Прошла почти неделя. Гоша не пишет, Мирон не появляется. Может, мне снова собрать вещи и свалить в свой дом? Так тяжело в этих стенах. Компанию мне составляет Никита, садовник и домработница — Назокат. Даже Андрей Игоревич все чаще ночует в офисе. Будничная рутина просто пожирает меня. От заката до рассвета я в галерее на практике, иногда выбираюсь в офис подписать бумажки.
Что происходит?
Я ковыряю вилкой чудесный завтрак, приготовленный Никитой, и грущу. Но. Есть повод для радости — я все-таки не беременна после того, как Мирон сделал то, что сделал. Надо срочно купить противозачаточные. Думаю, он будет кончать в меня на регулярной основе, чтобы показать, что я целиком и полностью принадлежу ему. Больной. Сегодня заскочу в аптеку.
Я направляюсь к себе в комнату, как вдруг получаю сообщение от Гоши.
«Свободна через двадцать минут?»
Сердце едва удается удержать, а то оно выпрыгнет наружу от счастья. Он вернулся из Китая.
«Да, где встретимся?»
«Возле универа, у пекарни, я заберу тебя»
Странный выбор места, но я соглашаюсь и вызываю такси.
Пока еду, ладони потеют от предвкушения встречи. Подхожу к пекарне — вижу машину Гоши.
— Привет! — я радостно забираюсь на пассажирское сиденье.
— Привет... — он сдержанно целует меня в губы.
Обычный поцелуй, ничем не примечательный. До отъезда все было иначе, как мне казалось, — эмоции зашкаливали. В любом случае, я невероятно рада его видеть, а Гоша наоборот — отрешен.
Он держится отстраненно, молчит.
— Ну так, ты решил все свои дела? — интересуюсь я.
— Дела? А, да, — Гоша словно занят обдумыванием чего-то важного.
— А я сегодня почти весь день рисовала в галерее. Нам всем повезло, и туристов было совсем мало. Зато впереди выходные, думаю, нам аукнется это безделье, — я улыбаюсь и стараюсь отвлечь его, но безрезультатно.
Стараюсь не отвлекать его. Мы едем довольно долго, пока я не начинаю узнавать местность — это тот самый недострой, где все случилось так давно.
Холодная дрожь пробегает по спине. Я смотрю на Гошу испуганными глазами.
— Что мы здесь делаем? — не скрываю тревогу.
— Просто поговорим, — улыбается он. — Ведь чтобы построить будущее, надо разобраться в прошлом, Анжелика…
Я через силу вылезаю из машины. Гоша крепко берет меня за руку и ведет в такую знакомую дыру в заборе.
Мой инстинкт самосохранения тянет меня назад так сильно, что кажется вот-вот вытянянет душу, но разум уже отключился. Мне не по себе, но я позволяю Гоше продолжать. Просто иду за ним в неизвестность.
Асфальт. То место, где я возле него рыдала и пыталась расслышать биение сердца. Но все, что я слышала — звонкий стук крупных капель дождя о твердую поверхность.
Воспоминания мелькают, как калейдоскоп: я с силой сжимаю мокрыми пальцами телефон, Толик с Сеней, упрямый Мирон, который не дает мне пройти...
Мы медленно подходим к лестнице. Гоша останавливается.
— Я пробыл здесь почти сутки. Было холодно. Они периодически избивали меня, но самая сильная боль поселилась в моем сердце, когда ты сказала, что бросаешь меня, лишь потому, что Мирон попросил. Да, он все рассказал...
Я вздрагиваю.
Гоша подходит к одной из стен. Кажется, я все еще вижу кровь, смешанную с грязью, на бетоне.
— Нет, все не так было… — пытаюсь оправдаться я.
— Не надо. Ты выбрала его условия вместо того, чтобы сказать мне правду, Анжелика.
Он снова берет меня за руку и уверенно ведет на третий этаж — самое страшное место на земле. Адреналин уже в крови, колени трясутся, а в горле пересохло.
Поднявшись наверх, я замираю. Гоша подводит меня к самому краю, откуда открывается вид на куски разбросанной арматуры и жесткий потрескавшийся асфальт.
Слезы тихо текут по щекам. Я ожидаю чего-то ужасного, пытаюсь вглядеться в глаза такого любимого и чужого человека.
— Ты ничего не могла сделать, я знаю. Этот выродок не дал мне шанса защититься самому и помочь тебе. Я простил тебя за эту ошибку.
Он, не моргая, смотрит вниз — на асфальт, куда Сеня с Толиком его столкнули.
— Быстрое и болезненное приземление, — произносит он, явно прокручивая в голове события той дождливой ночи. — Больше я ничего не помню. Очнулся в больнице.
— Тебя навещали Лена и Катя. Лена нашла у тебя записку. Зачем ты это написал? Я бы...
— Глупая, — улыбается он, выражая какое-то сочувствие на лице. — Я ничего не писал.
— Но, твой почерк. Там написано, что ты переезжаешь и желаешь мне… — пытаюсь я доказать свою правду.
— Нет, я не писал ничего, я был в коме довольно долго. Это все твой… муж. Этот проклятый ублюдок испортил мне жизнь. И тебе — тоже, — Гоша придвигается ближе к моему лихцу, вызывая лишь одно желание. Сбежать скорее...
Меня трясет, я в ужасе от лживой Ленки. Я дергаюсь, но он реагирует слишком резко, хватая меня за плечо и возвращая обратно.
— Боже…
— Ты живешь во лжи все это время, — он всматривается в мои заплаканные глаза. — Но ложь — плохой фундамент для отношений, Анжелика. А самое интересное — когда я проснулся, то обнаружил, что меня несколько раз перевозили по частным клиникам Москвы. И оплачивал мое лечение и все эти покатушки, знаешь, кто? Романов Мирон Андреевич. Меня действительно хорошо лечили, тут нет претензий. Думаю, он рассчитывал на то, что я в ужасе уеду подальше... И буду ему благодарен?
Я закрываю глаза ладонями.
— Я искала тебя.
Гоша пожимает плечами.
— Говорят, кто ищет — всегда находит. Я здесь ради тебя. Все это время я вынашивал план мести. Я уничтожу Романовых, их бизнес — все, что связано с ними, и никто меня не остановит, Анжелика.
— Как уничтожишь? Это связано с твоим переездом в Китай?
Гоша не проронил ни звука, лишь прожигал меня насквозь своим взглядом – таким жестким, что казалось, он мог сломать кости.
— Ты же мечтаешь отомстить этому мудаку, также сильно, как и я. Мне нужна твоя помощь. Надо заключить сделку и заставить Романова старшего согласиться на мои условия, Анжелика. А я все сделаю красиво, не сомневайся.
Фанатичными безумными глазами Гоша словно пожирает меня. От подобного взгляда бросает в дрожь, хочется убежать скорее.
— Я не хочу в это вмешиваться. Андрей Игоревич мне не сделал ничего плохого, он всегда помогал! Пусть он не самый хороший человек на земле, но я жива только благодаря ему. Этот бизнес не имеет никакого значения для Мирона. Ему плевать!
— Я знаю, что у него какие-то мутные дела с бандитами, — продолжает Гоша, недоверчиво поглядывая на меня. — Но мне неизвестно, что конкретно. Скорее всего наркота. Он же за это сидел.
— Да... Но мой отец умер за их совместный бизнес. Я не могу так просто…
— Расскажи, какое отношение эти бандиты имеют к бизнесу Романовых? Я должен знать!
Он вовсе не слышит меня, как фанатик, заблудившийся в своих мыслях и идеях. Смотрит на меня безумными глазами, а я стою почти возле самого края и боюсь пошевелиться.
— Мне об этом неизвестно…
— Это так глупо, Анжелика! — Гоша грубо хватает меня за руку. — Черт, я видел в тебе ненависть, я верил, что ты также хочешь отомстить Романовым, но ты же носишь его фамилию! Я был так слеп?!
— Отпусти, мне больно! — прошу я и чувствую, как слезы снова подкатывают.
Гоша словно пронзает мою душу выразительно-яркими глазами безумца и он... Потерян.
— Вся твоя жизнь — бесконечная череда боли и бед. Он для тебя что-то значит? Неужели я опоздал? Как же так, Анжелика?
— Нет, не так…
Я не успеваю договорить, он резко подтягивает меня к краю бетонной плиты, разворачивает спиной к самому обрыву — пятки свисают над пустотой, вынуждая меня балансировать и крепко цепляться пальцами за его локти. Я слышу, как ветер свистит в пустых оконных проемах, развевает мои волосы, предупреждающе касается лица.
Сердце замирает.
— Нет, пожалуйста, не надо, — слезы застилают глаза.
— Дорожишь своей жизнью? Зачем? Я могу закончить все здесь и сейчас. Освободить тебя от мук, Анжелика? Это лучше, чем всю жизнь ноги перед ним раздвигать… — он понижает тембр и звучит, как самый настоящий дьявол.
— Отпусти, прошу, — я едва ли могу балансировать, а Гоша специально не отступает, прижимая меня ближе к этой пропасти.
Я смотрю вниз. Головокружение. Страх смерти.
— Не могу поверить, что я через столько всего прошел, чтобы встретить твой отказ. Я был в тебе уверен, черт возьми! Я не согласен, Анжелика. Не согласен. Ты должна помочь мне уничтожить их. У тебя половина компании. Ты даже не представляешь, как этого много для воплощения в жизнь моих идей. Ты не откажешь мне.
Он потерял рассудок… Он сильнее сжимает мои руки, и я чувствую, как мои пятки вот-вот соскользнут. Меня охватывает ужас. Гоша не дает мне шагнуть вперед, чтобы сохранить баланс — так и держит меня над пропастью.
Его глаза горят, как у демона. Я вижу в них одержимость, злобу, безумие. Он не шутит. Он действительно готов меня убить!
— Что ты мне теперь скажешь?
— Да… — шепчу я, мои губы дрожат. — Согласна…
Он, оскалившись, улыбается.
— Хорошо, — говорит он. — Очень хорошо. Теперь расскажи мне все, что знаешь…
Гоша начинает диктовать мне, что я должна сделать. Что я должна говорить. Как я должна предать всех. В моей голове пульсирует лишь одна мысль — скорее бы сбежать, но он не отпустит, пока сам не решит.
— Ты не подведешь меня, — произносит он возле моего уха, отодвигая прядь волос. — За моей спиной стоят серьезные люди и, заручившись их поддержкой, я совершу задуманное. А они получат то, чего так хотят — компанию Романовых.
Спустя час Гоша молча везет меня куда-то. Я тоже молчу, не потому что мне нечего сказать, а потому что я не могу смириться с мыслью, что мой Гоша умер четыре года назад при падении с высоты...
Он высаживает меня возле галереи, но нет сил туда идти. Я отправляю Кате сообщение, что приболела и сегодня не появлюсь.
В какой-то момент во мне просыпается такая злость и ненависть по отношению к Ленке, что ноги сами приводят меня к месту ее работы.
Я захожу в магазин и не могу найти ее ни на одной кассе. Прохожу дальше, выискивая ее торопливыми глазами и — вижу наконец.
Ленка.
За четыре года, что мы не общались, она немного поправилась, перекрасилась в ядовитый черный цвет. На ее лице нет косметики, я легко могу разглядеть синяки под уставшими погасшими глазами.
Она не сразу узнает меня, потом ухмыляется, откладывает коробку с продуктами и подходит.
— Ну, надо же… Курагина. Или, прости, давно уже Романова, — она с пристрастием разглядывает меня. — Стала даже лучше, чем была. Конечно, отцовское наследство, спа-салоны и твои любимые брендовые шмотки. Выглядишь гораздо...
— Надо поговорить, — твердо отвечаю я.
Ленка указывает взглядом на до краев заполненную продуктовую тележку с молоком и сметаной.
— Пока не расставлю — хрен меня отсюда выпустят. Это ты вольна, как птица. Подожди минут сорок — выйду покурить.
— Подожду.
Я выхожу на улицу и меня буквально трясет от гнева и ненависти к ней. Я всегда считала ее подругой, как бы мне начать с ней разговор? Что я собираюсь услышать от нее? Бред.
Спустя час ожидания, она все-таки появляется и не спеша подходит ко мне.
— Какие-то проблемы? — интересуется она, вытаскивая из кармана пачку сигарет.
— Да. Скажи, каково это врать своей лучшей подруге?
— Лучшей подруге? — она смеется. — Ты про прошлое решила поговорить? Подождала бы еще лет сорок, Анжелика.
Ей действительно смешно. Она курит и продолжает разглядывать меня.
— Гоша вернулся. Он не писал мне никаких записок, — я подхожу к ней ближе. — Ты соврала мне!
— Да. Скажи спасибо Романову, он твоего Иванова катал по всей Москве, чтобы ты его не нашла. Знал, что ты упрямая овца , — она специально делает акцент на важных словах, причиняя мне боль. — Но так ведь было даже лучше, да, Анжелика? Ты трахалась с Мироном, наслаждалась жизнью и все равно забыла про Иванова. Тебе было удобно, что он свалил и больше не доставляет тебе проблем. И не придется держать ответ перед ним или перед своей совестью. Тем более не придется оправдываться, что ты раздвигала ноги перед Мироном!
— Заткнись. Не твое дело, что было между нами!
— Ах, вот оно как. Раз пришла поговорить, так давай поговорим, подруга.
— Просто ответь. Зачем ты соврала про чертову записку?
— Цитирую твоего нелюбимого мужа: «Для пущей убедительности». Тогда он заверил меня, что это для твоего блага. После похищения ты была сама не своя. Вот так. Но это еще не все, Анжелика.
— Какая ты мерзкая. Ты никогда не умела дружить. Выгнала меня из своего дома, когда приревновала к этому выродку!
— Ой, Анжелика, вот скажи. Почему одним достается все, а другим ничего?! У тебя такая крутая жизнь. Твое похищение заставило Мирона горы свернуть, он хотел только тебя всегда. А сейчас ты продолжаешь с ним жить и опять тебя что-то не устраивает! Что ты за человек такой?
— Ладно, зря я приехала.
— Нет, не зря. Мне тоже есть, чем с тобой поделиться.
Я останавливаюсь и смотрю на нее — Ленка хитро ухмыляется и выпускает изо рта густой клуб дыма вверх, уводит взгляд куда-то вдаль и впивается в мои глаза.
— Помнишь, когда ты рванула в Бисерово к Гоше? Конечно, помнишь, ведь это я сдала тебя Мирону.
— Не хочу говорить на эту тему.
— Это далеко не все. Мирон выловил меня в клубе, и мы поехали в отель. Там у нас была незабываемая ночь. Он драл меня, как последний раз в жизни. И я подумала: раз он пришел ко мне, возможно, ты перегнула палку. Не настолько ты хороша, чтобы он все время слюни пускал. Так вот. Через несколько недель я узнала, что я беременна. Сложи два и два, Анжелика. Сейчас моему сыну три года.
Она смотрит на меня с самодовольной ухмылкой. Я пытаюсь переварить эту информацию и не могу поверить.
— Ну что, Анжелика, — тянет она сладко, — расскажешь мне, понравился тебе этот откровенный разговор? Ты сама явилась.
Мне хочется разбить ей лицо. Предательница, лицемерка, змея! И теперь она выкладывает все карты на стол. Я, признаюсь, такого не ожидала, поэтому смотрю на нее шокированными глазами, и ей это нравится.
— Ну что, Анжелика, — бормочет она, затягиваясь сигаретой с мерзким запахом. — Так и будешь молчать?
Я сглатываю ком в горле. Ненавижу ее высокомерный тон.
— Мирон… — начинаю я, но голос предательски дрожит. — Мирон — отец твоего ребенка? Ты уверена?
Лена взрывается хохотом. Громким, резким, издевательским.
— Ой, Анжелика, какая ты наивная! Ты действительно думала, что я буду скрывать это вечно? Да, он отец Максима.
Я чувствую, как кровь приливает к щекам. Злость, унижение, отчаяние — все смешивается в одно ядовитое месиво.
— Ты… Ты всегда была такой, — шепчу я. — Завистливой, подлой…
— Да ладно тебе, — отмахивается Лена. — Просто я умею брать от жизни все, что мне нужно. А ты… Ты всегда была слишком наивной и скучной.
— И что ты собираешься делать? — спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие. — Почему не рассказала Мирону?
Лена хитро улыбается.
— Расскажу. Всему свое время. Он обязательно узнает, что у него есть наследник.
— Что за игры? — спрашиваю я.
— Справедливость обязательно восторжествует, — закатывает глаза Лена.
Лена выкидывает сигарету и складывает руки на груди.
— Но… если ты, скажем, дашь мне определенную сумму, а она точно у тебя найдется, — она ядовитым взглядом впивается в меня. — Мирон не узнает ничего. На ближайшие лет пять. А потом — придется снова повторить.
— Ты шантажируешь меня? — спрашиваю я, хотя и так знаю ответ.
— Это предложение, от которого ты не сможешь отказаться, — отвечает Лена. — Я молчу о сыне Мирона. А ты… Ты платишь мне за молчание.
Я вижу ее насквозь. Она хочет денег. Внимания Мирона. Всего того, чего, по ее мнению, она заслуживает больше, чем я.
— Сколько? — шепчу, чувствуя, как рушится мир вокруг меня.
Лена приподнимает бровь.
— Не так много. Десять миллионов. Ты ведь знаешь, сколько стоит моя тайна.
Я недоверчиво смотрю на нее.
— Подумаешь, Анжелика, просто отложишь покупку платьев от "Диор" на несколько месяцев и дашь мне деньги. Не такая неподъемная сумма для тебя.
Я смотрю на нее, и ненависть захлестывает меня с головой. Я готова убить ее прямо здесь и сейчас. И для меня дело далеко не в деньгах.
— Ты идиотка! — выдыхаю я.
Сейчас шумиха не нужна. Но давать деньги?! Это проблема Мирона. Сегодня же собираю вещи и возвращаюсь обратно в свой дом.
Лена смеется, перебивая меня.
— Подумай, Анжелика, подумай хорошо. Я подожду недельку.
И она снова хохочет, а я смотрю на нее и понимаю, что она всегда была такой, просто я не хотела этого замечать.
Я разворачиваюсь и ухожу подальше. Мне надо пройтись, надо подумать.
Мирон и Ленка? Что, серьезно? Скорее всего по неосторожности. Какой же он самоуверенный идиот! Но отчего-то сердце больно колет.
Я захожу в соцсеть и перехожу в профиль Ленки. Нигде нет фотографии ее сына. Я набираю Кате.
— Привет, Лика.
— Привет. Кать, у тебя есть фото Ленкиного сына? Я просто залезла в соцсети — там нет.
— Слушай, я где-то видела… — тянет Катя. — Но не у нее в профиле, а на дне рождения что ли. Я поищу, если найду — отправлю тебе. А что случилось?
— Любопытно просто. Отправь мне, если найдешь.
— Хорошо.
— Пока.
Больно признавать, что Ленка все-таки в чем-то была права. Когда Гоша исчез, я переключилась на Мирона. Я стала смотреть на него иначе, словно смирилась, что добра без зла не существует, это надо принять, ведь даже у богов имеются свои пороки. Так мне было легче говорить ему "да", и с каждым следующим моим согласием я чувствовала, как пропадаю в нем, позволяя втягивать себя настолько глубоко, насколько это возможно. Но пороков оказалось слишком много, тьма поглотила свет и как бы я не надеялась, как бы не питала иллюзию, что все будет хорошо... Оно не будет.
Я добираюсь до дома Романовых в жутких чувствах. Убираю пальто в шкаф, телефон машинально кладу на комод, сумочку на полку, и отправляюсь на кухню — съела бы все, что угодно.
Дома опять тихо, хотя слышу наверху шаги Андрея Игоревича в кабинете. В кои-то веки — он дома.
Я ужинаю, выхожу в коридор и впадаю в оцепенение.
Мирон стоит в коридоре и переводит свой далеко не самый дружелюбный взгляд на меня, а в руках держит — мой телефон...