Грешная одержимость

9

ДАНИ

В тумане удовлетворения я спускаюсь вниз на завтрак, моя камера тяжело болтается на шее. Я не могу выкинуть из головы Ефрема, его сексуальный смех, который за последние несколько дней я слышала больше, чем за все годы моего знакомства, вместе взятые, и то, что он заставляет меня чувствовать каждый раз, когда смотрит на меня… то, как он прикасается ко мне…

Я дрожу, вспоминая те моменты вчерашнего пребывания с ним наедине в лесу: его руки, исследующие меня, дразнящие, доставляющие мне удовольствие, играющие как музыкант на своем инструменте. Признаюсь, я раньше не заходила очень далеко с парнем. Риск кражи имиджа моего отца никогда не стоил вознаграждения. Но с Ефремом все эти тревоги тают. Потому что он оживляет мое тело так, как я даже не подозревала, что это возможно.

— Доброе утро, — радостно говорю я, заходя на кухню и направляясь прямо к холодильнику.

Папа, как обычно, прячется за газетой, на расстоянии вытянутой руки держит дымящуюся кружку кофе. Обычно все, что я слышу, это одобрительное рычание, потому что он слишком углублён в чтение, чтобы говорить. Но сегодня его бумага потрескивает, когда он складывает ее, чтобы посмотреть на меня, и его лицо выглядит далеко не довольным.

Мой взгляд метнулся к маме, которая необычно тихо сидит рядом с ним. Ее губы сжаты в тонкую линию, взгляд обвиняющий.

Я останавливаюсь как вкопанная, у меня скручивается живот.

— Что?

— Неужели ты не уважаешь всю тяжелую работу твоего отца, ради которой он так много работал на протяжении стольких лет? — Требует она, наклоняясь вперед в кресле, чтобы вступить в разговор.

— Прости? — Спрашиваю я, настолько шокированная ее гневом, что даже не знаю, что сказать.

— Тебя видели. — Папа складывает газету, открывая раздел новостей о знаменитостях, и швыряет ее на стол лицом ко мне.

У меня падает живот, и я смотрю на выдающееся изображение меня и Ефрема, стоящего перед моим домом. Его руки обвивают мою талию, пока мы целуемся. Картина говорит сама за себя.

Тяжело сглотнув, я снова смотрю на отца.

— Мне жаль. Я не видела папарацци, — слабо признаюсь я. Я уверена, что тот парень-папарацци нацелился на меня из-за того, как Ефрем на днях с ним поступил в парке. Он опубликовал именно то, что грозился напечатать после того, как Ефрем сломал фотоаппарат.

Я также не могу оправдать свои действия, когда на снимке ясно видно, как мы с Ефремом целуемся. Это выглядит очень плохо.

— Я говорил тебе, как важны для меня эти выборы, — рычит папа с грозовым лицом. — Я говорил тебе, что мы не можем делать ничего, что могло бы повредить имиджу нашей семьи. — Он тычет пальцем в осуждающую картину. — Я хочу, чтобы ты держалась подальше от семьи Велес и всех их сотрудников.

— Что? — Я задыхаюсь. Я знаю, что он намекал на это уже давно. Но папа никогда раньше не заходил так далеко, чтобы запрещать мне видеться с Петром или Сильвией.

— Все в Нью-Йорке знают, что они связаны с Братвой, и я должен быть человеком, отвечающим за поддержание правопорядка в этом городе. Как, по-твоему, выглядит моя дочь, бегающая с известным гангстером и его женой? И теперь ты целуешь человека, которого Петр Велес нанял, чтобы защитить его от Бог знает скольких врагов? Это уменьшит мои шансы стать губернатором, Дани. Как ты могла быть такой безрассудной? Ты просто эгоистка!

— Я эгоистка?

Мой характер резко возрастает, когда все мои разочарования, возникшие за годы, когда меня принуждали к идеальной форме моих родителей, достигают апогея.

Выпрямившись в полный рост, я пристально смотрю на отца.

— Это очень богато от тебя. Я выросла, заботясь о том, что поможет тебе добиться успеха, что сделает тебя счастливым. Все, о чем я думаю, это о том, могут ли мои действия повлиять на твою политическую карьеру. Всю жизнь чувствуя, что все в моей жизни сосредоточено на твоем дурацком публичном имидже!

Разъяренная и совершенно неспособная вести разумный разговор, я разворачиваюсь на пятках и несусь к входной двери.

— Как ты думаешь, куда ты собралась, юная леди? — Ругается моя мать. — Немедленно вернись сюда и извинись перед отцом! — Я никогда…

Я захлопываю за собой входную дверь, срезая ей колесо.

Слишком злая, чтобы говорить, я сбегаю по каменным ступеням нашего крыльца, не говоря ни слова нашему утреннему охраннику. Но судя по испуганному выражению его лица, я подозреваю, что он услышал аргумент, от которого я только что убежала.

Я не нашла времени ничего взять — ключи от машины, куртку или кошелек. Все, что у меня есть, — это пленочная камера, которая удобно висит у меня на шее. Но я отказываюсь возвращаться. Прямо сейчас мне просто нужно немного места. Я никогда раньше так не кричала на своих родителей. Но я просто не могу больше этого терпеть.

Бен вальсирует по городу с группой пьяных шутов, которые, судя по всему, намного хуже милых, молодых, женатых родителей-новичков, с которыми мне нравится проводить время. И это меня наказывают?

Почему? Потому что я та, кого мой брат считает «хорошим ребенком», та, кто ставит здоровье и здравомыслие моего отца выше своих собственных желаний и потребностей. И после того, как я увидела, как Бен терроризирует семейный образ своей мятежной фазой и вызванным этим горем моего отца, я искренне стараюсь помочь, когда могу.

Но я слишком устала позволять карьере моего отца влиять на каждый аспект моей личной жизни.

Конечно, меня не радует то, что фотография, где я целую Ефрема, теперь опубликована на всеобщее обозрение. Мне не особенно нравится, когда мою личную жизнь выставляют напоказ, не говоря уже о том, чтобы ее тщательно изучали и разбирали на части придурки, которые меня даже не знают. Но действительно, чья это вина? Никто бы не взглянул на мои отношения с Ефремом, если бы мой отец не решил выйти в центр внимания и потащить меня за собой. И он никогда не спрашивал меня, чего я хочу. И это блядь несправедливо!

Сопротивляясь желанию закричать, я топаю по тротуару в сторону особняка Сильвии. Мне нужно с кем-то поговорить, и она первый человек, который приходит мне на ум. Я считаю Сильвию своей самой близкой подругой, и хотя отец прямо сказал мне не приближаться к ним, я направляюсь к дому Велесов.

Я устала делать все, что мне говорят родители. Устала следовать всем нелепым правилам общества. Мир может думать что угодно о Петре и Сильвии, но я дорожу их искренней дружбой. Они никогда не заставляют меня чувствовать, что я недостаточно хороша, что все, и что я делаю, неправильно.

И если они те, на кого общество хочет смотреть свысока, то я говорю, к черту их всех. Я устала общаться со всеми мошенниками, которые перед камерами ведут себя как филантропы, но жертвуют на благотворительность только потому, что от них этого ждут.

Чем это лучше, чем Петр и его семья, которые вырвали Ефрема из бедности и дали ему цель и доход, когда у его семьи ничего не было? Семья Велесов изменила жизнь Ефрема к лучшему. Его лояльность к ним говорит гораздо больше о том, кто они, чем все дети из высшего общества, получающие признание трастовых фондов, которые получают выгоду, делая пожертвования на то, или другое дело, потому что это заставит их хорошо выглядеть.

Поднявшись по ступенькам к входной двери Сильвии, я звоню в звонок и жду. Вскоре дворецкий открывает, и Даниил приветствует меня широкой улыбкой.

— Вас ждут господин и госпожа Велес, мисс? — Спрашивает Даниил, широко придерживая дверь, позволяя мне войти внутрь. В его тоне чувствуется нотка удивления.

— Э-э, нет. Я просто подумала, что могу зайти и посмотреть, свободна ли Сильвия. Она здесь?

— Я думаю, они собирают вещи, — вежливо говорит он.

— Собирают? — Они куда-то собираются? Я пытаюсь скрыть свое внезапное разочарование. Я не хочу их задерживать, если они отправляются в путешествие. Но если Сильвия уедет, у меня не будет другого выбора, кроме как вернуться домой. По крайней мере, чтобы получить свой кошелек, чтобы я могла побродить по центру города.

— Дани? — Нежное лицо и римский нос Сильвии появляются наверху лестницы, когда она выглядывает из-за стены. — Мне показалось, что я услышала твой голос. Что ты здесь делаешь? — Сильвия полностью входит на лестницу, Исла опирается на ее бедро, когда она спускается.

— Я, ну… я вроде как поссорилась с родителями и надеялась, что ты позволишь мне выпустить пар… — Признаюсь. — Но, кажется, я застала тебя в неподходящий момент. — Ты собираешься в путешествие?

Лицо Сильвии становится сочувствующим.

— Да, как раз в родовое поместье Петра на выходные. — Она задумчиво оглядывает лестницу, затем снова обращает свое внимание на меня. — Но это никогда не бывает плохим временем. — Я уверена, Петр не будет возражать, если мы уедем чуть позже.

— Нет, правда. Я не хочу тебя задерживать. Все в порядке, — настаиваю я, и мои щеки краснеют. Теперь, когда я здесь, глядя на доброе, открытое лицо Сильвии, я не могу себе представить, что скажу ей, что мои родители не хотят, чтобы я проводила с ней время. Это только ранит ее чувства, а это последнее, чего я хочу.

И все же ее брови тревожно опускаются.

— Я понимаю, насколько неприятными могут быть семейные дела, — мягко говорит она. Затем ее взгляд снова возвращается ко второму рассказу. — Эй, почему бы тебе не присоединиться к нам? — Предлагает она, и ее лицо светлеет.

— В северной части штата? — Спрашиваю я, мое удивление видно по моему тону. Я была в поместье Велесов в северной части штата Нью-Йорк всего несколько раз в жизни, и это великолепное место. Массивный особняк, построенный на акрах открытого пространства и окруженный красивым лесом.

— Ага. Я уверена, Петру бы понравилось, если бы ты поехала с нами. — Приглашающая улыбка Сильвии теплая и искренняя. — Это всего на несколько дней, и это может дать тебе и твоей семье достаточно времени, чтобы остыть. Я уверена, что после того, как у тебя появится немного места, все будет выглядеть по-другому.

— Вау, правда? Я имею в виду, если ты серьёзно, я бы с удовольствием поехала. — Обычно я спрашивала разрешения у родителей. Даже если я взрослая, я все еще живу в их доме, и они предпочитают иметь право голоса, если я планирую уехать на длительный период времени. Но не сегодня.

Время вдали от города кажется мне именно тем, что мне сейчас нужно. И честно говоря, я готова что-то сделать для себя. Даже если я знаю, что моим родителям это не понравится.

— Класс! Разве это не захватывающе, Исла? Тетя Дани полетит с нами на самолете. — Говорит Сильвия, игриво подпрыгивая со своей дочерью.

Исла радостно хихикает, когда Сильвия щекочет ее животик.

— Мы планировали уехать примерно через час. Думаешь, к тому времени ты будешь готова? — Спрашивает она, снова обращая внимание на меня.

— Ох, эм…. — Я смотрю на входную дверь, думая о том, чтобы пойти домой и собрать вещи.

Выражение моего лица, должно быть, показывает мое нежелание, потому что Сильвия тут же говорит:

— Или ты можешь просто одолжить несколько моих вещей. Мы примерно одного размера, и я не против.

Я выдыхаю, мои губы растягиваются в улыбке.

— Спасибо. Если ты действительно не возражаешь, это было бы здорово.

— Без проблем. Давай. Петр, должно быть, уже почти закончил собирать вещи, и мы сможем найти несколько нарядов, которые тебе понравятся.

Сильвия идет впереди, и меня охватывает головокружительное волнение от перспективы провести выходные вдали от удушающей жизни и властных родителей. Только после того, как я достигаю вершины лестницы и замечаю Ефрема, стоящего у двери в хозяйскую спальню, я задаюсь вопросом, присоединится ли он к нам.

Мой пульс учащается от этой возможности. Выходные в прекрасном поместье Велесов с самым сексуальным телохранителем на земле?

Да, пожалуйста!