Графъ

Глава 43

Глава 43

Будто сплющенный в чугунный куб, Глеб продвигался по коридору. Казалось, каждый шаг нуждался в дополнительном титаническом усилии, как если бы он толкал этот куб в гору. По скорости смены кадров можно было делать выводы, что получалось у него это довольно энергично. Но, видимо, резкий выброс адреналина, включив резервные механизмы безусловных рефлексов, частично нейтрализовал сознание. Происходящее представлялось ему странным кошмаром, какие приходят во сне в самое темное время перед рассветом и являются следствием неумеренного употребления крепких спиртных напитков. В таких снах нужная дверь всегда в самом конце коридора, а сам коридор - бесконечный мрак с полом из зыбучей субстанции. И неизвестно зачем он по нему бежит, если ничего не меняется, но он бежит, потому что иначе нельзя. Потому что это не сон, твою мать, а реальность, пусть и совершенно конченая!

Внешние звуки утонули в оглушающих залпах пульса, превратились в единый булькающий гул, сродни тому, что слышишь, когда оказываешься с головой в бурлящей воде. В этой воде он грёб пока не ввалился в единственную поддавшуюся дверь этого лабиринта, как загнанный, дезориентированный зверь в смертельную ловушку.

В первую секунду бездушная темнота комнаты показалась необитаемой, не стоящей того, чтобы задерживаться на пороге. Он уже рванул тело назад, как вдруг, его слегка встряхнуло, вынудив сконцентрироваться на ворвавшиеся в его затуманенное сознание новые данные. Комната вздрогнула, охнула внезапно, шевельнулась. Глеб зажмурился, для пущего эффекта надавил ладонями на сжатые веки. А когда снова вгляделся в смутные очертания интерьера, ничего нового для себя не увидел. Закрытое мероприятие предусматривает возможность уединения гостей чтобы разнюхаться или потрахаться. Это в порядке традиции, и чем уже круг, тем ближе между его членами складывается общение. На анализ данных ушла одна тысячная мгновения, вопреки ощущению, что прошла вечность с двумя остановками сердца по пути. Внутренности сваляло в тугой болезненно пульсирующий ком, распирающий рёбра изнутри. Кровь, закипая в жилах, ударила по глазам и в ее красных вспышках картинка окончательно проявилась. Агрессивную возню на тахте можно было бы принять за жесткую прелюдию - мало ли кто как развлекается в гостях. Возможно, он бы так и рассудил и при других обстоятельствах равнодушно прошёл мимо. Но в очередной вспышке мелькнула сначала голая женская стопа, затем сцена огласилась знакомым фальцетом, каким воет Базанов, получая по яйцам, и женским сдавленным криком, определённо точно - не наслаждения. Следующий удар сердца - резкий взмах руки, вооружённой чем-то острым. Мгла. Бешеный набат в висках. Ещё одна вспышка, один шаг. Даже, скорее - прыжок. Глухой стук, короткий хрип, треск ткани, всхлип…

Резко перехватило дыхание, одновременно в груди бабахнуло сердце и под кожей хлынул обжигающий кипяток, выступая на спине липкой испариной. Именно в этот момент он и выдал всеми порами кожи, каждой скрученной в жгут мышцей, перетянутыми струнами нервов то, что называется реакцией на стресс.

Тварь, которую Глеб оторвал от жертвы, обмякла сразу и уставилась стеклянными глазами в потолок. Руд со взбухшим правым виском уже не дышал, когда Глеб остервенело ломал ему пищевод. Все было кончено.

С трудом отцепив онемевшие пальцы с мертвенно-бледной шеи, несколько раз ритмично сжал воздух в кулаках. И прежде чем вспыхнувшие блики хрустальных люстр сделали место преступления цветным и роскошным, он успел забрать из Лериных рук туфлю, накинув на ее подрагивающие плечи свой пиджак. Беглого взгляда хватило, чтобы оценить экспозицию. Ситуация - хуже некуда несмотря на то, что вполне предсказуема. Как обычно, стоит только расслабиться, возомнить себя хозяином жизни, как судьба совершает резкий и очень болезненный манёвр, от которого все кости и внутренности съезжают вбок.

Можно было ожидать чего угодно от игроков, уверенных в своей родственной связи с богами. Хитрые и бесчеловечные существа устраивали благотворительные вечеринки, где по традиции убеждали друг друга в том, что они простодушные добряки, которым ничто человеческое не чуждо… а за кулисами, тем временем, разыгрывали партии в которых любой участник - либо партнёр, либо жертва. Хотя, по сути, разница между ними такая же, как между терпилой и лохом. Кто однажды позволил втянуть себя в эту игру, уже себе не принадлежит.

Его будто гладиатора бичами выгнали на арену. Этой провокацией, грязной и грубой, Глебу объясняли, что он больше ничем не управляет. Он ни в чем больше не может быть уверен. Даже в реальности происходящего. До того абсурдными виделись ему последние события, что постоянно приходилось прокручивать в раскалённом до бела сознании их последовательность, чтобы найти им любое более или менее логическое объяснение. Как, мать его, Руд оказался здесь, если он должен был в данный момент промывать себе очко в каком-нибудь Бюргенштоке? Кому в голову пришло использовать в этом водевиле Новодворскую? И кто был уверен в том, что всё это сработает?

Только этот кто-то не учел, что Новодворская треснет Руда по его тупой башке каблуком. Глеб душил уже мертвого. Теперь не особо богатым на творческое мышление официальным органам не трудно будет доказать, что это чистой воды самооборона, а его лондонские юрики развалят это хлипкое дело, как не хер делать. К тому же, никто, вероятно, не предполагал, что вышедшей из-под контроля ситуации будет угрожать широкая огласка.

Очевидно, что организаторы слегка просчитались. Они хотели по-тихому поймать его на мокром, надеть хомут и заставить бегать за подвешенной морковкой. Правда, не учли некоторых ключевых моментов. Во-первых: Глеб - не осел и не терпила, во вторых: Лера не жертва, а в-третьих: она - совсем другой случай. Зачем он душил Руда, зная, что он уже не дышит? Подобное контролировать невозможно. Тело в такие моменты разуму не подчиняется. Глеб просто не мог по-другому. Он хотел, он должен был… опередить ее, выдавить из Руда душу вместе с его гнилыми кишками. Сам!

А ещё Лера не должна знать, что он все-таки опоздал…

Труп увезли на рынок. Там в холодильных камерах подвала отдыхали его товарищи - Лерины «заказчики». Завтра Глеб решит, что с ними делать. Теперь это вообще - десятая задача.

Разговор с Губой у них, все-таки, состоялся, но довольно емкий и говорил, в основном, Глеб.

- Вам меня не взять, ручки слабые и влажные, - сказал он, закуривая у дверей служебного выхода из особняка. - И карта краплёная. А я вашу колоду, как облупленную знаю. Мне есть, чем крыть, Купчин. Помнишь события две тысячи пятого?

Губа не моргнул, но копченое на южном солнце усатое лицо посерело мгновенно и осунулось.

- Могу напомнить. Документально. - Глеб сделал шаг с крыльца. Со стороны аллеи к ним приближалась его телкИ. Он снизил голос на тон, слова начали выкатываться одно за другим, будто им тесно было во рту у Глеба: - И про все твои махинации, мертвые души и потемкинские деревни. И про твою любовь к несовершеннолетним девочкам с хуями и с кем ты гуляешь в Тае и Куршавеле. А в каких объемах и на какие суммы ты обдираешь бюджет трудящимся лучше не знать во избежание социального катаклизма… Лебединого озера по телевизору не обещаю, но ты довольно известная персона, поэтому дело будет громкое.

- Ты угрожаешь мне? - проскрежетал Купчин меняя серый цвет лица на лиловый. - Забыл, под кем ходишь?

- Информирую, - хмыкнул Глеб, разворачиваясь в знак того, что разговор закончен. Но остановился и добавил приглушённым дымом голосом: - Я в зоне выживу, а тебе конец… Довольствуйся тем, что урвал, откусывай дальше, но без меня. Это понятно?

Купчин скрипнул зубами и зло процедил сквозь усы Глебу вслед:

- Блефуешь, Граф. Ни хуя у тебя на меня нет! Советую тебе как следует подумать… сутки у тебя!

Глеб ничего не ответил, не останавливаясь, зашагал по аллее вперёд к машине, в которой оставил Леру.

Нет в жизни никакой логики. Едешь по прямой дороге, уверенный в ее нескончаемости, а тут пропасть - и пиздец! Он так долго планировал в неё, что успел не только успокоится, но и замерзнуть. Подобные шокирующие встряски врубали все системы превентивного удара на полную катушку, но опасно и неприятно обнажали уязвимые точки. Ему срочно нужно было снова почувствовать ее волнующую близость. Он устал думать тяжёлыми, тревожными мыслями человека, которому, по сути, нечего терять… Ему остро хотелось нырнуть в тепло ее рук, аромата волос, в неё… глубоко, в жаркую. И согреться, ни о чем не думая и не вспоминая.

- Давай на Сахарова, - бросил он водителю, забираясь в салон. - Испугалась?

Девчонка вздрогнула и поёжилась, кутаясь в его пиджак.

- Н-н… нет, - помотала она головой, хотя колотило ее знатно. Но разве ж она признаётся, что не просто напугана, а в натуральном шоке. - К-куда мы едем?

Это «мы» отозвалось как-то по-особенному, какой-то щемящей обречённостью, которая отражалась и в ее хрустальных от слез глазах.

- Ко мне на квартиру, - тихо сказал Глеб, заправляя прядь ее волос за ухо. - Переночуем там. Завтра я отвезу тебя… куда скажешь. Хоть на Мальдивы. Хоть в Москву. Сегодня ты со мной. Моя.

- Глеб, - она встрепенулась, будто что-то вспомнив, резко взмахнула ресницами, и встревожено нахмурилась.

- Лучше молчи сейчас! - прервал он. Но где там… разве она послушается?

- Я только хотела спросить… это я его? - одна сглотнула. - Я убила человека? Только правду скажи…

Сминая остатки расстояния между телами, притянул ее к себе, вжал, запустил пальцы в растрёпанные волосы, утонул в ее ауре… и пусть мир вокруг исчезнет, рассыплется на молекулы, сегодня он ничего не хочет слышать кроме ее стонов. Пусть это эгоистично и не гуманно после всего пережитого ею. Но он имеет на это право. В последний раз. Чтобы отпустить ее, наконец.

- Ты никого не убивала, - сказал он ей в макушку. - Тем более, человека, Лера. На сегодня все разговоры закончены. Ни слова больше!

Девчонка всхлипнула и несмело обняла его. Где-то над их головами грохнули первые залпы фейверка, заглушая гул в груди, вызванный ее робким, но честным выражением некой… благодарности? Или может быть, какого-то другого чувства. Такого большого, что разум его отрицает, как невозможное.

- Глеб, - упрямая девчонка не понимала с первого раза, - они хотят… тебя…

- Заткнись, твою мать, Лера! - он собрал в кулак ее волосы на затылке не дав ей произнести вслух то, что сам прекрасно знал. - Ни слова! Пока я не разрешу…

________________________________ извините, дорогие, приболемши задержала проду. Да и тяжелая она оказалась…