Грешная одержимость

2

ЕФРЕМ

— Живодеры обнаглели, — холодно констатирует Матрона, расчетливым взглядом устремив на Петра свои острые серые глаза. — Нам нужно использовать оружие Маркетти, которое нам дали, чтобы уничтожить их сейчас.

— Тотальная война ничего не решит, — возражает Юрий Панченко.

Пузатый бизнесмен средних лет является финансовым директором транспортной компании Велесов и является столь необходимой стабилизирующей силой в кабинете советников моего молодого пахана. Однако он всегда выглядит нервным, выступая против матери Петра. Я вряд ли могу его винить. Матрона известна своими беспощадными решениями и железной хваткой за тактические маневры «Братвы Велес». И судя по суровому взгляду, который она бросает на Юрия, я бы не удивился, если бы она сказала ему уйти.

— Я лишь говорю, что клан Живодеров будет иметь лучшую репутацию на своей стороне, если мы вынесем эту войну на всеобщее обозрение. Никто не подозревает Михаила Сидорова в нарушении закона. По крайней мере, никто, кто не покупает у него напрямую. Если мы нападем на него открыто, это заставит его выглядеть жертвой и укрепит наше участие в теневых сделках, готовность совершать преступления. Это может навредить нам так же, как и им. — Юрий выглядит так, будто он вот-вот обмочится из-за столь смелого высказывания. Капелька пота, стекающая по его виску, определенно указывает на то, что он напуган.

— Как бы мне ни хотелось преждевременно похоронить Михаила Сидорова, в этом я вынужден согласиться с Юрием. — Это исходит от Глеба, человека Петра и самого доверенного капитана моего пахана.

Хотя Глеб на несколько лет моложе меня, с момента своего назначения он зарекомендовал себя как способный капитан, обладающий проницательной наблюдательностью и лидерским инстинктом. Симпатичный мальчик, возможно, не самый опытный, но я быстро начал уважать его мнение. И, кажется, Матрона тоже. Потому что она на самом деле поворачивается, чтобы послушать, как только он говорит, ее полированные ногти останавливаются в ритме, в котором она постукивала по столу.

— Акт насилия может легко стать мишенью для нас, — продолжает Глеб, — а поскольку это год выборов, правоохранительные органы жестко пресекают любую преступную деятельность с применением оружия. Мы можем привлечь слишком много нежелательного внимания. Но я также согласен с Матроной, что нам нужно сделать заявление. Больше не нужно защищать наш продукт и наши поставки мелкими драками. Пока мы держимся, Живодеры не отступают. На данный момент нашей лучшей защитой будет хорошее нападение.

— Что ты предлагаешь? — Спрашивает Петр резким тоном, переплетая пальцы и кладя локти на стол.

Его пронзительный Велесовский взгляд, как и взгляд его матери, вызывает уважение. Глеб инстинктивно наклоняет голову, как только их взгляды встречаются, демонстрируя свое почтение.

— Уже несколько месяцев он перевозит свои активы прямо через наши границы. Он пытается сделать заявление, и это безрассудно нагло, что дает нам преимущество. Давайте нанесем удар, пока они в движении, покажем, что все, что он делает на нашей территории, не останется без ответа.

Петр и Матрона переглядываются, молча совещаясь, а плечи Юрия слегка расслабляются. Я уверен, что в его глазах победа — это победа. Неважно, убедил ли их Глеб или он сам.

— Отслеживайте грузы, которые пересекают наши границы. Мне нужна информация, когда лучше всего нанести удар и почему. — Говорит Петр, снова поворачиваясь к Глебу. — Но не делай ни шагу, пока я не отдам приказ.

Глеб коротко кивает, никогда не тратя слов зря. Затем он встает, чтобы уйти, освобожденный от встречи с поручением выполнить миссию. Мы с ним обмениваемся кратким зрительным контактом, когда он приближается к двери офиса плавными кошачьими шагами. Интеллект в его зеленых глазах держит меня в состоянии повышенной готовности, даже несмотря на то, что он зарекомендовал себя как верный капитан. Моя работа — сохранять подозрение ко всем, кто находится с моим паханом, какими бы достойными они ни казались.

Как только за Глебом захлопывается дверь, Петр вздыхает. На мгновение ослабив бдительность, он закрывает глаза и потирает виски, показывая свое напряжение.

Братва Живодеров слишком долго была для него занозой на глазу. Это приносит свои плоды.

Матрона внимательно изучает его, ее взгляд всегда оценивает. Она блестящая женщина, хоть и жестокая, и я обязан ей жизнью за то, что она привела меня в Америку и дала мне возможность начать все сначала, когда я был еще подростком. Но как родитель ей, похоже, не хватает того нежного сострадания, которое я испытывал в детстве от собственной матери.

— Это может сработать, — заявляет она, требуя внимания Петра.

Он снова поднимает на нее глаза, ожидая, пока она закончит свою мысль.

— Нарушение любого бизнеса Живодеров, который пересекает нашу территорию, — это может сработать. Но если этого не произойдет, мы окажемся в гораздо более слабом положении, чем раньше. Ты женился на Сильвии Маркетти не по любви, Петр. Ты сделал это, потому что у нас заканчивались варианты. Если ты не воспользуешься молотком, пока он еще в пределах досягаемости, может стать слишком поздно, когда ты решишь это сделать.

Челюсть Петра заметно сжимается, лицо становится обеспокоенным. Я не сомневаюсь, что ее комментарий о его браке оскорбил его не меньше, чем мысль показаться слабым. Возможно, Петр поехал в Чикаго не из-за любви к Сильвии. Но более преданной пары, чем мой пахан и его итальянская жена, я никогда не видел.

— Я еще не принял решение, — уклоняется он. — Но я не буду делать никаких дерзких шагов, которые могут стоить компании большего бизнеса. Мои отношения с семьей Маркетти научили меня тому, что иногда молоток — не единственный ответ, и не всегда лучший вариант.

Матрона напрягается, ее напряженная спина выражает шок от того, что сын противоречит ее совету. Возможно, сейчас он и пахан, но его мать управляла нашим кланом в течение многих лет, пока он не достиг совершеннолетия, и я чувствую, что передача бразды правления была для нее более чем сложной задачей.

Прежде чем она успевает сказать больше, Петр снова поворачивается к Юрию.

— У нас есть еще финансовые вопросы для обсуждения? — Спрашивает он, фактически заканчивая дискуссию.

Юрий нервно сглатывает и качает головой. Его взгляд быстро метнулся к Матроне, прежде чем он нашел стол перед собой.

— Нет, господин. Бизнес получает значительную прибыль, несмотря на попытки Живодеров сорвать наши поставки.

— Хорошо. — Петр кивает и поднимается со стула.

Юрий и Матрона делают то же самое, каждый из них вежливо наклоняет бедра перед тем, как покинуть комнату.

Мы с Вэлом молчим, стоя по обе стороны от двери кабинета, а Петр поворачивается к окну. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы видеть, как напряжение сжимает его плечи. С отцом Петра я встречался лишь ненадолго, до того, как его убили, когда Петр был еще мальчиком. Но я знаю, что его место было нелегко занять. И я уважаю своего молодого пахана за то, что он так хорошо его заполнил, несмотря на его неуверенность в себе.

Спустя долгое мгновение Петр поворачивается ко мне и Вэлу.

— Что вы думаете по этому поводу? — Спрашивает он, его острые глаза ищут наших ответов.

Вэл просто качает головой, молчаливо показывая, что у него нет мыслей.

— Я не разбираюсь в тонкостях тактической войны, господин. Это выше моей зарплаты, — шучу я, пытаясь хотя бы немного облегчить момент.

Но это правда. Моя цель в жизни — защитить Петра, ценой своей жизни защитить нашего пахана. Когда дело доходит до боя и безопасности, я знаю все, что нужно знать. Но я не могу не выиграть эту партию в шахматы, которую он играет с Михаилом Сидоровым. Я ничего не знаю о стратегии.

Петр еще раз тяжело вздыхает и кивает.

Тихие шаги в коридоре предупреждают меня о чьем-то приближении, и я перенаправляю свое внимание. Звучит как мягкая поступь Сильвии Велес. Но быть начеку никогда не помешает.

Мгновение спустя внимание Петра привлекает тихий стук.

— Войдите, — командует он.

Мгновением позже входит неизменно элегантная, миниатюрная жена моего пахана, ее застенчивая улыбка наполняет переменчивую атмосферу теплом. Поведение моего пахана тут же меняется. Напряжение спадает с его плеч, и улыбка освещает его лицо, благодаря чему он стал выглядеть более молодым, чем даже на двадцать два года.

— Я помешала? — Мягко спрашивает она.

— Конечно, нет. — Он притягивает ее к себе, страстно целуя ее губы и выгибает спину, наклоняясь к ней.

Сильвия хихикает, отстраняется и смущенно смотрит в сторону Вэла и меня. Я тщательно концентрирую взгляд на среднем расстоянии, чтобы дать им ощущение уединения.

Глаза Петра следят за взглядом Сильвии, отмечая ее дискомфорт.

— Дадите нам минутку наедине? — Командует он, его тон властный, даже когда он пытается придать этому виду предложение.

Мы с Вэлом киваем и без колебаний уходим, закрыв за собой дверь. В конце зала Вэл останавливается, занимая свой пост на достаточном расстоянии, чтобы дать нашему пахану немного места.

— Я собираюсь подняться на крышу, чтобы подышать воздухом, — заявляю я, устремив взгляд к потолку.

Вэл кивает в знак подтверждения, наша координация как охранников не требует усилий после многих лет совместной работы.

Поднимаясь по широкой лестнице из темного дерева особняка из коричневого камня, я пробираюсь на крышу, используя доступ из коридора третьего этажа. Сильвия превратила это пространство в красивую садовую террасу за три недели с тех пор, как они переехали в Нью-Йорк, и хотя в некоторых отношениях все еще создается впечатление, что между правлением Матроны и Петром все еще происходит переходный период, жена моего пахана проделала впечатляющую работу наведения порядка в доме.

Воспользовавшись моментом, чтобы оценить теплый солнечный свет, заливающий просторную территорию, украшенную ароматными цветами и зеленью, я делаю глубокий вдох. Когда я отпускаю его, мой слух улавливает резкий щелчок, и мой взгляд устремляется в его сторону.

Даниэль Ришелье приседает возле горшка с георгинами, ее профессиональная камера нацелена на крупный план цветов. Она делает второй снимок, прежде чем перевести дыхание и покачнуться на пятках, чтобы оценить изображение на экране камеры.

Одетая в яркую коралловую майку, доходящую на несколько дюймов выше пупка, и шорты в стиле бохо с высокой талией, в которых цветов больше, чем я могу сосчитать, Дани выглядит достаточно яркой, чтобы сама быть цветком. Почти неоновая ткань подчеркивает золотистое сияние ее кожи и подчеркивает белоснежность ее шикарной стрижки — тот самый острый боб, который всегда заставляет меня думать, что она старше, чем есть на самом деле.

Девушка потрясающая, спортивная и активная, но всегда стильная в своих дизайнерских нарядах и изящных золотых украшениях. И теперь, когда ее изгибы сформировались, трудно игнорировать тот факт, что острая на язык младшая сестра Бена Ришелье превратилась в поразительно красивую молодую женщину.

Мои руки дергаются от желания прикоснуться к ней, и я вспоминаю тот первый день, когда я увидел ее после того, как Петр вернулся в Нью-Йорк.

Я принципиально не прикасаюсь к женщинам, окружающим моего пахана. Но я инстинктивно поймал Дани, когда увидел, как она падает. Большой ящик, от которого она пыталась уклониться, закрывал ее из поля зрения вплоть до того момента, пока она не споткнулась и практически не столкнулась со мной, а у меня не было времени подумать.

Мои ладони покалывают при воспоминании о ее мягкой коже в моих руках, и того, как ее широкие глаза искали мои, и ее близость вызвала во мне волну осознания, привлекая мое внимание к тому, какой проблемой она может оказаться.

Потому что я не могу отрицать своего влечения к ней, хотя знаю, что она для меня слишком молода. По крайней мере, сейчас, в девятнадцать лет, она достигла совершеннолетия. Но такая девушка, как Дани, — девушка из хорошей семьи, с большим количеством денег и миром у ее ног, не влюбляется в парней почти на десять лет старше и не имеющих в своем имени никаких достоинств. Особенно, когда этот человек тесно связан с преступной деятельностью, а ее отец — генеральный прокурор Нью-Йорка, занимающийся расследованием преступлений.

Сжимая челюсти до боли в зубах, я отбрасываю блуждающие мысли, признавая тот факт, что смогу восхищаться Дани только так, как сейчас, издалека. К тому же, последнее, что мне нужно, это чтобы меня отвлекла девушка, когда мой пахан ходит по тонкой грани между миром и войной с очередной Братвой.

Тем не менее, мои глаза с благодарностью задерживаются на идеальной фигуре Дани, когда она медленно поднимается. Мягкая улыбка украшает ее пышные губы, пока она продолжает смотреть в камеру. Затем, словно почувствовав, что кто-то наблюдает за ней, Дани поворачивается и смотрит на меня. От глаз, соответствующих ясному голубому небу над головой, у меня сводит живот, и на мгновение я замираю.

Теперь, когда меня поймали на пристальном взгляде, я знаю, что мне нужно растопить лед, но моя грудь необычайно напряжена, слишком напряжена, чтобы говорить.

— Ефрем, — произносит она с придыханием, как будто я ее завел, и я наслаждаюсь звучанием своего имени на ее губах. — Я не слышала, как ты подошел.

Она нервно смеется, от чего у меня учащается пульс. Улыбка, которая достигает ее теплых глаз, заставляет ее ямочки лопаться, и мои губы изгибаются вверх в ответ.

— Я не хотел вас беспокоить. — Я оглядываюсь через плечо, размышляя, стоит ли мне отдохнуть на крыльце, а не во внутреннем дворике на крыше. Потому что, когда я оказываюсь в одном пространстве с Дани, в моей голове без приглашения вспыхивают злобные и соблазнительные мысли. — Я могу уйти.

— Нет, нет, все в порядке. Пожалуйста, оставайся, — быстро говорит она, протягивая ко мне руку с длинными пальцами и делая шаг в мою сторону.

Я отслеживаю движение глазами и замечаю оттенок смущения, который окрашивает ее щеки, когда она останавливается мгновением позже.

— Если вы уверены, что я не буду вас беспокоить, — соглашаюсь я.

— Я не против компании. — Дани нервно теребит одно из множества тонких золотых колец, которые окружают ее пальцы, затем указывает на цветы, украшающие стену крыши. — Пока жду, я просто практикуюсь в фотографии природы. У Сильвии божественный сад.

Я киваю, надеясь оценить манящий вкус природы посреди бетонных джунглей Нью-Йорка. В большом городе это редкость.

— Чего вы ждете? — Спрашиваю я после паузы.

— Прошу прощения? — Взгляд Дани перескакивает с моей груди на мои глаза. Ее щеки приобрели привлекательный румянец, и я задаюсь вопросом, о чем она, должно быть, подумала, потому что я могу гарантировать, что это было не о саде, о котором она упомянула несколько минут назад.

— Вы сказали, что пока ждете, занимаетесь фотографией, — напоминаю я ей, подавляя грозящее вырваться из меня веселье. — Так чего же вы ждете?

— Ох, эм, Сильвию. Я надеялась, что они с Ислой смогут сегодня присоединиться ко мне на прогулке в Центральном парке.

Я киваю в знак подтверждения.

— Видишь ли, одно из моих занятий в этом семестре посвящено фотографии природы. — Объясняет Дани, ее длинные ноги целеустремленными шагами сокращают расстояние между нами.

Приветственный запах свежескошенной травы в сочетании с тропическим солнцезащитным кремом наполняет мой нос, когда она останавливается рядом со мной, ее тело настолько близко, что наши руки почти соприкасаются. Затем она поворачивает экран камеры ко мне, чтобы я мог видеть изображение георгин, которые она запечатлела. Хоть я и не фотограф, но вижу, как хорошо она подчеркнула яркий цвет цветов.

— Вы учитесь в Школе искусств Челси, верно? — Спрашиваю я.

Взгляд Дани метнулся к мне, на ее лице промелькнуло удивление.

— Ты запомнил?

Я отмахиваюсь от этого, хотя, наверное, странно, что я запомнил такую незначительную деталь, когда просто подслушал ее в разговоре с Петром и Сильвией больше года назад.

— Моя работа — быть в курсе людей, присутствующих в жизни моего работодателя.

— О, да. — Говорит Дани, выглядя взволнованной, когда она снова смотрит на камеру. — Ну, обычно я предпочитаю ловить людей. Но природа — это новый интересный вызов. — Объясняет она, похоже, не обращая внимания на эффект, который ее близость оказывает на мое тело.

Я борюсь с желанием прочитать поближе и вдыхаю свежий аромат ее цветочного шампуня. Тепло исходит от ее кожи, напоминая мне, что малейшее изменение может привести меня к контакту с ней.

— Почему вы предпочитаете фотографировать людей? — Спрашиваю я, заставляя себя сосредоточиться на теме разговора.

Дани пожимает соблазнительно обнаженным золотым плечом.

— Я могу найти гораздо больше глубины и эмоций, когда фотографирую людей. Природа и пейзажи хороши, но в изображениях растений меньше невысказанного общения.

Я искоса смотрю на Дани, оценивая ее не из-за ее высоких скул и тонкого носа (хотя они, конечно, бросаются в глаза), а из-за интригующей причины ее заявленных предпочтений. Раньше я никогда не уделял столько внимания фотографиям, но теперь я хочу своими глазами увидеть, что она имеет ввиду.

В одно мгновение мое внимание переключается на дверь на крыше, когда я чувствую кого-то с другой стороны. Мгновение спустя Сильвия выходит в уютное пространство.

— О, хорошо Ефрем, что ты уже здесь. — Она одаривает меня теплой улыбкой.