Графъ

Глава 18

Глава 18

- Потерпи, Глебушка, - тихо шмыгала носом мать, прикладывая к его голове какие-то вонючие лоскуты. - Потерпи, - и из глаз ее падали крупные, как фасолины, слёзы.

Голова эта, а вернее, круглая лиловая в кровавых подтёках шайба, покоилась на тощей подушке. Глебу казалось, что острые перья, пробивающиеся сквозь давно нестиранную наволочку, впиваются ему в мозг.

- Ох, горе-то какое, - причитала щуплая, простоволосая женщина и шлепала новую порцию примочек на лицо своему девятилетнему сыну. - Как же так…

Его били. Долго, жестоко, по-взрослому. Пацаны-подростки из спецшколы районного центра с особым наслаждением испытывали ногами детские ещё кости на прочность. За дело били, конечно - поймали на шулерстве, потребовали вернуть нечестный выигрыш, а он сказал, что отдал деньги матери, которая тут же освоила средства в винно-водочном, что было чистой правдой. Поэтому, стиснув свежие коренные зубы, он просто терпел, по возможности защищая их сбитыми локтями от чужих грязных башмаков.

- Это ты виноват! - бросила она жилистой, волосатой ноге, выпавшей из-за цветастой занавески, что отделяла любовное ложе от комнаты.

- А… - донеслось вместе с запахом перегара.

- Ты зачем научил парнишку этим своим штучкам?

- Сама ты штучка-дрючка, - закряхтел хозяин ноги, - а это наука! В жизни пригодится. А то что отбуцкали шкета, так то - опыт. Будет знать, где и с кем передергивать листы. Слышь, умник, - кровать скрипнула, к ноге прибавилась еще одна в синем дырявом носке. Над волосатыми конечностями обозначился силуэт в растянутой майке-алкоголичке и чёрных семейниках. Чиркнула спичка и Глеб сразу почувствовал едкий дым любимой козьей ножки дяди Васи, - ты когда в следующий раз катать решишь, давай лохам передых, отскакивай вовремя, больше одного раза за игру фокус не показывай, даже если прёт. Ну, а ежели запалили тебя - не ломайся и не сознавайся. Два раза не убьют, - сказал дядя и заклокотал мучительным мокрым кашлем.

Свет в комнате постепенно гас, раскаты дяди Васи таяли и отдалялись вместе с ним, комната постепенно заполнялась чёрной мглой, в которой Глеб оставался один на один со своей болью. Она душила, давила, резала и колола. И к утру отупев от мук, Глеб, решил взглянуть на мир в последний раз, перед тем, как взорвется на триллион микрографов.

В комнате, залитой ярким полуденным солнцем никого. Глеб осторожно, как из засады исследовал воспалёнными глазами помещение. Он узнал дорого обшарпанные стены его городской квартиры на Сахарова, над интерьером которой трудились какие-то столичные Дольче с Габаной. За полляма они убедили приблатненного сибирского бизнесмена, что «ампидастриал» - это новое модное направление в архитектуре. Поэтому кирпич, граффити фривольного толка, трубы вперемешку с колоннами, освещённые жилами неона и завитушками люстр сваровски - это не прикол, а последний писк дизайнерской мысли. Но получилось и правда - стильно, не обманули педики.

Глеб лежал посреди писка этой мысли. В своей кровати. Один. И одетый.

Вслед за этой относительно приятной новостью в голову начали поступать затерявшиеся в похмельных кошмарах воспоминания. Не такие древние, как те, что явились основой сновидений. А довольно свежие.

Он вспомнил, что минувшей ночью в Муркином клубе он тасовал одновременно три, а то и четыре дамы. Потом дошел с помощью виски почти до общего наркоза, на полуспущенных добрался до апартаментов, а дальше - провал… И только хер стоял караулом, будто и не ложился вовсе.

Швейцарский айболит предупреждал, что процедура вазэктомии может дать интересный побочный эффект некоторому проценту мужчин и Глеб, видимо, попал в ту самую десятку «счастливцев».

- Репродуктивная система, - объяснял профессор, - как бы пытается восполнить потери и посылает в мозг сигналы, побуждающие к половому акту в надежде на размножение…

Тогда Граф в этой информации ничего, кроме плюсов не видел, но немногим позже он заподозрил в пистоне с холостым зарядом не только источник необременительных удовольствий, но и орган обеспечения проблеми разной направленности.

Глеб пошарил вокруг себя, удостоверился, что никому ничего не должен, ощупал родное тело, придя к выводу, что все, как будто на месте, даже пуговицы и ремень. Сунул руку под голову и извлёк то, что назойливо впивалось в затылок - красное перо, длиной сантиметров двадцать на глаз. Нет, он и раньше часто обнаруживал неожиданные находки в этой постели: от чёрной, как ночь, мисс Замбия, до популярного в десятых женского музыкального трио полным составом. Но чтобы перо? Красное? Единственное, что могло связывать Глеба с экстравагантным оперением - Муркин «мулен руж». Но этой ночью никакого Кан-кана или лебединого озера в развлекательной программе не было.

К трём часам дня причины появления пера оставались единственным пробелом в памяти. Он даже вспомнил, что беспечно отпустил охрану у подъезда, хотя телкИ всегда поднимались с ним до квартиры, производили осмотр и тогда только Глеб входил. Он точно помнил, что никаких краснопёрых цыпочек с ним не было, когда он ввалился в свой ампи-матьего-дастриал. Звонок Мурке тоже ничего в отношении пера не прояснил. Потом обязанности учредителя крупного Сибирского торгового альянса, новости, звонки и рабочие вопросы постепенно вытеснили из логической цепочки чужеродное. Только, выходя из городской блат-хаты, реанимированный двумя чашками кофе с коньяком, свежий и во всем чистом, вдруг остановился. Сказал охране ждать в подъезде и вернулся в квартиру. Нашёл перо, сунул его в трубочкой свернутый журнал, чтобы не палиться перед своими архаровцами. И поехал туда, куда последнюю неделю влекло сильнее обычного.

Уже у себя в графском кабинете увидел, что это номер «Сибирского раута» со статьей о том, какой Глеб Гордеевич замечательный и полезный обществу человек-пароход. Перо поставил в чернильный ретро-набор, полистал журнал, задержался на своей фотке в развороте. Не нравилась ему эта затея с интервью. Первый шаг на голгофу, но последние события в развивающемся бизнесе и политической обстановке вовлекали Глеба в новые условия игры. Эти условия обязывали мониторить сми, следить за упоминаниями и быть аккуратнее в публичных высказываниях каждого, кто из приблатненого вырастал в видного деятеля больших бабок. Таких больших, что ими уже приходилось делиться с вечно нуждающимися государственными лицами, чтобы продолжать их спокойно делать. Глеб не хотел ходить ни под паханами, ни под вертухаями, однако понимал, что третьего не дано. Под теми или под другими - какая разница? Только учеными давно досказано, что чистый перед законом человек спит спокойнее и гораздо дольше живет. Собственно, эта статья - один из инструментов легализации ОПГ Графа. Витрина, демонстрирующая законность его предприятий, армированная пафосным перечислением заслуг сиятельства перед отечеством.

Теперь поисковики Всемирной паутины хранили цифровые грамоты, статьи и фото-свидетельства его рукопожатий с очень влиятельными государственными чинами. Физиономия Графа мелькала на одних снимках с региональными нефтяными китами, акулами фондовых рынков и пестрой сошкой шоубиза. Вот, на фото в этом журнале он режет красную ленту, символизирующую открытие Сибирского торгового альянса. А помогает ему в этом спецпред Президента по связям с очень обтекаемыми целями освоения гос.бюджета. Большая честь для бывшего базарского пацана! Глеб улыбался официальным лицам неотразимым превосходством швейцарских стоматологических клиник перед отечественными. А лица скалили точно такие же импортные пасти в ответ. Глеб потом рыжего щенка назвал Чубайсом. Питбуль был таким же зубастым, но послушно плюхался на задницу в его присутствии.

Журнал отправился в корзину для бумаги. Соблазну посмотреть запись с камер видеонаблюдения невозможно было сопротивляться. И Граф не стал себя долго мучить, включил комп, загрузил программу.

Начал смотреть. Смотрел, смотрел. Потом резко встал, прошёлся по кабинету. Остановился у окна, посмотрел вниз. Взял сигарету, закурил. Вернулся к столу и ещё раз взглянул на экран. Вероятно, девчонка догадывалась, а может даже и была уверена в наличии камеры в ее комнате, но то, что она есть и в его спальне, Валерия, очевидно, не предполагала. Он ожидал, что, проснувшись, она начнёт обыскивать его покои, сунет нос в ящики тумбочек и комода, в общем, займётся привычным своим делом.

Но она взорвала ему мозг своим поступком!

Голая Новодворская прошла в гардероб и надела на себя его любимую счастливую рубашку с павлиньим принтом. Глеб снова остановил видео. Пропахал пятерней ёжик, разбавленный сединой и внимательно вгляделся в кадр. Девчонка стояла перед зеркалом, уткнувшись носом в ворот, будто внюхиваясь в хозяйский запах чужой вещи. Увеличив картинку, Глеб пришёл к мнению, что, скорее, прав. Она ее нюхала. Прикрыв при этом глаза.

Он не мог дать четкое определение тому, что его так взволновало. Но оно волновало, как близкий глоток свободы после долгих месяцев в каменном мешке, как предчувствие эйфории победы. Такой же точно трепет он испытал однажды в водительском сидении своей первой новой иномарки. Машина ему ещё не принадлежала, но уже была заведена под ним, а он слушал ее урчание и представлял, как втопит педаль до дна, как полетит он на ней к горизонту…

Горничная помешала развитию событий, спугнув девчонку своим пылесосом. Та скинула рубашку и бежать. Смешная. Теперь ее попытки жонглировать неприязнью и безразличием иначе, как цирковым номером, не назовёшь. Женщина, которая не испытывает к мужчине ничего кроме отвращения, его рубашки на себя надевать не станет…

Граф довольный и оживленный нашёл в гардеробе ту саму вещь. Сам разделся, натянул спортивные шорты, по пути в спортзал поднялся в гостевую и оставил на кровати приглянувшуюся девочке часть себя. Пусть носит.

Он знал, что ее нет в комнате. Сейчас Лера бежала от себя по беговой дорожке. И Глеб решил, что ему тоже необходимы некоторые физические упражнения перед сном…