Идеальный ис-ход

4. Инди

— Ты что, издеваешься надо мной? — я зарываюсь лицом в подушку, пытаясь защитить глаза от ослепительного утреннего солнца, льющегося в окна моей спальни. — Почему здесь нет жалюзи?

Солнечные лучи отражаются от желтых стен моей новой комнаты. Мне нужно спросить Стиви, какого черта она покрасила эту комнату в такой отвратительный цвет, потому что знаю, что мистер Черно-белый ни за что на свете не сделал бы этого.

Я не знаю, который сейчас час. Я ничего не устанавливала в своей новой комнате, включая будильник, и только Бог знает, где мой телефон, но по неприлично яркому восходу солнца, проникающему в комнату, могу сказать, что, еще, черт возьми, слишком рано, чтобы бодрствовать.

Сегодня вечером у меня ночной рейс, первый в сезоне, и мне нужно выспаться. Вдобавок, я не утренний человек, особенно в те дни, когда мне приходится летать всю ночь.

Я спала как убитая. На полу с одной подушкой и двумя наброшенными одеялами. У меня пока нет кровати или матраса, а моя упрямая задница отказалась спать на диване Райана после вчерашнего фиаско.

Мне нужно пройтись по магазинам за кое-какими вещами. Странно начинать все сначала, но ни одна часть меня не хочет забирать матрас или постельное белье с того места, где я нашла Алекса с кем-то другим.

Одна мысль о его имени пробуждает боль в груди, которую я предпочитаю прятать на некоторое время, пока простое напоминание не принесет с собой цунами боли.

Обнаружив, что мой телефон впивается в спину, я прищуриваюсь, стараясь не ослепнуть от яркого экрана.

Инди

Ежедневное объявление: почему, черт возьми, эта комната цвета маленького утенка? Мне бы хотелось вернуть сюда кровать. Андерс достаточно богат, чтобы купить новую для вашей гостевой спальни. О, и твой брат — придурок.

Стиви

Что ж, по крайне мере, это удержит тебя от желания переспать с ним!

Когда это я такое говорила? Я читаю любовные романы. У меня слабость к придуркам.

Она не отвечает, и мне интересно, сколько ежедневных обновлений потребуется ей, чтобы заблокировать мой номер.

Уткнувшись головой в подушку, я закрываю глаза, надеясь получить еще несколько часов драгоценного сна, но как только аромат свежего кофе проникает в мою комнату, я в состоянии повышенной готовности. Запах и так соблазнительный, но добавьте к нему немного хрустящего бекона, и я встаю с постели и, спотыкаясь о свой хлам, добираюсь до кухни. Я не ем эту гадость, но, Боже, пахнет она потрясающе.

— Доброе утро, — говорит Райан, не потрудившись повернуться лицом ко мне.

— Доброе, — бормочу я, усаживаясь за кухонный островок.

Укороченная футболка и баскетбольные шорты украшают его тело, но его наряд не излучает той энергетики парня из братства, которую я ожидала. Его футболка кажется такой старой и поношенной, что ему пришлось отрезать рукава просто потому, что в ткани было слишком много дырок — удивительно для такого чистоплотного человека, как он. Как бы то ни было, я не жалуюсь, потому что его гладкие, изгибающиеся косые мышцы идеально выступают из глубоких вырезов по бокам, а его выпуклые квадрицепсы заставляют мое воображение танцевать, представляя все вещи, на которые способны эти мощные ноги.

Боже, он весь как скульптура.

Райан, наконец, поворачивается ко мне лицом, ловя мой восхищенный взгляд, прежде чем его взгляд скользит к моей груди. Наверное, мне следовало надеть лифчик. Благодаря этой тонкой майке со смайликом, я не единственная, кто приветствует сегодня утром своего нового соседа по квартире.

— Тебе не нравятся лифчики?

— Мне? Лично мне не нравится носить их с пижамой, но тебе, видимо, нравится, — я поднимаю руки вверх, сдаваясь. — Свобода и никаких осуждений.

Он бросает на меня равнодушный взгляд, прежде чем поставить передо мной на стойку кружку обжигающе горячего черного кофе, а затем тарелку с яичницей-болтуньей, беконом и пшеничными тостами.

Я поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его. Сине-зеленые глаза впиваются в мои, ожидая, что я что-то скажу, но я не могу. Тень разочарования, которая была на нем прошлой ночью, немного рассеялась, и он выглядит мягче, добрее.

— Ты хотела позавтракать вместе, — напоминает он мне, кивая в сторону тарелки.

Он помнил, хотя я совсем забыла об этом после небольшого срыва. Я полагала, что после вчерашнего вечера меня встретят уведомлением о выселении, а не завтраком.

Это блюдо — оливковая ветвь. И хотя он был знатным придурком, я действительно бросила туфлю в его дверь, так что не знаю, должен ли он извиняться.

— Это были ярко-розовые? — спрашивает он, отводя мой взгляд от его спальни.

— Хмм?

— Туфля, которую ты бросила в мою дверь. Это были твои розовые каблуки? — он указывает на беспорядок в моем дверном проеме.

Наверное, мне должно быть стыдно, но это не так.

— Возможно. Это мои туфли «Я-не-принимаю-такое-дерьмовое-поведение».

Легкая улыбка приподнимает уголок его губ, но я не слишком надеюсь на искреннюю усмешку. Я быстро поняла, что Райан Шей не находит меня ни забавной, ни очаровательной.

Он протягивает мне вилку, стоя напротив островка, но прежде чем приступить к завтраку, он моет две сковородки, которыми пользовался, высушивает их и возвращает на место, где они должны быть по праву.

— Прости за вчерашний вечер, — наконец извиняюсь я с набитым ртом. — Я сотру эту потертость с твоей двери.

Он не отвечает, переключая свое внимание на тарелку, когда начинает есть свой завтрак.

— Ты не любишь бекон? — он указывает вилкой на мою тарелку.

— Я вегетарианка.

Его глаза с ужасом перескакивают на мои, прежде чем он хватает мой бекон и кладет его между своими восхитительно полными губами.

— И ты не пьешь кофе?

— Я люблю кофе. Но я не пью горячий кофе. Я жду, пока он остынет, а потом добавлю немного льда. И сливки. Побольше сливок.

Его брови хмурятся, вероятно, удивляясь, как он заполучил самого трудного соседа по квартире в мире.

— Ты пьешь только кофе со льдом? А зимой?

— Может быть, в минус двадцать я буду держать кофе со льдом в руке, пока надеваю зимние перчатки.

— Ты как типичная девушка из «Старбакса»? Немного банально, тебе не кажется, Индиана?

Я прищуриваюсь при упоминании этого имени.

— Ты когда-нибудь слышал фразу «она не такая, как другие девушки»?

Он слегка кивает головой.

— Так вот это не я. Я такая же, как любая другая цыпочка. Настолько простая, насколько возможно. У меня была фаза уггов. У меня была фаза узких джинсов. Я люблю, чтобы в моих книгах была романтика, в моем кофе больше сливок, чем кофеина, и я даже делаю эстетичные снимки своей еды всякий раз, когда нахожусь в ресторане.

Его грудь слегка двигается, и я мысленно похлопываю себя по спине за то, что вызвала у Райана Шея самый тихий смешок.

Мы заканчиваем наш завтрак в тишине. Райан не поднимает на меня глаз, но я не могу оторвать свой блуждающий взгляд от него, пока он ест. Он действительно красивый мужчина. Квадратная челюсть с легким налетом щетины. Губы немного пухлые, и я не могу не удивляться тому, какие они мягкие на ощупь. Глаза, которые светлые и пронзительные, манящие, даже если он этого не хочет. Он не самый приятный, не самый общительный, но, тем не менее, привлекательный. Возможно, самое странное в нем то, что он этого не осознает.

— Что? — спрашивает он, не поднимая на меня глаз.

Меня не смущает, что меня поймали с поличным, поэтому я сосредоточиваю свое внимание на нем.

— У тебя есть друзья?

— Да.

— У тебя на кухне не так уж много еды. Что, если твои друзья придут на ужин, а у тебя нет лишних тарелок или столовых приборов?

— Я не провожу здесь время со своими друзьями.

— Тогда где ты проводишь с ними время?

— На тренировке или на наших играх.

— То есть, со своими товарищами по команде.

— Я слишком много работаю, поэтому считаю своих товарищей по команде своими друзьями. Стиви тоже мой друг.

— Она твоя сестра-близнец.

— Еще есть Зандерс.

— А он твой будущий шурин.

— К чему ты клонишь, Инди? — в его тоне слышится раздражение.

Я небрежно пожимаю плечами.

— Забей. Просто пытаюсь узнать тебя получше. Какой твой любимый цвет?

— Черный.

— Я вроде как думала, что роботам больше нравится серебряный.

Он одаривает меня фальшивой улыбкой.

— Как мило.

— Почему у тебя нет собаки или домашнего любимца, который составил бы тебе компанию? Думаю, грустно жить здесь одному.

— У меня аллергия на собак. И я не одинок.

— Ах, точно. Я забыла о твоей аллергии. Ты явно чем-то разозлил большого парня наверху, что заработал эту аллергию. Тогда что насчет кошки? Или хоть кто-то, о ком нужно позаботиться.

— Мне не нужно ни о чем и ни о ком заботиться, и мне не нужна компания. Мне нравится быть одному.

— Я люблю цветы. Я могла бы украсить ими твою квартиру. Или растениями. Может, благодаря им ты почувствуешь себя более мужественным. Да и они, возможно, смогут процветать в холодной атмосфере, излучаемой твоей хмурой личностью.

— Ты довольно⁴… смелая для той, кто приехала сюда только вчера и до сих пор не подписала договор аренды. И ты задаешь слишком много вопросов.

— Ты считаешь меня симпатичной?

— Ты услышала только первые два слова и пропустила остальное мимо ушей? — он поднимает бровь, явно не удивленный.

— Просто пытаюсь узнать тебя получше.

С минуту он изучающе смотрит на меня.

— Отлично. Моя очередь.

Я выпрямляюсь.

— О, это весело! Вопросы сблизят нас, как соседей. Валяй.

— Расскажи мне о своем бывшем и почему тебе негде жить.

Ну, черт возьми. А он не пошел издалека.

— Мой любимый цвет? Так рада, что ты спросил. Лавандовый.

— Я не это спрашивал.

Деля глубокий, смиряющийся вздох, я спрашиваю:

— Ты прекрасно знаешь, что мне неприятно об этом говорить. Ты уверен, что хочешь знать подробности?

— Да.

Он выдерживает мой пристальный взгляд, выглядя непоколебимым. Понимая, честность, вероятно, обязательное условие для проживания здесь, говорю ему:

— Мы с моим бывшим долгое время жили вместе. А встречались еще дольше, и все это закончилось около полугода назад, когда я рано вернулась домой из рабочей поездки и обнаружила его в нашей постели с другой.

Райан дергает челюстью, скрепя зубами.

— Я итак знаю все это. Долго — это сколько?

— Шесть лет.

Сине-зеленые глаза расширяются.

— Вы были вместе шесть лет?

— Да, но мы знаем друг друга всю нашу жизнь.

— Шесть лет, и вы еще не были женаты или помолвлены?

— Мы приближались к этому. Он уже купил кольцо. Я ждала, когда он будет готов к следующему шагу.

Я продолжаю смотреть в свою тарелку, потому что это унизительно. Раньше мне нравилась наша история любви. Она делала нас уникальными, связанными судьбой. Друзья детства женятся. Мне не терпелось однажды показать фотографии из детского сада на нашей свадьбе.

Но сейчас? Это унизительно. Мы знаем друг друга двадцать два года, встречались шесть из них, и он так и не захотел жениться на мне. Он даже не смог остаться мне верным.

— Тебе никогда не следует ждать от кого-то следующего шага, — говорит он немного ласково, чего сам не ожидал.

— Хоть декор твоей квартиры черно-белый, Райан, жизнь, однако, не такая.

— Именно такая, когда дело доходит до любви. Либо вы хотите быть вместе, либо нет. Шесть лет и целая жизнь воспоминаний — более чем достаточно, чтобы разобраться в этом. Он тянул время. Тебе нужно двигаться дальше.

— Господи. Как резко. Я вроде как пытаюсь.

— Нет. Точнее, не совсем. Ты плакала прошлой ночью из-за него. Можешь сказать, что это из-за того, что я вел себя как полный мудак, и мои слова ранили тебя, но ты плакала из-за него. Ты живешь здесь из-за него, и это ранит твои чувства. Он не хотел быть с тобой. Он доказал это, прождав шесть лет, так и не сделав тебе предложение, и практически кричал об этом, когда решил трахнуть кого-то другого в твоей постели. Так что, да, Индиана, это и есть черно-белое. Тебе нужно двигаться дальше. Он ни хрена не заслуживает тебя, включая твои слезы.

Игнорируя данное мне прозвище, гнев клокочет внутри меня.

— Может быть, ты поработаешь над тем, чтобы немного мягче высказываться, сосед. Ты понятия не имеешь, каково это, когда у тебя из-под ног выбивают все твое будущее, заставляя начинать все сначала.

Он сглатывает, не сводя с меня глаз.

— Поверь мне, я знаю лучше, чем кто-либо другой.

Дерьмо. Уязвимость, скрывающая его раздражающе красивое лицо, ясно дает понять, что я задела его за живое.

Я смягчаю свой тон.

— И кстати, меня зовут не Индиана. Так что прозвище не имеет абсолютно никакого смысла. Не говоря уже о том, что оно длиннее, чем просто Инди.

— Твое настоящее имя Инди?

— Вообще-то, Индиго. Но я предпочитаю Инди.

— Индиго? Как цвет?

— Да, как цвет. У моих родителей был непростой период, когда я родилась. Я их единственный ребенок, и они выбрали Индиго.

— Значит, я могу называть тебя Блу? — он искренне смеется, и я впервые слышу его смех. Несмотря на то, что он смеется надо мной, а не со мной, мне нравится этот звук.

— Меня зовут Инди, — напоминаю ему. — Но давай лучше остановимся на прозвище Индиана, которое, черт возьми, не имеет смысла?

Он улыбается. Широко и лучезарно, искренне. У него есть даже ямочки на щеках, везучий сукин сын.

— Не-а. Я остановлюсь на прозвище Блу.

— Нет. Ни за что. Тогда Инди, просто Инди.

Он берет мой кофе комнатной температуры и выливает немного в раковину, прежде чем вернуться к холодильнику и наполнить мою кружку льдом. Достав из холодильника маленькую упаковку молока, он ставит их передо мной.

— У меня нет сливок, так что, надеюсь, молока хватит. У тебя ведь нет непереносимость лактозы?

В его глазах появляется нервный блеск, когда он смотрит на меня, как будто не может справиться с еще одной вещью, которую я не буду есть или пить.

— Молоко подойдет. Спасибо.

— Давай поговорим об аренде.

— Ты все еще хочешь, чтобы я жила здесь после того, как бросила ботинок в твою дверь и сказала, как моя жизнь колоссально поменялась в худшую сторону?

— Не знаю, стал бы я использовать слово «хочу», в любом случае это временно. Пока ты снова не встанешь на ноги.

Временно. Я устал от того, что все в моей жизни было временным. Я хочу стабильности и будущего, тем не менее меня на сто процентов устраивает, что этот жизненный период временный. Райан все равно не сможет долго жить со мной. Я в этом уверена.

— Хорошо, давай поговорим об аренде.

Он берет мою теперь уже пустую тарелку вместе со своей и начинает мыть их в раковине.

— Какую сумму ты готова платить за аренду?

Я не часто смущаюсь, и все же два самых неловких момента в моей жизни произошли из-за Райана Шея, так что давайте добавим к списку и этот. Как я должна сказать одному из самых привлекательных мужчин, которых когда-либо встречала, сколько денег я зарабатываю? Оглядывая его квартиру, становится ясно, что он никогда не чувствовал себя финансово стесненным, по крайней мере, с тех пор, как подписал контракт с «Чикаго». Его квартира феноменальна, а у меня даже нет денег, чтобы арендовать хотя бы каморку.

Опустив глаза, спрашиваю:

— Мой максимальный бюджет, или сколько я могу себе позволить, продолжая есть и заправлять машину?

— Сколько ты сможешь платить в месяц, чтобы при этом все еще откладывать деньги на собственное жилье и не отказывать себе в том, в чем хочешь? — Райан ставит тарелки и вилки на сушилку рядом с раковиной.

— Тысяча баксов? — это вопрос, а не утверждение. Мне нужно всего семь месяцев чтобы накопить нужную сумму, и ради этого я могу есть пакеты рамена.

Он вопросительно приподнимает бровь.

— Моя сестра сказала, что у тебя были финансовые проблемы. Ты могла бы найти и другое место, за которое платила бы тысячу баксов. Но ты решила жить здесь, чтобы максимально экономить.

Четырнадцать тысяч. У меня есть семь месяцев, чтобы сэкономить четырнадцать тысяч долларов, только если все пройдет гладко.

Я знала, что лечение бесплодия обходится дорого, и отдавала себе отчет в том, что оно, скорее всего, будет необходимо в будущем. Чего я не планировала, так это того, что мне придется платить за заморозку своих яйцеклеток в возрасте двадцати семи лет после того, как любовь всей моей жизни и тот, кто, как я думала, станет отцом моих детей, решил переспать с другой.

Мой врач предупреждал нас, что мы должны были начать пробовать много лет назад, но Алекс не был готов. Я не виню его, потому что я тоже не была готова, но он постоянно подчеркивал, что мы скоро займемся этим. Вот почему я не стала замораживать яйцеклетки раньше, пока у меня все еще была страховка моих родителей. Но он дотянул все до того, что я постарела на год и потеряла страховку, а сам засунул свой член в другую.

Снижение овариального резерва⁵ — обыденная фраза, чтобы сказать, что мои яичники стареют быстрее, чем остальная часть моего тела.

Несмотря на то, что моему организму далеко за двадцать, мои яйцеклетки находятся на грани выхода на пенсию из-за генетической предрасположенности со стороны мамы. Если я хочу когда-нибудь сохранить возможность иметь биологических детей, мне нужно поскорее что-то с этим делать, и, поскольку я не могу позволить себе брать отгулы на работе, мой план состоит в том, чтобы копить, копить, и еще раз копить до следующего лета — хоккейного межсезонья.

Райан достает блокнот и ручку из ящика стола. Я бы предположила, что это его «ящик для мусора», но у него даже ручки аккуратно сложены в ряд. У каждой мелочи есть свое определенное место. Психопат.

Он пишет «Соглашение о временной аренде Блу» в верхней части блокнота.

Он дважды подчеркивает слово «временной».

Я не знаю, что раздражает больше — откровенное напоминание о том, что он не хочет, чтобы я жила здесь, или прозвище, которое я заработала за завтраком.

Он пишет первый пункт — Арендная плата.

— Как насчет пятьсот баксов в месяц? — он водит ручкой по странице, опираясь на предплечья.

Я изо всех сил стараюсь не пялиться на вздувшиеся вены, бегущие по его мускулистым рукам, когда обдумываю его предложение, но это отвлекает.

Пятьсот баксов в месяц? Этой суммой он точно не избавится от меня. Она даже не покроет дополнительные коммунальные услуги, которые я собираюсь оплачивать по его счетам.

Может быть, он действительно хочет, чтобы я жила в его квартире, и это его способ заставить меня остаться? Я вполне могу позволить себе платить пятьсот баксов в месяц.

— Только в том случае… — продолжает он, в то время как мой разум все еще размышляет о возможном скрытом значении его слов, — …если ты будешь откладывать оставшиеся пятьсот баксов на сберегательный счет для своего собственного жилья.

Забудьте. Он собирается взять с меня почти ничего, лишь бы я уехала как можно скорее. Тем не менее, это великодушно, и я не мазохистка. Если он сам согласен брать с меня столько, я с радостью позволю ему. У него явно есть деньги. Тем более маловероятно, что он знает, как будут распределены мои сбережения.

— Договорились.

Его глаза светлеют, кожа слегка разглаживается в уголках, однако он едва улыбается.

— Ты даже не собираешься спорить со мной? Не будешь требовать платить больше?

— Нет, — я пожимаю плечами. — Думаю, мистер Райан Шей, вы прекрасно можете позволить себе приютить меня.

Его внимание возвращается к блокноту, и уголки его губ приподнимаются, когда он пишет 500 долларов + 500 долларов сбережений рядом с арендной платой.

Следующая строка — Правила.

Куда же без этого.

— Дай угадаю. Тихий час начинается в 8:30 вечера, и перед каждой домашней игрой ты совершаешь небольшой ритуал жертвоприношения, о котором никто не должен узнать.

— Как мило.

Я с улыбкой опираюсь щекой на ладонь.

— Продолжишь так говорить, Шей, и я, возможно, привыкну к этому.

— Никаких гостей, — говорит он, когда пишет то же самое.

— Я не могу пригласить друзей в гости?

— Стиви можешь.

Я слегка смеюсь, не веря своим ушам.

— И Зандерса, — предлагает он, как будто дает мне больше вариантов. — И пара моих товарищей по команде тоже может прийти.

Мои брови взволнованно приподнимаются.

— Квартира, полная парней из НБА? Я в деле.

— Нет.

— С тобой неинтересно.

— Я не хочу, чтобы здесь были незнакомцы, — продолжает он. — И никаких ночных гостей.

— С тобой действительно неинтересно. Ты уже ревнуешь, Райан? Мы прожили вместе всего двенадцать часов, и тебе невыносимо видеть со мной другого мужчину. Серьезно?

Он делает движение указательным пальцем, обводя им мое лицо.

— Эта всегда работает? Ты всегда получаешь то, что хочешь, благодаря этому?

— Ты имеешь в виду мое очарование? Двадцать семь лет, малыш.

Еще одно легкое движение его губ. Черт меня побери, если это не самое сексуальное, что я когда-либо видела.

— Я не собираюсь трахаться с тобой. Делай, что хочешь, — говорит он, и эти слова мне не нравятся. Мне нравилось думать о том, что он вел себя по отношению ко мне чересчур по-собственически и не мог вынести мысли о присутствии другого мужчины рядом со мной, потому что хотел меня для себя.

— Просто не приглашай сюда никого, — продолжает он. — Я не хочу, чтобы здесь находились незнакомцы. Не хочу показаться тираном, но я никуда не могу пойти, чтобы меня не узнали. Моя квартира — мое безопасное место, где я могу по-настоящему уединиться, и я не хочу терять это чувство. Так что никаких гостей. Это не подлежит обсуждению.

— Я понимаю, — отмахиваюсь я. — Я работаю с профессиональной хоккейной командой, помнишь? Я знаю, что такое папарацци и вспышки фотокамер.

— Нет. Это совсем другое. Все намного серьезнее, чем у ребят из «Рэпторс».

На мгновение между нами повисает тишина, пока он непреклонно выдерживает мой взгляд. Я не проводила свой обычный сеанс интернет-слежки за Райаном Шеем, но, возможно, мне следовало это сделать. Кажется, он пытается сказать что-то еще, не выставляя себя самоуверенным профессиональным спортсменом, и теперь я жалею, что не поняла невысказанных слов.

Когда я впервые встретила брата Стиви шесть месяцев назад, мне пришлось сдержаться, чтобы не поискать его имя в Интернете. Он, несомненно, был самым привлекательным мужчиной, которого я когда-либо видела, но я ему не понравилась. И меня это сильно беспокоило меня больше. Мне не хотелось ничего знать о нем, потому что он не хотел знать обо мне.

— Ладно, никаких гостей, — соглашаюсь я.

— Обещаешь?

Очевидно, для него сложно впускать в свой дом совершенно незнакомого человека. Я не понимала этого. Отнеслась к этой жизненной ситуации легкомысленно, а он, очевидно, нет.

Я сажусь прямо, надеясь, что он видит, насколько серьезно я сейчас к этому отношусь.

— Обещаю.

Он выдыхает, когда пишет «Никаких гостей» рядом с «Правилами».

Он продолжает писать — Никаких друзей. Никакой еды. Никакого беспорядка — ссылаясь на мое ужасно произведенное третье впечатление.

Что ж, будь я проклята. У Райана Шея есть чувство юмора.

— А что насчет твоих гостей? — спрашиваю я, прежде чем мы сможем слишком далеко отклониться от этой темы. — Где ты… развлекаешься с ними?

Он поднимает глаза на меня, затем проходится взглядом по моему лицу, скользит по шее и задерживается немного дольше на моей груди. Райан прикусывает нижнюю губу, и от его пристального внимания мои соски твердеют, напрягаясь под тонкой майкой.

Он ухмыляется на это, и, черт возьми, его ухмылка великолепна.

— О чем именно ты спрашиваешь?

Господи, его голос стал хриплым.

Я сглатываю, закидывая одну ногу на другую, чтобы приглушить внезапную пульсацию от его ухмылки.

— Я спрашиваю… — я колеблюсь, поскольку от одной мысли, с кем и где Райан Шей занимается сексом, между ног начинает болезненно пульсировать. Прочищая горло, повторяю: — Мне было интересно…

Он наклоняется над островком ближе, не сводя с меня глаз.

— Ты спрашиваешь, где я трахаюсь, Блу?

Нет. Мы не дойдем до этого. Он не единственный, кто может все контролировать. Я заставляю его чувствовать себя некомфортно благодаря своему общительному характеру. Но он не сможет проскользнуть в мой разум, используя свою странную манеру все контролировать и спрашивая этим знойны голосом о том, хочу ли я знать о его сексуальной жизни. Потому что, Боже, конечно, хочу, н не дам ему об этом знать.

— Вообще-то, нет, — я выпрямляюсь. — Мне совсем не хочется об этом знать.

— Ты уверена? — он кивает в сторону моей груди.

Мои соски чертовски хотят знать, где и с кем трахается Райан Шей. Они практически разрываю майку, желая выяснить это. Два смайлика, располагающиеся на майке в области груди, внимательно смотрят на моего соседа по комнате, практически крича от желания выяснить, где он занимается сексом.

Пыхтя, я потираю грудь ладонями, пытаясь заставить ее успокоиться.

— Какого черта, Райан? Я думала, ты ведешь себя застенчиво, когда речь заходит о девушках.

— Я не застенчивый. Просто до этого ты настолько удивляла меня своей прямолинейностью, что я не знал, что говорить, — он выпрямляется. — Но я не привожу сюда никого на ночь. Думаю, это все, что тебе нужно знать.

Что ж, ладно. Черта наших отношений проведена.

Он добавляет третий пункт, как кажется последний — Подпись. Пододвигая блокнот через островок ко мне, он протягивает ручку.

— Это все? — спрашиваю я со скептицизмом. — Платить тебе пятьсот долларов в месяц и не приводить гостей?

— Плюс убедись, что ты ведешь себя тихо, когда поздно возвращаешься домой из поездок, и я буду делать то же самое. Будь повежливее с моим швейцаром, и, может быть, мы сможем ужиться.

Я приподнимаю бровь.

— Теперь ты просишь слишком многого.

Переключив свое внимание на блокнот передо мной, я решаю подписать, прежде чем он добавит еще правила, с которыми я не смогу согласиться. Пока что они вполне приемлемые, и я бы хотела, чтобы так оно и оставалось.

Он отрывает верхнюю бумагу и с помощью магнита приклеивает наш договор аренды на холодильник, чтобы мы оба могли его видеть. Каждый день. До тех пор, пока я здесь живу.

— Увидимся, когда ты вернешься из своей поездки, — он берет свежий кофе с собой в свою комнату.

— Подожди, это все? Мы говорили всего тридцать минут. Тебе не обязательно прятаться в своей комнате.

— Мне этого достаточно.

— Я могла бы… я могла бы приготовить нам обед! — быстро предлагаю я, и в моем голосе слышится отчаяние от желания провести с ним время. Я звучу жалко.

— У меня тренировка.

— О, ладно.

Остановившись в дверях, он снова поворачивается ко мне лицом, оглядывая меня с ног до головы, пока я сижу на табурете, отчаянно нуждаясь в его внимании. Может ли он почувствовать, насколько я зависима от чьей-то компании, или он полагает, что мне нужна именно его компания? Потому что дело не в нем. Я просто не хочу оставаться одна.

Его губы снова изгибаются, но на этот раз в невеселой улыбке. Он жалеет меня.

И в третий раз с тех пор, как я встретила Райана Шея, он прячется в своей комнате, подальше от меня.