Настоящее.
— Чем занимаетесь, Андрей Игоревич? — равнодушно интересуюсь я, открывая дверь в кабинет отца Мирона. Он сосредоточенно изучает документы.
— Читаю заключение аналитиков, — неохотно отвечает он, абсолютно не скрывая, что я не вовремя.
— Вы же знаете, что, если примите условия «Фортезза Групп», то вам придется сократить часть персонала, занимающегося логистикой? — просто так говорю я, подсовывая ему на подпись несколько бумажек.
Он вовсе не отвлекается на них.
— Твой глупый вопрос лишний раз доказывает, Анжелика, что ты не на своем месте, — он переводит на меня уставший взгляд и потирает глаза. — Ты знаешь, как мне не хватает советов твоего отца?
— Также, как мне не хватает самого отца. Подпишите и я уйду.
— Анжелика, Анжелика... — он берет ручку и внимательно смотрит на меня. — Мне не придется увольнять всех этих людей. Если я делегирую задачи, связанные с логистикой кому-то другому, а, поверь, это та еще головная боль, то смогу сфокусироваться на освоении европейского рынка, представители которого тоже не против иметь производство в Китае.
— Вы правы, я лучше поеду в галерею. Мне интереснее проводить экскурсии с иностранцами, чем вникать в это.
— Стой. Вот это будет, как нельзя кстати.
— У вас в штате есть хорошие переводчики.
— Они – лучшие. Но это не значит, что ты будешь отлынивать. Как раз через, — он переводит взгляд на дорогие часы, — полчаса приезжает представитель «Фортеззы» и несколько китайцев.
— Я не знаю китайский. Извините, — пытаюсь съехать с темы я.
— Они владеют английским, не беспокойся.
— Простите, но у меня практика, — я хватаю подписанные им бумажки и разворачиваюсь.
— Анжелика Романова, — строго и хрипло произносит он, — будьте так любезны задержаться.
— Хорошо, Андрей Игоревич, — натянуто улыбаюсь я и выхожу из его кабинета.
Вот черт!
В следующий раз оставлю все секретарю.
Маюсь ничегонеделанием пятнадцать минут, потом решаю занять место поближе к окну, чтобы было, на что отвлечься от скучных разговоров. Обсуждения и переговоры могут длиться очень долго. За что он так надо мной издевается?! Понятно, в кого Мирон такой упрямый, да еще и с манией величия.
Открываю дверь и захожу в переговорную, внезапно для себя замираю на месте — там уже ожидает Гоша.
— Что ты здесь делаешь один? — не слишком дружелюбно интересуюсь я.
— Так ты теперь говоришь «привет»? — улыбается он.
— Я не говорю привет. Я спрашиваю: что ты здесь делаешь? — повторяю я.
— Переговоры, — вполне спокойно отвечает он. — Андрей Игоревич назначил время, я просто весьма пунктуален, поэтому пришел немного раньше.
Он показывает на бейдж, который висит на ленте, затем подходит ко мне и продолжает доброжелательно улыбаться.
— Меня пропустила охрана, я не миновал этих суровых ребят на входе, если тебе интересно.
— Абсолютно неинтересно. Меня вообще не должно здесь быть, — отмахиваюсь я и делаю глубокий вдох, пытаясь сохранить хладнокровие. Но, как мне кажется, непреднамеренно получается слишком сексуально.
— Не хочешь встретиться после совещания в немного неформальной обстановке?
— Иди к черту, — равнодушно отвечаю я и посылаю его взглядом куда подальше. — Ты и твоя заискивающая улыбка. Мне уже не девятнадцать лет, чтобы вестись на это.
Я разворачиваюсь и собираюсь выйти из комнаты.
Андрей Игоревич обойдется как-нибудь без меня. Терпеть Гошу на протяжении нескольких часов невыносимо.
Внезапно Гоша резко хватает меня за руку, используя один из своих приемов дзюдо, разворачивает спиной к себе и вот я уже прижимаюсь животом к поверхности стола, не успевая даже ахнуть. Я пытаюсь приспособиться к неудобной позе, а его пальцы клещами впиваются в меня. Он молча давит мне на лопатки, заломив руку, и не позволяет даже дернуться.
— Зачем так грубо? Я думал, мы — друзья. Или этот ублюдок, Мирон, должно быть, приучил тебя к подобному обращению и иначе ты уже не умеешь? Где он теперь, Анжелика?
— Не произноси его имя! — кричу я, собрав все силы, ощущаю, как воздуха не хватает от злости, обиды, негодования!
— Хорошо, не буду.
Он прижимается к моим ягодицам, и я ощущаю его эрекцию.
Самое паршивое во всем этом то, что мое тело уже реагирует на его действия множественными приятными волнами, которые безжалостно концентрируются внизу живота и бьют током...
Все происходящее так неправильно, но я не могу остановить нарастающее возбуждение, оно сильнее...
— Гоша, пожалуйста…— шепчу я, забывая о сопротивлении, а мои колени слабеют в туфлях на высоких каблуках.
Но его рука лишь опускается со спины ниже, расстегивая молнию на моей юбке. Он проводит пальцами по коже, вызывая внезапную дрожь по всему телу.
Я в предвкушении замираю, мне так отчаянно хочется почувствовать его обжигающие ладони на своих бедрах. Ненавижу себя за то, что, кажется, я не против подобного… И меня выдает моя дрожь, мое напряжение, моя горячая жаждущая ласки кожа.
— Пожалуйста...
— Ты покажешь мне, как умеешь подчиняться? — таким же невозмутимым тоном продолжает он, взрывая мой мозг. — Давай так. Ответь. Ты принимаешь мое уважительное отношение или будешь подстрекать меня и дальше?
— Принимаю… — выдыхаю я, облизывая в предвкушении губы, стараясь проглотить неуместные сейчас звуки и тихие стоны.
Он отпускает меня.
Я тут же впиваюсь в него рассерженным шокированным взглядом, стараюсь показать ему свое негодование и злость, лишь бы он не заметил, что я почти готова закрыться с ним в одном из кабинетов ради удовлетворения своего желания.
Мгновение мы стоим, изучая друг друга. Он стал другим, отстраненным, расчетливым, даже опасным. И это, черт возьми, меня возбуждает. Очень сильно...
Гоша быстро приближается и глубоко целует меня, прикусывает мне нижнюю губу, требуя большего. Я в предвкушении эйфории отвечаю на поцелуй, сажусь на стол, развожу шире бедра. Забываю обо всем на свете: о ненависти, о злости, о здравом смысле. Только он. Только его прикосновения. Вцепившись в его плечи, я чувствую, как под тканью брюк растет нечто твердое и такое желанное мной, и придвигаюсь еще ближе. Моя навязчивая мысль, что я окажусь с Гошей в более уединенной обстановке, где никто не сможет нам помешать, не отпускает меня. Мне невыносимо жарко, я дергаю верхние пуговицы на блузке, обнажая верхнюю часть бюстгалтера, подставляю шею под его поцелуи.
Гоша жадно и крепко сжимает мою грудь, рычит и отстраняется. Его глаза горят.
— Не здесь, — говорит он, его голос уже ровный. Как так он держит себя в руках?! — У нас же дела.
Он медленно отпускает меня из объятий. Я тяжело дышу, сидя на этом огромном столе. Внизу такие электрические разряды бьют, что я вообще забываю, что здесь делаю! А мозг занимает лишь одна мысль...
Едва я успеваю застегнуть юбку, как открывается дверь и в переговорную заходят представители нашей компании во главе с Андреем Игоревичем и иностранные специалисты из «Фортеззы». Отворачиваюсь, чтобы скрыть свои пунцовые щеки.
Андрей Игоревич, холеный и самоуверенный, иногда расплывается в фальшивой улыбке, кивая китайским партнерам.
Переговоры начинаются с дежурных фраз о взаимовыгодном сотрудничестве и процветании. Андрей Игоревич явно давит на то, что логистика у нас отлажена путем двадцатилетнего опыта и не доверяет относительно «молодой» компании. Китайцы, сдержанные и немногословные, внимательно слушают, сверяя каждую его фразу с какими-то своими записями.
Потом в игру вступает еще один представитель «Фортеззы» — сухощавый мужчина с холодными глазами. Он говорит четко и по делу, оперируя цифрами и фактами. Он как будто специально противопоставляет себя сладкоречию Андрея Игоревича. В его голосе чувствуется сила и уверенность, которые невольно вызывают уважение.
Гоша сидит напротив меня, за столом китайской делегации. Его взгляд — наглый и изучающий — постоянно возвращается ко мне. Он не говорит ни слова, просто смотрит. Сначала это вызывает раздражение, потом — невольную дрожь. Он, играет со мной, знает, что я не могу убежать отсюда и вынуждена находиться на всеобщем обозрении. Многие в компании Андрея Игоревича считают, что я не на своем месте, ведь я — богатая наследница, пустышка без мозгов, которая просто получает большую зарплату, не внося свой вклад в развитие бизнеса. Они все меня раздражают, поэтому я бы не хотела здесь часто появляться. Знаю, что мои кости столько раз перемывали, что они уже блестят, как алмазы на свету.
Андрей Игоревич произносит тост, поднимая бокал шампанского. В его глазах — лихорадочный блеск. Он явно нервничает. Чувствую, как его рука слегка дрожит, когда он подносит бокал к губам.
Совещание длится, как назло, очень долго. Мне наскучило переводить им одну и ту же муть, так еще и под контролем одного из наших штатных переводчиков, который то и дело вносит свои корректировки в мой перевод, вынуждая краснеть. Я ловлю во время разговора взгляд Гоши на своем лице и от этого еще больше смущаюсь! Господи, выпустите меня отсюда... Стороны никак не могут договориться об условиях контракта. Китайцы гнут свою линию, но Андрей Игоревич собаку съел на заключении сделок, поэтому тоже не уступает.
Какая же я дура, чуть не отдавать Гоше на этом столе. Что он теперь обо мне подумает? Господи, почему ты не дал мне чуть больше мозгов?
Во время перерыва я стремительно выхожу в коридор. Гоша подходит ко мне.
— Скучаешь? — спрашивает он тихо, так, чтобы слышала только я.
— Оставь меня в покое, — отвечаю, стараясь держаться от него подальше.
— Не могу, — шепчет он, наклоняясь ко мне ближе. — Ты слишком красива, чтобы оставаться в покое.
Он протягивает мне крошечный белый цветок — жасмин. Его аромат — дурманящий и сладкий — мне нравится.
— Так что у нас по плану после совещания? — спрашивает он.
— Поехать домой и отдохнуть.
Возвращаюсь в конференц-зал. Переговоры возобновляются. Китайцы задают каверзные вопросы, требуя конкретных ответов. Андрей Игоревич начинает терять терпение. Он отвечает уклончиво, стараясь избежать этих прямых ответов. Его аналитики ему поддакивают, выискивая несоответствия в данных, предоставленных китайцами.
Чувствую, как нарастает напряжение.
В итоге совещание переносят на послезавтра.
Ну и отлично, я сделаю все, чтобы на нем не присутствовать.
Принимаю таблетку от головы, которая просто раскалывается от количества информации, и спускаюсь на лифте на первый этаж.
— Доброй ночи, Анжелика! — прощается один из охранников, Саша.
— И тебе.
Быстро стучу каблуками и выхожу из здания, направляясь к своей машине.
И… какого хрена?!
Где моя машина?!
Стою, как полная идиотка и пялюсь на пустое место. Принимаюсь нервно искать в сумочке телефон — да где он, когда так нужен?!
— Какие-то проблемы?
Знакомый голос, вызывающий мурашки. Гоша. Выглядывает из своего «Мерседеса».
— Все отлично, — вру я. — Просто класс.
— Да? — не верит он.
— Я просто видел, как отсюда эвакуировали машину днем. Бэха. Твоя?
Не тороплюсь отвечать, унизительно, конечно. Пытаюсь разглядеть хоть один запрещающий знак — не вижу. Надо было оставить машину на парковке, которая выделена для нашей компании. Лентяйка, поленилась пару десятков метров проехать.
— Моя.
— Давай подвезу тебя, а завтра вытащим твою тачку.
Зараза.
Чертыхаюсь про себя. Без машины, без телефона… и без мозгов.
— Хорошо, — тихо отвечаю я, опустив взгляд и прыгаю на сиденье рядом с ним.
Мы молча едем, я скидываю туфли с ненавистными каблуками и, закрывая глаза, делаю глубокий вдох.
— Тяжелый день, согласен, — произносит Гоша.
Когда я открываю глаза — не понимаю, куда мы едем. Озадаченно смотрю на него.
— Что происходит?
— Я же сказал, что подвезу тебя.
— Да, но я даже близко не здесь живу. Ты же знаешь, где я живу! — нервничаю я.
— Я обещал, что подвезу тебя и я везу. К себе.
От подобной наглости я заливаюсь краской. Надо пройти курсы управления гневом.
— Но я не хочу к тебе!
— Пока ты отдыхала, я пробил, на какую стоянку отвезли твою машину. Если завтра забирать ее от меня — будет гораздо быстрее.
— Ладно, — соглашаюсь я, чувствуя подвох пятой точкой.
Но, никакого секса, никакого секса. Слышишь, Анжелика? Ты, между прочим, забыть его пытаешься — вторит надоедает внутренний голос. Я имею полное право на него злиться и вычеркнуть его из своей жизни, также, как поступил он. Ничего у нас не получится, я уверена, даже пытаться не хочу.
Мы поднимаемся на девятый этаж уютного многоквартирного дома. Гоша пропускает меня внутрь. Мило. Сплошь и рядом одни пастельные тона. Такое может нравиться либо незамысловатым особам, либо полным психам.
— Твоя квартира?
— Да. Я приобрел ее около года назад. Подумал, что неплохо будет где-то остановиться, когда буду приезжать в Москву. Съемные я не люблю, в них нет души.
— А как же квартира матери?
Гошу замирает и отводит взгляд.
— Какой матери? У меня ее нет.
Я не рискую развивать тему, просто прохожу в комнату-студию и замираю, будто приведение увидела — на стене в красивой рамке висит нарисованная мной картина.