Графъ

Глава 46

Глава 46

Холодная осенняя морось делала это утро особенно траурным. Как после пожара, разделяющего жизнь погорельца на две полосы разных оттенков ненастья.

Ладно. Нормально. Переживём.

Ничего хорошего от этого времени года Глеб и так ждать не привык. Градусом выше, градусом ниже - на среднюю температуру по камере это уже не влияет. А дальше… надо решать с какой стороны перевала зимовать. С учётом, что назад дороги не будет.

Бодаться с системой или валить?

Ну, предположим… за год он угандошит тонну средств и нервных клеток на эту войну. Оцепит себя охраной, как глава Коза Ностра. В конечном итоге все равно или пуля или инфаркт. И кому это надо? Чтобы что? Предаваться бессмысленной процедуре употребления бабла в которой нет ни одной реальной секунды удовольствия, а только мгновенно возникающий и постепенно рассасывающийся отходняк?

Нет. Клыки об шакалов ломать, как в базарские времена, он не будет. Он уже в том возрасте и весе, когда грубые силовые методы - признак слабости. Не зря он почти четыре года стелил себе солому на случай внезапного падения, обзаводился связями и счетами фирм, оформленных на Гордена Крафта - самого картонного героя всей этой драмы. И биологического отца Глеба по совместительству. К тому же, весьма состоятельного. Да, он его нашёл в Ганновере, куда дедушку за собой утащила эмигрировавшая родня. Глеб оформил опеку над брошенным стариком, а заодно и доверенность на управление всеми финансовыми делами внезапно разбогатевшего предка. В целом-то все готово. Вилка на чемоданах уже месяца три, а до этого, ещё в феврале намекала, что не все так ладно в Датском королевстве.

Вот и не верь после этого в сверхъестественное. Как-то цыганка ему нагадала некий случай, после которого он потеряет всё, но обретет больше. Около двадцати лет с тех пор прошло, а полностью, слово в слово гадалкин прогноз удалось восстановить в памяти только сейчас, на пороге спальни. Это ее, что ли, девчонку, цыганка ему предрекала? В качестве чего? Потери или обретения?

Он ещё раз посмотрел на спящую Леру. Плотнее сжал зубы, собрал пальцы в кулак до боли в суставах. Такая она, что, как говорится, сними последнее, но выпей! Такие проникают в нейроны, оседают в атомах, вознося до солнца, как Икара, и ты плавишься нахуй и падаешь без чувств. Наркотик. Половой героин. Чувство, будто член хрустальный вдребезги, а в яйцах бьется, и сладко затихает малиновый звон.

Такое не могло длиться вечно. Вообще не могло длиться. Могла ли она оказаться на месте одной из тех, кого он пялил в саунах, кто ублажал его эго под карточным столом в казино? Исключено. Решился бы он водить ее по кабакам и злачным заведениям в фирменном обвесе, понтуясь перед братвой и партнёрами? Нет. С ней хотелось на необитаемый остров, чтобы голую ее и загорелую катать в белом песке и смывать потом его в бирюзовых волнах с медовой кожи. Брать за руку, тащить в тень и прохладу какого-нибудь шалаша и там ее… любить во все места. В раю их никто искать уже не стал бы. Жалко, что с его резюме туда путь закрыт.

С трудом вытолкав себя из квартиры, постоял возле двери, прислушиваясь и принюхиваясь, как пёс. Охрану он отпустил около часа назад. И перед тем, как выйти из подъезда, тщательно осмотрел двор из окна второго этажа. Рисковал, но о запланированных встречах и маршруте не должен был знать никто. Кроме Мурки.

- Что за конспирация? - услышал он, усаживаясь на заднее сидение чёрного седана.

Мурка сливалась с интерьером салона. Глеб даже не сразу заметил ее в антрацитовом деловом костюме, с собранными в учительский пучок волосами и солнечных очках почти во все лицо. И только оно бледнело в прохладной темноте на фоне графитовой алькантары.

- А вы, я смотрю, ответственно подошли к заданию, агент Фаберже, - хмыкнул Граф, когда машина тронулась.

- Глеб, завязывай! - Мурка стащила с носа очки, вцепилась жгучим взглядом ему в переносицу. - Мне на тот номер лет восемь не звонили. Я думала, что всё… тебя взяли, чуть не описалась от страха.

- Тебе придётся какое-то время поработать на доставке. Соберись.

- Блин, блин… - заныла Мурка, закатывая глаза. - Пожалуйста, скажи что ты на каком-нибудь новом драге и что у тебя приход…

- Я бы рад, но все серьезно. Так что, возьми девчонок посмышленей на помощь, мне нужна круглосуточная связь и стопроцентная исполнительность.

- Ага, как же! - фыркнула Мурка. - Все опять придётся делать самой. И вздрагивать на каждый звонок и всякий раз думать, а вдруг тебе кишки уже выпустили и мне скоро шею свернут в подворотне.

- Не гунди. Это максимум на пару месяцев.

- Месяцев? - взвизгнула подруга, но тут же осеклась, зыркнув в затылок водителя, зашипела: - Ты в своём уме, сиятельство? Мне в Москву надо, у меня там основной капитал, сезон, прибыль. А ты мне предлагаешь два месяца проходить квест: найди того, не скажу кого, достань то, не знаю что?!

- Я возмещу все расходы с профицитом. В финансовом плане ты не пострадаешь. - Глеб двинулся ближе, наклонился над ухом рыжей и быстро затарахтел сквозь зубы: - А мало будет, так я всегда могу тебе напомнить, как в шестом я всю твою смену из ментовской барбухайки вытащил, в которой тебя с подругами на несанкционированный субботник везли. И как на следующее утро товарок вашего профсоюза по частям вылавливали из того бассейна, как клёцки из борща. Забыла?

- Спасибо, - она дёрнула плечами и сплела руки на груди. - Прям нахлынули воспоминания.

Не знал бы Глеб ее столько лет, не понял бы, что Мурка на измене. Рефлексировала она как все капризные и ушлые бабы, набивающие себе цену, но только потому, что натурально трусила. Она тоже очень хорошо знала Глеба и сразу просекла обстановку. Спорить с ним в такие моменты не только бесперспективно, но ещё и крайне неразумно.

- Вот видишь, Глеб, как бывает… - буркнула она, отворачиваясь к густо-тонированному окну, - чутка отвлёкся и всё. А я тебе говорила, Копилка твой… скользкий тип.

Скользкий паразит, это верно. Везде успел, всем услужил, шестерил направо и налево. Поздно, поздно Глеб срисовал все его деяния, пустые подкидные, ложные прогнозы и наводки, и как он колоды баламутил за его спиной. Чуть пораньше бы… Теперь на кону даже не бабки уже, не свобода даже. И счёт идёт на дни.

- И что делать будешь?

Глеб усмехнулся. Делиться планами с женщиной недальновидно, особенно если в планах этих никакие женщины не фигурируют. И так проблем хватает.

- По ситуации… - отмахнулся он.

Оставшийся путь до графства ехали молча. Мурка сопела в айфон и изредка постукивала маникюром по экрану. Глеб смотрел на лениво мотыляющиеся по лобовому стеклу дворники, на мелкие капли дождя, ползущие вверх от встречного ветра и скорости движения мерина. Он пытался накидать стратегию, упорядочить дальнейшие шаги по приоритетам, но череп будто стал мал. Ком из перепутанных насмерть мыслей распирал его изнутри.

Вилку к Крафту в Гонновер, позвонить Марату насчёт частного крыла. Достать ксивы, оружие, чрезвычайную папочку с важными бумагами. Персонал рассчитать и вольную. Пушкин… Парень сразу после интерната к Глебу попал. Существовать может только в качестве помощника или волонтёра, поэтому так хорошо он всегда справлялся с ролью личного слуги, балбеса, но исполнительного. Его можно оставить пока, пригодится. Дальше что? Бабло? С ним все более или менее ясно. Что успел вывести в офшоры за последние три года - все его. На левых счетах не мало, но и не так много, как на тех, про которые придётся забыть. Навсегда.

- А девочка?

- А? - Глеб думал, ему послышалось. Вопрос прозвучал в унисон со скрипом разъезжающихся ворот резиденции.

- Ну, та, с которой ты развлекался здесь. С собой заберёшь?

Глеб сглотнул. Он же старательно избегал деструктивных мыслей! А сейчас смотрит на циферблат часов и представляет, как она проснулась там одна в квартире на Сахарова, бродит. Ни телефона, ни одежды. Дверь заперта. Надо будет сказать Мадине, чтобы собрали все вещи и чтобы Пушкин отвёз их девчонке.

И… пусть она ждёт его.

Нет… Нельзя! Стоять, Глеб! Забудь. Всё, алес!

- Зачем? - бесцветно спросил он, когда авто подкатило к парадному. - Я всё, что хотел, получил. Приятно было, не спорю, но ничего ново… нового. Девочку я не обидел, ты меня знаешь. На мечту ей хватит. Даже на две, если языком трепать не станет.

Он открыл дверь.

- Кстати, ей понравилось платье, ну такое всё, в стекляшках. Просила передать благодарность.

- М? Правда? Раз она тебе не нужна больше, отдай ее мне. Скинь телефончик. Я ее к себе определю, у неё таких платьев будет через месяц…

- Обойдёшься! - отрезал Глеб и вышел.

Бросив «на связи» он захлопнул дверь и двинулся к крыльцу. ТелкИ, которых он отпустил в городе, кучковались на КПП, часть охраны разбрелась по периметру. В доме никого не было. Вилка всё поняла правильно и всех распустила до следующих указаний. Черт его знает, что она подумала, но трухнул Виолетт знатно, раз впервые она все сделала как надо, предварительно не высадив в упор обойму встречных вопросов и предложений.

Войдя в свой кабинет и заперев его, он первым делом направился к сейфу. «Сухари» держать в запасе научил его Барон. Все корки и другие важные документы, наличка на передвижения, на лапы ментам, на коридоры кордонов и прочие мелкие расходы. Ключи, вообще все, какие есть - пригодятся. Оружие. Это на крайний случай, если возникнут, вдруг, препятствия, которые мирным путём не преодолеть. Ствол, как член, зря не достают.

Выгреб в огнеупорную инкассаторскую сумку почти все, кроме пушки. Ее он аккуратно осмотрел, проверил магазин. Отложил на стол, чтобы потом держать при себе. Вроде все собрал. Но было ощущение, что что-то важное он забыл. Без чего он, конечно, сможет жить, но вкус у жизни будет уже как у купюр не первой свежести.

- А память? - говорил Барон, тыкая себе пальцем в лоб и кивая на стеллаж с книгами, - вот она где.

Глеб чётко увидел невысокого жилистого мужичка, похожего на высушенного табаком Розенбаума. Он все время доставал с полок книги и довольно часто его можно было застать что-то там увлечённо вычитывающим.

- Если не знаешь, что делать, лучше ничего не делай, - говорил он, - Если хочешь знать, что делать - читай. Потому что все, что будет, уже было и кем-то записано.

«Вот сейчас самое время разгадывать твои жидовские шарады, старый хрыч!» Хотя, какой он старый. Барон был примерно в том же возрасте двадцать лет назад, в каком Глеб сейчас. И возможно, с новым сердцем, на те средства, что патриарх Западно-Сибирского округа успел нахапать у всей братвы, он сейчас вполне ещё бодрый Хью Хефнер где-нибудь на Майорке… или на Каймановых островах. Режет лазурные волны брюхом собственной яхты.

Глеб подошёл к стеллажу и безошибочно вычислил книгу, которую чаще всего видел у крёстного в руках.

Тора. Какое-то там редкое издание. Настоящий коллекционер книг никогда не станет загибать нижние уголки страниц и делать на полях заметки. В виде комбинаций из девяти знаков и символов. Очень похожих на буковки и циферки, которых не хватало банковским реквизитам с листка, найденного за пазухой у вождя.

Фолиант объемный. С собой не возьмёшь, неудобно и привлекает внимание. Рвать краплёные страницы? Он же не бычьё с базара . Священное писание к тому же. Хоть и потерявшее в стартовой цене почти половину. Снимки делать нельзя в целях безопасности. Комбинации с ходу запомнить нереально. Взгляд упал на тонкий корешок какого-то потертого издания в том же книжном ряду. Невзрачная тетрадка оказалась вторым томом имажинистов. Один эксперт рассказывал, что бурые, похожие на замытую кровь, пятна на обложке и некоторых листах - это то, что взвинтило цену именно этого тома в пять раз по сравнению с первым и третьим. Ну, что ж, тогда можно пожертвовать искусством.

Глеб аккуратно переписал в Есенина все восемь комбинации согласно номерам страниц и тоже загнул нижние уголки. Извини, девочка, главного приза не будет. В качестве утешительного получишь обратно свою графоманию. И в расчёте. Не похожа она на хайпожорку, вряд ли Валерия станет эксплуатировать эту тему, чтобы прославиться и поднять бабла. Скорее всего, она от своего творчества постарается избавиться, как от болезненных воспоминаний. Но это уже не его проблема.

Слишком много места в голове стала занимать эта девчонка. Особенно после того, как решил, что отпустил ее. Любая, возникающая по ходу действий мысль, резко разворачивалась и мимо главного русла текла куда-то вниз и в сторону от решения жизненно важных задач.

По шкале тревожных сигналов звонок Пушкина стоял на самой высокой позиции. Если он предпочёл устный доклад по ситуации, а не текстовое сообщение, то это означало, что счёт уже пошёл на часы. Слушать Пушкина было подобно древнекитайской пытке водой. С каждой новостью, которую поэт выдавливал из себя по капле, Глебу казалось, что следующая капля расколет череп пополам.

На рынке шмон. Кто-то, якобы, донёс то ли про каких-то дохлых крыс в цистернах, то ли про какую-то палочку, то ли про содержимое холодильных камер в подвале главного павильона. Мэрия направила на предприятие комиссию из санэпидстанции и начальников сразу трёх департаментов - торговли, экологии и ещё какого-то то черта. Без распоряжения начальника ЧОПа впустить их на служебную территорию охрана не могла. А директор у них Базанов, прохлаждающийся в той самой камере. Через полчаса рынок обложили омоновцы. А в офис «Альянса» пожаловали ревизоры из налоговой. И всё это одним хмурым субботним утром.

Следом позвонил Шалтай, сообщил, что груз вывезли минут за десять до штурма технического корпуса. Пока Пушкин излагал проблему, возникла новая. Словно холодным ветром повеяло из нулевых. Бочка доносов, инспекций, штрафов уже катилась на него и не раз. Обычно, такие профилактические наезды не занимали много времени. Можно было решить вопрос парой телефонных звонков куда надо. Только поздно уже было звонить. Некому. И лень… Если бы Пушкин говорил быстрее, Глеб уже двигал бы в сторону гор. А теперь придётся ехать всей шоблой в район на зачистку, пока кордоны не выставили.

Около пяти в ворота въехали два неотличимых друг от друга внедорожника с одинаково заляпанными грязью номерами. За тонированными стёклами одного транспортного средства скупо бледнело лицо Александра. Сквозь другое просматривались два неподвижных пятна, похожих на физиономии Михаила и Шалтая. Потерпевшие все в одну машину не влезли. Двое чалились в багажнике у Сени. Базанова привёз Пушкин. Не хотели пацаны Руда в последний путь везти. Из суеверия или каких-то других соображений предпочли компанию клиентов друга. Но и из машины никто не спешил выходить. Все сидели по местам, словно в окопах и смотрели, как Глеб ведёт Чубайса к автомобилю. Скорее всего, никто просто не ожидал, что Граф будет вооружён и опасен до такой степени. А может, в принципе братва не была настроена в данный момент на тёрки и предъявы. Все дёргались тихо, шифровались.

Глеб закинул две сумки на заднее сидение. Кое-как втянул взволнованного питбуля в салон. Пёс чуял жмурика и нервничал, упираясь всеми своими тридцатью килограммами. Пушкин заерзал.

- Э.. эс-сэ, соб-баку аз-зачем?

- Оружие, Саня, ненадёжное, сам знаешь. Людям доверять нельзя. - Хозяин погладил Чуба по холке, успокаивая. Питбуль настороженно вздрагивал, шевелил ноздрями, ухал и порыкивал, но с места, однако, не рвался, только ушами недовольно тряс и сучил лапами. - А собака не предаст. Животные не способны на подлость. Молодец, Чуб, сидеть.

По мокрой брусчатке заворчали шины. Пацаны явно торопились поскорее избавиться от пассажиров, даже ждать не стали, когда Глеб с Пушкиным вырулят со двора. Перед первым внедорожником уже разъезжались ворота. Следом выкатился и второй. Ворота закрылись. Глеб старался не смотреть в боковое зеркало на стремительно сжимающееся в нем отражение особняка. Впереди набирал скорость гелик Шалтая, ошпаренно светя красными огнями габаритов.

- Ты хоть радио включи, что ли… - сказал Глеб, когда графство совсем растворилось позади. - Как в катафалке едем.

Что-то забубнило из динамиков, разобрать было невозможно песня это или технические шумы. В любом случае, лучше так, чем гнетущая тишина, прерываемая тяжёлым дыханием рыжего монстра с заднего сидения.

- Пушкин, у тебя есть мечта? - спросил Глеб, чтобы разрядить обстановку и себе не дать пуститься в анализ совершаемых действий. - Мечта, настоящая такая, заветная?

Парень нахмурился, изображая бровями серьёзное отношение к вопросу:

- Ну… вэ, в-ва… в Ав-стралию х-хочу…

- Почему именно в Австралию? - удивился Глеб.

- В ав… там тепло.

Очень лаконично. Хотя, учитывая время, условия и сложные отношения Пушкина со словами, на более содержательную беседу можно было не рассчитывать. Парень напряжённо всматривался в темнеющее полотно дороги, гнал, будто хотел оторваться не только от нависшей над правым ухом морды огромного питбуля, но и от земли. Выглядел он при этом так, будто всё нутро из него кто-то натурально высосал вместе с кишками, кровью и душой. Не надо было заглядывать в зеркало на козырьке. Сам Глеб выглядел не сильно лучше.

- Че с фотокарточкой, Саня? Не ссы, Чуб к поэтам лоялен, пока они не начинают петь.

Мерин Шалтая и Копилки болтался сзади, как привязанный. На трассе Сеня начал сбавлять скорость, пропуская Пушкина вперёд, однако сел уверенно ему на бампер, дышал, что называется, в очко. Километров через пять нужно было съезжать с автострады в неприметный за лесополосой свёрток к бывшему железнодорожному складу ГСМ - местному крематорию для привилегированных особ. Валить за сотку на этом отрезке маршрута было как-то нелогично.

- Пушкин, не торопись так, без нас не начнут.

Парень буркнул что-то, но газ не сбросил. Наоборот, притопил ещё.

- Я тебе серьезно говорю, - поднажал Глеб, - сейчас вообще не время ралли с Шалтаем устраивать.

Бесполезно. Александр сосредоточенно следил за дорогой, поджав от усердия губы и давил педаль в пол. Пацан старательно прикидывался, что проблемы у него не только с речью, но и со слухом.

Когда нужный поворот они ожидаемо проскочили, позади взвыл клаксон. Следом телефон завибрировал в кармане куртки. Звонил Миша. Очень раздражённый.

- Глеб, чё за дела, - раздалось из динамика. - Из графика выбиваемся!

Судя по тону, поведение Пушкина для пацанов тоже было неожиданно дерзким. Значит, никто, кроме этого имбецила за рулём ситуацией не управляет.

- Пушкин, пацаны волнуются. Говорят, выбиваемся из графика. Ты че творишь, дебил?

Парень мотнул головой, глотнул воздуха и будто сквозь спаянные зубы, максимально контролируя порядок звуков выжал:

- Н… ан-на гэ-сэ-эм нельзя.

Стрелка на спидометре поползла вправо. Чуба откинуло к спинке заднего сидения и прижало, пёс не выдержал напряжения и заскулил. Снова зажужжал телефон. На этот раз Глеб не стал отвечать. Он смотрел на дорогу и пытался думать. Требовать комментариев от Пушкина не только бесполезно, но и опасно. Он вряд ли был способен выполнять одновременно несколько задач на такой скорости.

Расстояние между меринами то увеличивалось, то сокращалось. Шалтай перестал сигналить и врубил дальний свет, который хлестал в стёкла и зеркала, ослепляя. Огни встречных машин отражались от мокрого асфальта и в каплях, скользящих по окнам. Пушкин таращился сквозь стекло в непрерывную очередь бликов, и валил не сбавляя, обходя зигзагами участников дорожного движения.

Шмальнуть в него или припугнуть? Оба метода воздействия могли привести к неожиданным результатам. Кроме того, гонки уже больше походили на преследование. И какая-то часть сознания, не связанная с рациональной, склонялась к тому, что этот демарш неспроста. Надо уходить.

Глеб приоткрыл окно и вышвырнул жужжащий телефон за борт. Теперь что? Даже если оторваться от хвоста получится, в плане дальнейших шагов видимость нулевая. Как в длинном тоннеле, в конце которого никакого света нет. Вернее есть, но такой яркий, что весь смысл проделанного пути сгорает в нем моментально.

Мерин сзади слепил ксенонами. Встречные машины моргали фарами и возмущенно выли в ответ на его нервные виляния из полосы в полосу.

Ремень врезался в грудь на каждом вираже, спина будто вросла в сидение. Чуб забился на пол между рядами и скулил. Пса было жалко. В остальном, Глеб не испытывал никаких терзаний. Да. Спокоен тот, кто свободен, свободен тот, кого не догнали. А правда в мире одна - смерть. Остальное самообман.

- Давай, Саня, - сказал Глеб, кивая на две встречные фуры впереди. - Между Сциллой и Харибдой пройдём - ты в свой Эльдорадо, я в свой.

Адреналин рванул так, что Глеба окатило изнутри электричеством! Такой яркой вдруг показалась жизнь, особенно последние ее две недели. И так всё захотелось повторить только ради одной этой встречи. Так мощно зашумел воздух в лёгких от этой мысли. Так ярко вспыхнул свет вокруг.

Тот самый свет в конце тоннеля…

конець…