Графъ

Глава 2

Глава 2

«Графин, графин! ГрафИн!» - этот визг будет стоять у него в ушах до конца его дней. И не нужно заниматься дайвингом в психологию, чтобы измерить глубину детской травмы. Просто в интернате, где он вырос, без погонялова, никак. Нет его - нет тебя. А это, считай - всё: по жизни ты никто, если изначально отстаивать нечего. Имя - как честь. Фамилия - как фундамент личности, кто бы что ни говорил. Кличка определяет твою позицию в отношениях с окружающим миром. Либо ты его. Либо он тебя.

Вроде и прозвище прицепилось к нему не самое обидное. Ну, подумаешь, графИн. Вот у него друг - Миша-Копилка. И звали его так с детства за шрам на макушке, вокруг которого отказались расти волосы. А тут всего лишь графин.

Да, но когда у тебя такая звучная фамилия, как ГрАфин, кроме которой гордиться больше нечем, это становится унижающим достоинство обзывательством, а не кличкой. Сначала безударное неуважение по отношению к благородной «А» раздражало, как крошки в постели. Неприятно, но жить можно, если научиться не замечать. Но, видимо, голодные девяностые совпали с буйством половых гормонов и эта фонетическая провокация превратилась в причину почти всех конфликтов Глеба с окружающим его миром и могла стоить кому-то выбитой челюсти или сломанного носа. ГрАфин настаивал! Нет, он требовал! Чтобы фамилия его звучала так, как ей положено по происхождению. За что и схлопотал первую свою «хулиганку».

В кровь сбитые кулаки и вечно поджатые ягодицы. Голодные спазмы и «карцер» - так в интернате называли кладовку с половыми тряпками и хлоркой, в которую изолировались особо одаренные воспитанники на сутки.

Потом была «малолетка». В пятнадцать, с такой же беспризорной интернатской шпаной ГрафИн убегал стричь кошельки в автобусах. На том и реальный срок заработал. Исправительное учреждение мало чем отличалось от образовательного по условиям содержания. Решетки на окнах и там и там, кормят одинаково несъедобно. Посидев тогда с несовершеннолетними отщепенцами общества на тухлой перловке почти два года, Глеб поставил перед собой цель отсечь все лишнее и стать Графом. Доказать себе и всем остальным, что для этого вовсе необязательно быть дворянином по праву рождения.

Долгими часами в кромешных «карцерах» он постоянно видел перед распахнутыми в темноту глазами проем двери. На фоне ночного ненастья, охваченного яркими охапками молний силуэт - высокий, крупный мужик в плаще и цилиндре, как у нарисованного Пушкина в учебнике по литературе. И сквозь гром до него доносилось твёрдое, уверенное:

- Граф. Просто Граф, господа.

И всё замирало. И сам Глеб перед этой галлюцинацией - тоже. Но тогда, вместе с видениями, пришла к нему уверенность, что вот он так же будет входить в любые двери.

Все успешные делятся на два типа. Одни с нуля организовывают дело, которое потом их кормит красной и чёрной икрой. Другие - предпочитают покупать уже сколоченный кем-то прибыльный бизнес и развивать. Глеб был из тех, кто на вопрос «что появилось раньше: деньги или кошелёк», знал точный ответ - деньги. Без них зачем его носить в кармане кашемирового пальто? Графин сыграл в рулетку со 158 статьей УКРФ поздней осенью девяносто шестого, когда устал и замёрз мыкаться по рыночным притонам и удачно ущипнул зелени. С украденным вошёл в покерный банк и у барыги одного выиграл газетный киоск. А по тем временам это была золотая жила.

Общественно-политический строй в государстве сменился - отличный повод для беспредела во всех сферах. Информационный занавес рухнул СпидИнфо другие СМИ того времени и формата разлетались, как горячие пирожки. Пирожки эти были с душком сильным, но пипл хавал продукт пропаганды западных ценностей. И чем активнее он хавал, тем регулярнее Глеб питался пищей плотской. Жил первое время там же - в киоске. Через пару месяцев снял комнату у деда-инвалида, потом однушку в самом вонючем районе прямо под заводскими трубами.

А он хотел в палаты каменны.

Завёл знакомства с местными барыгами. Начал в газетном киоске приторговывать всяким, хлынувшим из-за границы ширпотребом. Киоск начал называться коммерческим. Но свои знали, что это пункт обмена валюты. В основном, между рекетом и его клиентами.

Вскоре Глеб выступал уже в качестве арбитра в спорах между двумя конфликтующими сторонами. Двадцатилетний пацан разруливал саблезубых базарских с хладнокровными братками, вооруженными пистолетами. А все потому, что чтение было единственным доступным в детстве развлечением в редких перерывах между карцером и драками. К нему прислушивались, потому что он знал, что и когда сказать, чтобы и спор разрешился без крови и с выгодой для Глеба, естественно.

«Комки» росли, как на пестицидах. Глеб переехал в трешку в центре, с евроремонтом. Стали, вдруг, доступными женщины. А потом и первая блестящая иномарка. Весть о борзом молодце дошла до местного авторитета - хозяина центрального рынка, на чьей территории Графин развернул свою муниципальную деятельность.

Криминальный градоначальник по кличке Барон официального главу города снисходительно называл «старшим по подъезду». Собирал дань со всех коммерческих объектов и выдавал разрешения на торговлю. Он же контролировал и вёл учёт прироста бандитской популяции. Глеба мог убрать одним взглядом. Однако, не стал. Вместо этого настоятельно рекомендовал никогда не размножаться и сделал Глеба своим «крестником». Барон собрался в Израиль на операцию на сердце и искал себе преемника, молодого, дерзкого, с амбициями.

Нашёл.

От его имени Глеб запретил грабить на улицах. Воровать можно, говорит, это святое. А грабить - нет. Также новая власть распорядилась не убивать без его дозволения. На деле, если какого барыгу всё-таки валили, зам. Барона расстраивался, но прощал. Он был молод и горяч. Но справедливый. Без его одобрения скоро нельзя было сарай построить. Зато с одобрением - хоть небоскрёб возводи, и плевать на строительную инспекцию и генплан. Даже разбор дорожных происшествий производила его братва.

Барон пропал бесследно где-то на святой земле.

Глеб уже думал, что все чёрные полосы, выделенные ему для жизненной зебры пройдены ещё в детстве и юности. Но действующая на тот момент официальная администрация не согласна была с некоторыми порядками нового органа управления. Недовольны новым руководством были и старые приятели Барона. Дольщики заволновались.

Пришлось в кратчайшие сроки организовать свою армию. Граф привлёк старых кентов по интернату и три десятка бойцов из числа наёмников частных военных компаний. Завербованный полкан МВД предоставил несколько отборных оперативников для простой и приятной работы - посещать клубы, питаться в хороших ресторанах, дружить с интересными людьми и внимательно слушать и запоминать.

В течение следующих пары лет на подконтрольные Глебу сферы напали около сотни бандитов и кучка слишком зубастых и ушлых юристов. Всех их, к сожалению, постигла печальная участь. Выстрелом в голову был убит один судья. В министерстве юстиции назвали дело подозрительным, требовали разобраться и наказать. Но кто именно требовал и кого конкретно нужно наказать - выяснить не удалось.

Вскоре в трёшке Глеба случился взрыв. Газовый баллон воспламенился, рванул и разлетелся. Части баллона, удивительно похожие на осколки гранаты, чудом никого не задели. Но пожар спалил все документы, удостоверяющие личность хозяина нехорошей квартиры. А потом странным образом пострадали архивы интерната и исправительной колонии для несовершеннолетних.

Так Графин стал Графом официально.

Следующее десятилетие выдалось относительно спокойным. Городская власть смирилась, что она никакая не власть. Начала приглашать Графа участвовать в государственных проектах, фондах, тендерах. Сулила бонусы. Отличный шанс легализоваться и баллотироваться в депутаты. Тогда как раз в политику полезли все, кому не лень и не жалко вложить в общак пару ярдов. Глеб научился вежливо отказывать, но понимал, что рано или поздно придётся присоединиться. Такой закон.

А пока…

Около двадцати лет Глеб носил благородно-сокращённую фамилию, как орден. Горожане, наслышанные о нем, были убеждены в том, что это заслуженное и подтверждённое делами звание. Знакомые люди с мандатами пребывали в искренней уверенности, что этим дворянским титулом обозначается репутация криминального авторитета. Копилка, Шалтай и Рудимент активно поддерживали любые версии.

- Карета подана, вашсиятельство. Мэрия ждёт, - в проёме двери возникла яйцеобразная лысина Шалтая. Он растянул рот в ширину, изображая улыбку, и показал на часы.

- Подождёт, - отмахнулся Граф, отбрасывая трубочкой свернутый «Сибирский Вестник» на стол.

Мэрией называлась сходка уважаемых людей, объединённых общими деловыми интересами, которая без «сиятельства» никак не начнётся. Граф Поднялся с кресла. Оглядел безупречно начищенные туфли, педантично поправил закатанные до локтей манжеты шёлковой рубашки. Его любимой, в «перо павлина». Тряхнул золотыми котлами. Хрустнул мощной шеей и вышел из кабинета.