Клетка. Жена монстра

Глава 11. Мирон. Одной проблемой меньше

Рывок руля, и моя машина вылетает на шоссе. Ветер свистит в открытое окно — я обожаю это. Чистый кайф.

Анжелика. Эта девчонка — словно ходячая головная боль. Еще недавно она была покорной и послушной, а сейчас… Слишком много своеволия. Слишком много дерзости.

Сжимаю руль сильнее, чувствуя, как напрягаются мышцы рук. Как она посмела так со мной разговаривать? «Поработать рукой»? Дорогая, ты не ахуела случаем? Да она вообще понимает, с кем имеет дело?!

Ее нужно поставить на место. Напомнить ей, кто здесь главный. Но как? Жесткость? Это ее только оттолкнет. Нежность? Это проявление слабости! Что же тогда?

Отвлекает телефон. На экране — незнакомый номер. Игнорирую. Сейчас не до этого. Возвращаюсь к своим размышлениям.

Анжелика — словно дикая кошка. Ее нельзя приручить. Ее можно только сломать. Но я не хочу ее ломать. Я хочу… управлять ей. Хочу, чтобы она смотрела на меня с восхищением и страхом, как на своего бога. Хочу, чтобы она принадлежала только мне.

Снова звонит телефон. Отвечаю, не глядя.

— Да? — рявкаю в трубку.

— Мирон, это Никос, — раздается знакомый голос. — У меня есть информация. Очень важная.

— Что за инфа? — спрашиваю, отвлекаясь от своих мыслей.

— Слышал, ты безуспешно ищешь Горбушева… — цедит Никос. — Я пробил, в какой дыре залег этот говнюк.

— Уверен, что это точно он? — спрашиваю, ощущая, как нарастает злость.

— Процентов на двести, — довольно отвечает Никос. — Но он очень опасен. Нужно быть осторожным.

— Я всегда осторожен, — говорю я. — Диктуй адрес. Вечером нагряну. И, Никос, с чего вдруг ты делишься инфой?

— Считай, что это аванс за твои хлопоты, друг.

Я скидываю адрес Сене и Толику, выключаю телефон и бросаю его на панель.

Откладываю Анжелику на потом. Сейчас нужно думать о других вещах. О выживании. О власти. О мести. А детка пусть отдыхает от действия своих волшебных таблеток. Мне даже нравится, как я могу ее выключать, ха.

Но даже в этой ситуации Анжелика не выходит у меня из головы. Она создает проблемы на ровном месте. Ее нужно приструнить. Нужно показать ей, что я не потерплю неповиновения. И я знаю, как это сделать.

Ухмыляюсь. План созревает в моей голове. Он прост, но эффективен. Я заставлю ее ревновать. Заставлю ее почувствовать себя ненужной. Заставлю ее понять, что она может меня потерять.

И тогда, когда она будет умолять о моей любви, я буду решать, что с ней делать. План пятнадцатилетнего подростка, но мне нравится.

Останавливаюсь возле отцовской конторы. Давненько я не заруливал в офис. Поднимаюсь на третий этаж в логистический отдел и направляюсь прямиком к директору.

Открываю дверь в его кабинет — совещание. Я, похоже, не вовремя.

— Коля, есть разговор, — спокойно начинаю я. — Потом посовещаетесь, наедине надо поговорить.

Сотрудники встают и выходят. Замечаю среди них сексуальную блондинку с большими розовыми губами, которая не сводит с меня взгляд – София. Помню, как я драл ее с подружкой на новогоднем корпоративе в примерочной среди реквизита тамады. Это незабываемо, как-нибудь повторю… Подмигиваю ей, и она улыбается, потупив взгляд.

Коля напрягается и таращится на меня во все глаза.

— Мирон, что случилось? — тревожно спрашивает он.

— Когда ближайшая крупная поставка из Китая?

— Послезавтра, а что? Что такое? — он делает глоток воды из стакана и явно нервничает.

Я открываю окно и закуриваю сигарету.

— Слушай внимательно. И сразу оговорюсь — акция разовая. Отец не должен знать, — закуриваю и медленно выдыхаю дым, собираясь с мыслями, чтобы не испугать этого придурка. — Короче. Надо прихватить из Китая один контейнер.

— О чем ты? Все оговаривается, подписывается заранее, там же таможня, Мирон. Это тебе не шутки!

Понятно, он уже завелся.

— Коля, не гони, — перевожу на него уставший взгляд. — Надо забрать один контейнер. Я знаю, что ты придумаешь, как это сделать. И надо, чтобы он так и оставался неучтенным, когда пересечет границу. Его просто заберут и все.

— Ты не представляешь, о чем просишь! Это абсурд! — он вскакивает с места и подходит ко мне. — Что за контейнер и откуда от взялся?! Что в контейнере?

— Коля, в этом мире абсолютно все продается и покупается. Не паникуй так.

— Мирон, если там что-то запрещенное и это найдут, то у нашей компании будут крупные проблемы! Ты хотя бы осознаешь риски?!

— Собачий корм в контейнере, устроит такой ответ?

— Зачем тебе это надо?

— А это тоже не твое дело.

— Нет, — он машет руками и отходит. — Ни за что! Ты с ума сошел! Этого разговора никогда не было.

Он трет пальцами виски, стараясь успокоиться.

— Ладно, — разворачиваюсь к нему, — А твоя жена в курсе, что ты трахаешь в перерывах Олесю из аналитического отдела?

Коля подскакивает и краснеет.

— Не докажешь! Я женат, у меня двое детей и прекрасная жена! Прекрасная!

— Да, — искренне смеюсь я, ищу на телефоне видео и показываю ему. — Ты разве не знал, что в вашей тайной комнате установили камеру? И уже давно…

Коля краснеет еще сильнее, переводя взгляд с дисплея телефона на меня и обратно. На видео он грубо дергает волосы Олеси и жестко натягивает девчонку на свой аппарат. Зрелище вряд ли понравится его женушке.

— Иногда, — тихо произносит побледневший Коля, — появляется срочный груз, который утверждаю лично я под свою… ответственность. И сообщаю Андрею Игоревичу. Груз добавляют за несколько часов до транспортировки. Мне нужен номер контейнера.

— Вот мы и договорились, — улыбаюсь я. — Да не бойся ты так. Все пройдет гладко. Ты любишь, когда гладко? Судя по видео Олеся точно любит...

Я довольно хлопаю его по плечу, выхожу из здания и набираю Никосу.

— Мирон, рад слышать.

— Поставка послезавтра, контейнер готов?

— Будет готов.

— На таможне все тщательно досматривают. Ты уверен, что все хорошо скрыто?

— Уверен. Ни прикопаться.

— Жду номер контейнера.

— Приятно иметь с тобой дело, Мирон.

Завершаю вызов и в задумчивости залипаю на телефон. Черт. Во что я ввязался. Надеюсь, Никос уверен в том, что говорит.

Пока еду по трассе, набираю Ленке.

— Алло, — раздается тихий голос, перевожу на динамик.

— Соскучилась?

— Предлагаешь развеяться? — робко интересуется она.

Ой, бля, девчонки.

— Нет. Предлагаю тебе рассказать мне что-то интересное.

— Лика была у Гошиной мамаши, но уверена, что она там ничего не узнала, иначе я была бы в курсе.

Чувствую, как по венам течет чистейшая ярость вперемешку с ненавистью и доброй долей ревности.

— Зачем она ищет Иванова?!

— Грустит, скучает. Картину ему свою отволокла.

— Что еще?

— Ничего. Мирон, мне кажется, ей очень плохо.

— Тогда сделаю ей сегодня очень хорошо. Звони, как узнаешь что-то интересное, — рычу я от злости.

Я ее ревновать хотел заставить, дурак! Она бы только счастлива была тому, что я подцепил какую-то девку.

Подъезжаю к соседнему дому от того, в котором прячется этот гондон, Горбушев.

Сеня и Толик уже не месте.

Темная лестничная клетка воняет сыростью и дешевыми сигаретами. Идеальное место для грешников, ожидающих расплаты. Сеня и Толик — по обе стороны от меня. Дверь Горбушева — в конце коридора. Сеня хмурится, передергивает плечами. Толик, как всегда, непроницаем, готов разъебать всех на своем пути. Я же чувствую прилив адреналина, мной движет предвкушение схватки, ревность, злость и отчаяние... Да, я был в отчаянии после того, как узнал, что этот сукин сын похитил мою девочку и увез в неизвестном направлении. Димон заплатит за все.

— Не вмешивайтесь. Он — мой, — командую я.

Дверь нужной квартиры. Толик, не дожидаясь команды, с силой бьет ногой в замок. Тонкий металл не выдерживает, дверь с треском распахивается внутрь.

Внутри царит хаос. Полумрак, мебель перевернута, на столе — остатки вчерашней пьянки. И посреди этого бардака — Горбушев. Стоит, расставив ноги, словно готовясь к прыжку. В глазах — не страх, а злость и отчаяние.

— Не ждал? — ухмыляюсь я, делая шаг вперед.

Димон молчит, сжимает кулаки. Видно, что он не намерен сдаваться без боя. Что ж, тем интереснее.

— Где засел Калмыкин? — спрашиваю я прямо, без лишних предисловий. — Говори, и может быть, я тебя отпущу.

— Иди в жопу, — рычит Дима. — Ничего я тебе не скажу, Романов.

Я смеюсь.

— Неужели ты думаешь, что у тебя есть выбор?

Он бросается на меня, словно зверь. Удары точные, быстрые. Уклоняюсь, блокирую, но один из них все же достигает цели. Чувствую резкую боль в челюсти.

— Неплохо, — говорю я, сплевывая кровь. — Но этого недостаточно.

— Передавай привет Анжелике, — улыбается Горбушев.

Он двигается неплохо, нанося удары с хорошей скоростью и невероятной яростью. Все смешивается в одну сплошную кашу. Я где-то уклоняюсь, огребаю, он — тоже… Удары, тяжелые вздохи, хруст костей.

Вдруг Горбушев наносит мне мощный удар в живот. Пропустил, сука... Теряю равновесие, падаю на пол. Он набрасывается сверху, пытается задушить.

— Ты сдохнешь, ублюдок, а я развлекусь с твоей девкой по полной! — кричит он мне в лицо.

Я зверею за секунду от этих слов, хватаю с пола пустую бутылку и разбиваю ее о голову этого придурка Горбушева. Тот отшатывается, теряет равновесие. Я вскакиваю, наношу удар ногой в пах. Он сгибается пополам, хрипит от боли.

— Бля, прям по яйцам, — смеется за спиной Сеня.

— Пидор заслужил! – поддерживает Толик.

Пользуясь моментом, наношу ему серию ударов в лицо. Горбушев падает на пол, кажется, теряет сознание.

Я стою над ним, тяжело дыша. Его лицо — в крови. Сеня улыбается. Толик, как всегда, спокоен.

— Жив? — спрашиваю я.

— Жив, — отвечает Толик, проверяя пульс. — Но ненадолго.

Нахожу ванную и обливаю лицо водой, вытираю кровь. Болит челюсть, но это неважно. Главное — получить информацию.

Выливаю на Диму ведро холодной воды. Он вздрагивает, открывает глаза.

— Говори, где Калмыкин?! — рычу я, наступая ему на грудь.

Димон смотрит на меня с ненавистью.

— Никогда, — шепчет он.

— Ошибаешься, — говорю я. — Ты скажешь.

Я начинаю давить на его сломанные ребра. Он кричит от боли.

— Говори! — кричу я, усиливая давление.

— Хорошо! Хорошо! — кричит Горбушев. — Я скажу! Только перестань, мать твою!

— В одном из своих домов за городом. Он доберется до вас. Даже не сомневайся! Ты больной, что решил против него переть, Романов? — истерично ржет он.

— Смертельно, мать твою.

Горбушев кидает свой телефон в сторону.

— Здесь все. Не трогай меня.

Я слушаю его раскаяния, не проявляя никаких эмоций, разглядывая инфу в телефоне. Открываю карты — последний маршрут Горбушева — как раз от одной из резиденций Калмыкина.

— Спасибо, Димон, — говорю я, когда он заканчивает. — Ты был очень полезен.

— Вы меня отпустите? — спрашивает он, с надеждой глядя на меня.

Я смотрю на Сеню. Тот качает головой.

— Нет, — честно отвечаю я. — Тебе не на что надеяться.

— Да нихуя у вас не выйдет! Как только ты нагрянешь в одну точку, он уже будет знать! И будет готов! Ты ни хера не достанешь его!

Киваю Толику. Тот вытаскивает нож и отдает мне.

Я резко вонзаю нож Горбушеву в живот. С садистским наслаждением наблюдая, как кровь хлещет фонтаном. Гадкое зрелище — даже для меня. Но это личное и оттого – это приятно... Димон кашляет, пытается что-то сказать, но его слова тонут в бесконечных хрипах. Через несколько секунд он затихает.

Толик поджигает квартиру. Нужно замести следы.

Выходим на улицу, молча расходимся.

Еду домой. Настроения совсем нет. Ведь он прав, ни хера я не смогу так просто добраться до Калмыкина, но и отца подключать не хочу. Он просто не станет мне помогать, а за подобные мысли – вообще похоронит. Надо подумать…

Почти десять вечера — свет в комнате Анжелики горит.

Поднимаюсь на второй этаж и медленно открываю дверь — вздрагивает. Она смеряет меня презрительным взглядом и откладывает расческу. Выглядит охуенно и соблазнительно в своем милом платьице.

— Чего тебе? — резко бросает, демонстрируя, что ей совсем неинтересна моя компания.

Анжи заостряет взгляд на моей побитой физиономии, но ничего не спрашивает, будто ей все равно. Возможно, ей действительно все равно…

— Полегче, принцесса. Почему ты еще не перетащила вещички в нашу комнату?

— Даже не собираюсь, — отводит взгляд и смотрит куда-то в пустоту.

— А что тебе по душе? Ты моя жена и…

— Только на бумаге! — обрывает она на полуслове.

Это меня почти выводит из себя, делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться и не наказать ее прямо сейчас.

— Анжи, — говорю тихо, не хочу заводиться сильнее, — давай сделаем все, чтобы тебе было уютно. Хочешь картину твою повесим на стену? Кстати, где она?

Напряглась, но молчит. Анжелика отворачивается к зеркалу, словно я не с ней говорю. Ничего, я просто подхожу ближе и встаю за ее спиной.

— Ммм? — дотрагиваюсь до ее обнаженного плеча и провожу ладонью по лопаткам. — Кажется, где-то я ее видел. Ну, такая, с влюбленной парой в цветущем саду. Там еще полнолуние. Мне нравится эта мрачность, чем-то завлекает.

Я убираю ее волосы на правое плечо и касаюсь губами ее шеи.

— Я продала ее…

Обворожительная лгунья, играть со мной вздумала.

— В самом деле? — играю удивление я, сильнее сжимая ее плечо. — И кому же ты ее продала, художница?

Она молчит. Я даже ощущаю, как участилось ее дыхание, сильнее прильнув горячими губами к вене на шее — получаю подтверждение своим догадкам.

— Ты же лжешь, Анжи, — шепчу я ей на ухо. — Ты играешь со мной. И, знаешь, твои игры мне совсем не нравятся.

Разворачиваю ее к себе лицом. Упорство в ее глазах дает понять, что она пойдет до конца, но я также вижу в них и страх. Этот страх мне тоже нравится.

— Ты думаешь, я поверю в эту чушь? — говорю я, повышая голос. — Ты думаешь, я идиот?

Она отталкивается ладонями от моей груди, делает шаг назад.

— Не смей так со мной разговаривать! — кричит она.

— Почему бы и нет? — усмехаюсь я. — Ты же лжешь мне!

Подхожу к ней, преграждая пути отступления.

— Где картина, Анжелика? — спрашиваю, глядя ей прямо в глаза.

Она молчит.

— Ты хочешь, чтобы я был плохим, — провожу пальцем по ее щеке. — Хорошо. Я буду плохим. Дай только повод, детка.

Хватаю ее за руку, с силой притягиваю к себе.

— Что ты делаешь? — кричит она, пытаясь вырваться.

— Ты будешь отвечать на мои вопросы, — сильнее сжимаю ее руку. — И ты будешь говорить правду.

Прижимаю ее сильнее, лишая возможности двигаться.

— Где картина, Анжелика? — повторяю я, глядя ей прямо в глаза.

Она молчит, упрямо поджав губы.

— Хорошо, — говорю я. — Тогда я расскажу тебе, где она. Ты отдала ее матери своего дружка. Верно?

Ее глаза расширяются от удивления, слышу ее шумные вздохи в тишине.

Пиздец, как я хочу ее сейчас. Молния на джинсах вот-вот не выдержит и разойдется.

— Откуда ты знаешь? — шепчет она.

— Я знаю все, Анжи, — отвечаю я. — Ты должна понять, что со мной бесполезно играть. Я всегда узнаю правду. И тебе не стоит меня злить. Иначе будет хуже. Для тебя.

Отпускаю ее, делаю шаг назад. Анжелика в шоке от происходящего, ее взгляд мечется от меня по всей комнате, словно выискивает предателя, но его здесь нет.

— Почему ты это сделала? — спрашиваю я. — Почему ты отдала картину ей?

— Это не твое дело! — огрызается она.

— Все, что касается тебя — мое дело, — отвечаю я. — Поняла?

Она молчит, отводит взгляд, не любит смотреть в глаза. Но это меня не волнует. Если я захочу, то просто заставлю ее.

— Мне не нравится ложь, — говорю я, понижая голос. — И, если ты будешь продолжать играть в свои игры, я разберусь с тобой так, как посчитаю нужным.

Подхожу к окну, смотрю на улицу.

Надо было решить эту проблему давно… Не дожал. Теперь пожинаю плоды. Черт.

— Хватит жить в своей комнате, — говорю я, не оборачиваясь. — Ты переезжаешь ко мне. Сейчас.

— Нет, мне…

— Молчать, — обрываю ее на полуслове. — Мы будем жить вместе, спать вместе и ты больше не будешь мне врать.

Она подчиняется, смотрит ненавистным и одновременно умоляющим взглядом.

— Мирон, может завтра? Уже поздно…

— Это не обсуждается, — твердо отвечаю я. — Или ты хочешь, чтобы я помог тебе собрать вещи? А я не буду церемониться, Анжелика.

Вижу, как в ее глазах вспыхивает гнев. Но она молча начинает собирать свои пузырьки с туалетного столика.

Да, детка, именно так, потому что у тебя нет выбора.

Я смотрю на нее, отворачиваюсь к окну, скрывая довольную улыбку. Она все еще сопротивляется, но я чувствую, что ломаю ее. Медленно, но верно. И скоро она будет принадлежать мне целиком и полностью.

Я беру ее за руку, тяну за собой, веду ее в нашу комнату. Она оглядывается по сторонам, оценивая обстановку.

Отпускаю ее, пытаюсь углядеть смирение в этих бескрайних глазах.

— Мы понимаем друг друга, Анжи?

Она кивает, но глаза… есть в них что-то, что теперь заставляет меня беспокоиться еще сильнее.

Подхожу к окну, снова смотрю на улицу.

Теперь все будет по-моему. И она это поймет.