Глава 35
На путь от логова до графства ушло почти пять безмолвных часов. Тишина грузила по мере приближения к перекрестку, за которым заканчивалась вотчина Уточкина и время, отведённое на взрослый диалог.
Не получалось. Не получалось собрать в башке более или менее стройную фразу, чтобы хотя бы начать. О чем говорить? Он не привык разговаривать с женщинами не на постельные темы. Раньше, чтобы объяснить бабе, что он от неё хочет, можно было обойтись двумя-тремя короткими, прямыми указаниями. В том числе: не ебать мозг, сосать, когда его сиятельство захочет, не возражать и не требовать. Все ясно, как день и барышни живо въезжали, что все эти нехитрые условия хорошо компенсируются материально.
А сейчас будто язык закостенел. Что он ей предложит? Мальдивы? Шубу? Цацки? Высший свет? Глеб, ты дебил? Нет, не так: ты дебил, Глеб!
Она в Москву свою хочет. Строчить свои буквы, сидя в какой-нибудь норе околомкадного муравейника. Наверняка ведь накарябает роман! Чтобы однажды Глеб узнал себя в циничном чудовище, а ее - в красавице, которой он испортил жизнь и она стала писательницей!
Если она уедет, он ее больше не увидит. Просто потому что… если он позволит ей уехать, это будет равносильно признанию поражения. А поражаться он не любил. Соответсвенно, бегать по белокаменной, как шпана беспризорная, он не станет. И силком держать он ее не сможет из принципа и мужского самолюбия. Граф ещё никого не уговаривал купаться в роскоши по-сибирски. И эта мадам не из числа тех, кто ждёт его коммерческих предложений.
Что остаётся? Забить или зайти сразу с козырей? «Я подарю тебе Москву за семь ночей!» Или для начала попробовать выбросить карту помельче? «Проси чего хочешь, только не Москву!».
Всё это выматывало похлеще трипа по таёжному бездорожью, помноженному на ощущение полной потери управления и ориентации в пространстве. И когда за последней лесополосой промелькнули башенки усадьбы с символическим названием «Санта-Барбара», Глеб сильнее втопил педаль скорости, чтобы не дать себе свернуть с дороги, ведущей к графству.
Так в абсолютной тишине и вкатились в ворота фасадного двора резиденции. Надежды на возвращение без встречающих не оправдались. Охранник на КПП развёл руками в унисон шлагбауму. Пацан не виноват, что Глеб когда-то дал право своим янычарам приезжать в графство в любое время дня и ночи, а забрать - теперь уже учредительные документы не велят.
Вся троица была в сборе. Миша, как всегда, на телефоне и дымил. Руд пинал воображаемый хуй по брусчатке, Шалтай скупо раскачивался в своих итальянских калошах и грыз зубочистку. У всех троих вытянулись рожи, потому что въехал хозяин на Тундре, которую взял у Уточкина, а она, понятное дело, никакими шпионскими штучками не обогащена. Копилка, не отнимая телефона от уха, проводил Глеба взглядом от водительской двери до пассажирской. Буркнув что-то в трубку, быстро убрал телефон в карман пиджака от Армани, который висел на его тощих плечах, как мешок, прибитый к ним гвоздями.
- Я сама! - подала голос девчонка и попыталась избежать помощи, за что получила по заднице и чуть не потеряла сапоги.
- Как? - бросил он пацанам, проигнорировав возмущенное сопение благополучно спущенной на землю Новодворской. Этот вопрос когда-то звучал иначе, но за несколько десятков лет тесного общения усох до наречия, выражающего заинтересованность делами братвы и области в целом.
- То трио, то соло, то романс, то рок-н-ролл, - прогундосил Руд и мутно уставился на Леру.
«Втертый!» - догадался Глеб. В подбрюшье свернулся противный холодный ком, цензурно называемый тревогой. Если Базанов на веществах, значит он на большой измене. Для контуженного Руда перманентный нервяк - естественное состояние организма, поэтому, для такой грубой анестезии нужна действительно веская причина.
- Главное, чтобы не реквием, - ответил Глеб, челюстями сдерживая раздражение, и схватил за запястье девчонку, которая начала отступление к дому. - Стоять!
Она перестала озираться. Выдохнув, принялась кусать губу и рассматривать носки сапог. Ей явно неуютно было под оценивающими взглядами. Понимала же, что ее опухшие губы и синяки на шее и ключицах не вызывают вопросов у пацанов. А только сальный блеск в глазах Базанова, зависть пополам с осуждением у Шалтая и презрительное молчание Копилки. Надо было отпустить ее в дом. Но Глеб испытал до селе неизведанное. Будто самцовый гормон в нем вырос и распустился колючим чертополохом.
«Да, это я ебу эту суку! Я! И поэтому ваше мнение тоже вертел!» - проговорил он взглядом.
Но вслух сказал, обращаясь к охраннику с КПП:
- Приведи мне Чубайса.
Тот вытянулся браво, кивнул, убежал к вольерам и вскоре вернулся с рыжим питбулем. Четыре года пацану. Красавец! Премиальный убийца. Если лично не знаком с человеком через своего Хозяина - порвёт глотку, только прикажи.
Мужики расступились. Они хоть и из первого круга приближенных Графа, но всегда сторонились, мало ли чего. Руд вообще предпочитал незаметно рассеиваться в пространстве при появлении рыжего монстра.
Холоп с кинологическим образованием. Чуб его слушался, но с едва заметным презрением во взгляде, какое тлеет у рядового солдата к прапору. И только в Глебе пёс признавал лидера, уважал и служил.
- Сидеть, Чубайс, - сказал он, сильнее сжав запястье притихшей девчонки.
Собака покорно плюхнулась задом на брусчатку и беспокойно потоптала плитку передними лапами.
- Хороший мальчик, - Глеб потрепал пса за купированными ушами, потеребил, постучал по-свойски по мощной холке. Чуб чавкнул и вывалил язык. Заулыбался.
Осторожно потянув Леру за руку, встретил сопротивление. Обернулся. Она помотала головой и что-то промычала, мгновенно делаясь бледной. А потом вытаращилась и начала выкручивать своё запястье из его хвата. Чуб замер, хлопнул пастью и насупился, принюхиваясь и ухая.
- Прекрати возиться, если не хочешь остаться без руки, - спокойно, тоном ниже нуля по Цельсию произнёс Граф. - Никаких резких движений и громких звуков.
Она окоченела. Кое-как пролепетала бледными губами:
- Я боюсь собак, Гл… - сглотнула громко и выдохнула, будто через силу. - Глеб…
- Ну, ничего, меня тоже боялась раньше.
Ее судорожный вздох потонул в кашле, которым Шалтай надеялся напомнить Глебу, что пацаны собрались по важному делу, а не сопли с сахаром жевать.
- Руд, ты самый спортивный сегодня, метнись к охране, скажи, чтоб разгружали, - сегодня, видимо была очередь Салтаева командовать. Привычка эта осталась с интерната - быть корифеем по жребию или играть в карты за место смотрящего. Руд сплюнул на газон и пошаркал подошвами казаков к служебному зданию при КПП. Несколько раз обернулся нервно и ещё раз сплюнул. Новости, судя по всему, Глеба ждут великолепные...
- Он не трогает тех, кто пахнет мной и кто его кормит, - объяснил Глеб, глядя в спину удаляющемуся Базанову. Потом перевёл взгляд на пересохшие бледно-розовые губы девчонки и вытянул ее руку в своей, разрешая Чубайсу познакомиться. - Остальные для него объекты. Валит на землю, прикусывает зубами горло и ждёт моей команды. Нет команды - нет объекта.
- Прекрасно… - просипела Новодворская, - теперь я боюсь собак не так, как пять минут назад, а ещё больше.
Чуб вытянул мускулистую шею, звякнув цепью, начал шумно обнюхивать Новодворскую, поднимая нос от знакомых сапог, из которых торчали незнакомые ноги, до того места, которое сильнее всего пахло его хозяином.
Девчонка перестала дышать, вжала голову в плечи и зажмурилась. Всё это с точностью до оттенка губ на обескровленном лице Глеб уже видел в самое их первое утро, когда она пыталась утонуть затылком в подушке. Он ещё тогда подумал: хорошо играет девчонка, натурально. А получается, что она и тогда не играла? И сейчас? Такой цвет лица не подделаешь. Тем более дважды.
Чубайс закончил собирать информацию об объекте, два раза чавкнул и, растянув лыбу от уха до уха, поднял морду на хозяина. Стальные стяжки подозрений лопнули. Чуб в людях ещё никогда не ошибался. В отличие от своего хозяина…
Глеб потянул Леру ближе к себе, объясняя почти на ухо:
- Сейчас ты пахнешь мной. Даже слишком. Он тебя ещё не принял. Но уже не тронет. - О том, что Чуб одобрительно щерился на самку хозяина, Глеб тактично промолчал.
- Вот спасибо, сиятельство, вы меня прямо балуете доверием, - Лера потянула локоть на себя. Поняла, что основной этап идентификации завершён и резко осмелела: - Такими темпами Виолетта решит, что я претендую на ее место и часть твоего состояния.
Разжал кое-как пальцы. Девчонка неуклюже хлябнула сапогами назад, потирая запястье.
Вот зачем! Вот зачем, тебе, Глеб, эта язва? Отработка ударов по самолюбию? Какого хрена ты это терпишь, неужели мало?
Мало, мало…
Жадно втянул воздух ноздрями. Велел увести собаку. Потрепал напоследок, угостил, похвалил за службу и отпустил ошейник. Затем повернул голову и почти не глядя на ведьму, уведомил:
- Буду ждать после восьми вечера у себя в кабинете, Лера. Иди в дом.
Сделав ещё один нетвердый шаг, Лера замерла. Махнула головой, перекидывая волосы на левое плечо и прежде, чем развернуться в сторону стеклянных дверей особняка, скинула сапоги со всей ненавистью и презрением к их владельцу.
Глеб смотрел, как она семенит в одних носках по тротуарной плитке и скрипел зубами. Он поставил сегодняшнюю ночь на то, что она обернётся.
Проиграл…