки его против воли стискивали хрупкое тело девчонки. Надо было отпустить, но близость ее дурманила, замедляла мысли. Соблазн отдаться течению был велик. Ровное сопение укачивало, утягивало на тёплое, вязкое дно отрешения. Спать хотелось вопреки всем доводам и стратегиям, и желание это с каждой секундой становилось сильнее.
- Графин, подъем! - громыхнуло в башке чьим-то голосом.
Глеб вздрогнув, проморгался. Лера так же лежала рядом, уткнувшись в его грудь, прикрыв глаза.
- Согрелся я с тобой, Лера… - сказал он шепотом, вжался губами в ее висок. - Только думал, времени у меня будет больше. Мне не хватило, если честно.
Она молчала. Спала, наверное, тихо, мирно, как спят на воле люди без груза или беззаботные дети. Последний раз коснулся ее губ, с которых больше не сорвётся ни стона, ни хрипа в его честь. Лера подняла брови, следом разлепила веки в подтёках туши. Ей шли следы недавнего разврата. И хорошо, что она себя не видела, а то первым делом побежала бы смывать всю эту прелесть. Красивая… с пряным запахом секса. Его девочка, его женщина…
- Только не строй из себя Новодворскую. Я знаю, что тебе тоже со мной было хорошо…