Княгиня Ольга. Истоки

Глава XXI: Свадьба

ГЛАВА XXI: СВАДЬБА

— Ты оглох? — оскалился Ари, едва сдерживаясь от того, чтобы не разорвать голыми руками этого мерзавца. — Отвечай!

— Пусти… — наконец-то нарушил молчание всё ещё дрожащий как осиновый лист Вепрь. — Я… и пальцем больше её не трону! Клянусь!

Встретившись глазами с умоляющим взглядом Милицы, дружинник отпускает из своей хватки дородного купца, напоследок пнув того под толстый зад. Кряхтя и пытаясь удержать равновесие, глава торгового братства приземляется рожей в прошлогодние опавшие листья, а с его шеи туда падает кулон в виде небольшого и искусно изготовленного серебряного пальца.

Он торопливо зажимает украшение во вспотевшей ладони.

— Торжество приближается к своей наивысшей точки, не стоит заставлять князя и других гостей ждать, — помогает подняться мужу Милица, одновременно с этим коротким кивком благодаря своего спасителя. — Давайте же позабудем обо всех распрях и вернёмся.

* * * * *

Наконец, спустя, казалось бы, целую вечность, князя Игоря перестало трусить, он обмяк в сильных руках дяди и сделал жадный глоток воздуха. В его красных от лопнувших сосудов глазах сейчас виднелись лишь отчаяние, страх и слёзы; ощутив на себе и взгляд наречённой, он тотчас же отвёл стыдливо очи в сторону.

Предстать перед будущей женой таким, испуганным, отчаявшимся, слабым, почти нагим и беззащитным — причём не телом, а душой — казалось ему величайшим позором.

Во рту всё ещё чувствуется вкус лекарства, горький и вяжущий.

— Что это было? — Ольга с беспокойством кладёт свою руку на ладонь князя, отчего он мгновенно отшатывается назад. Скорее от самого вопроса, чем от неожиданности.

— Я… это долгая истори… — отвечает Рюрикович, но его тут же прерывает Вещий Олег, мышцы на лице которого дёргаются от нетерпения и волнения.

— Вам лучше не задерживаться здесь и вернуться к гостям. Торжество не терпит отлагательств, — не оставляет и шанса диалогу молодожёнов воевода. — Если среди местной знати и богачей распространятся слухи о состоянии князя, то никакой выгоды мы от этого не получим.

— Но эти костры! — сжимает руку Игоря варяжка и сверкает сталью своих пронзительно-серых глаз на дядю князя. — Кто знает, не станет ли ему хуже от сполохов? Не подставим ли мы себя ещё больше?

— Снадобье успокоит его, действие продлится часа три-четыре — этого должно хватить. Ступайте.

— Но…

— Немедленно. Народу нужны зрелища, и если мы не предоставим их, то они устроят свои собственные — куда более жестокие и дикие, уж поверьте, — Вещий Олег помогает племяннику подняться и приоткрывает выход из шатра перед парой, жестом отправляя их наружу. — Прошу.

Сам воевода остался внутри полога наедине со своими мыслями, а Ольга — с по-прежнему беспокойным Игорем — за руку с последним вернулась к остальным. Гостомысл с женой, признаться, потрудились на славу и свели любые кривотолки на нет: дескать, князю стало не по себе от жара у костров, вот и отошёл он в один из шатров.

Гости торжества за своими разговорами и играми даже не заметили, когда монаршая черта снова влилась в общее веселье. Ольга, бегло оглядев присутствующих, склонилась над будущим супругом и прошептала:

— Ежели я не буду знать, что за недуг Вас обуял, княже… То как же я сумею помочь? На падучую болезнь это не похоже (1).

— Не сейчас, — сквозь зубы процедил напрягшийся князь, глядя, как их заметили и тотчас же перевели взгляды на обоих, превратив в центр всеобщего внимания. — И не сегодня.

— От нас ждут, что мы закончим начатое. Если перепрыгнет влюблённая пара, держась за руки и не разомкнув их, через купальский костёр, то они будут неразлучны до конца жизни. Готовы?

Игорь кивает и крепче сжимает руку своей спутницы, в этот же момент из-за праздничного стола поднимается, вставая на лавку, чтобы хоть как-то выделиться из остальных присутствующих, Хрущ. Карлик поднимает кубок с мёдом и небрежно кланяется хозяину киевского престола.

— Княже, рад видеть Вас на ногах. Если понадобится лекарство от реакции на жар и духоту, я всегда готов помочь — слышал, что…

— Для меня уже успели за эти минуты подготовить погребальный костёр? — рассмеялся наследник Рюрика и пожал плечами, а в глазах его заблестели озорные искры. — До меня тоже дошли эти слухи, а в таких обстоятельствах лучше встать первым — иначе найдутся те, кто захотят вынести меня из собственного шатра вперёд ногами.

Бояре и купцы, собравшиеся за столом, разразились смехом и аплодисментами; сам Рюрикович лучезарно улыбнулся, глядя на свою невесту, расцветшую подобно розе. Девица застенчиво отводит глаза, щёки её покрываются румянцем.

— А теперь — позвольте нам закончить начатое, — продолжает Игорь и поднимает над головой сомкнутые руки себя и избранницы, развернувшись и медленно зашагав к пылающим во тьме летней ночи кострам.

Несмотря на всеобщее ликование и веселье, князь всё ещё находится в плену особого трепета, страха, что произошедшее вновь повторится. Однако эту тревогу не может затмить его непоколебимое желание завершить старинный и важный обряд и сделать то, чего от них все ждут.

Спустя какой-то миг они останавливаются лицом к лицу перед золотыми сполохами, у высокого ослепительного костра, жадные языки которого устремляются вверх, стремясь лизнуть саму звёздную вышину.

— Закройте глаза и доверьтесь мне, княже, — доносится до Игоря уверенный шёпот дочери Эгиля. — Вместе у нас получится. Главное — не колебаться.

На мгновение в сердце правителя мелькает сомнение, но он доверяется совету избранницы. Закрыв глаза и крепко сцепив руки, они набираются смелости и синхронно, в унисон отталкиваются своими ступнями от земли.

Свежий ветер, несущий аромат цветов и прохладу с берегов реки, треплет их волосы, а багровые щупальца Сварожича тянутся к ступням, но остаются ни с чем — у них получилось!

Страх сменяется захлестнувшим сердце восторгом. Влюблённые поднимают по-прежнему сомкнутые ладони с переплетением пальцев над головами, и их встречает волна одобрительных возгласов, рукоплескания и тостов.

— За князя Игоря!

— За молодых!

— Да будет их союз вечен, как пламя Рарога! (2)

С этого момента прыжок пары через костер запечатлевается в памяти всех, кто стал его свидетелем, а сами Игорь и Ольга, счастливые, полные радости и любви, тонут в сверкающих не то от бликов костров, не то от совершённого ими действа глазах друг друга.

Едва ли княжеская свадьба была традиционной: ни сватовства, ни рукобития, ни девичника да "великой недели" никто не проводил, и лишь в ночь летнего солнцестояния было решено соединить торжество с привычными народу играми и обрядами.

— От лица богов небесных, от лица народа земного, — громко заявил, связывая левую руку жениха и правую невесты расшитым золотыми нитями рушником (3), Гостомысл. — Нарекаю Игоря, сына Рюрика, да Ольгу, дочь Эгиля, честны́ми мужем и женой!

— Вместе отныне вы как семья, по одной реке поплывёт ваша ладья, — поклонилась супругам Богуслава и протянула обоим свадебный каравай — тот самый, что они вместе испекли вечером.

Одно блюдо сменялось другим, один тост следовал за предыдущим. Жена посадника с несколькими другими знатными девицами усадили Ольгу под украшенную лентами, цветами и разноцветными бусами берёзку и хором запели:

— У ворот берёза стояла,

Ворота ветками застлала,

Туда Ольгушка въезжала

И верх той березы сломала.

Стой, моя берёзонька,

Стой теперь без верху.

Живи, мой батюшка,

Теперь без меня…

Богуслава, взяв у помощницы золотой гребень, принялась расчёсывать им русые волосы невесты; прочие же девушки, размахивая цветными шёлковыми ленточками, закружились вокруг них в хороводе.

— За стол когда невесту приведут, две косы ей заплетут: была одна — стало две, была девушка — стала женщина, — молвила жена посадника и заплела волосы Ольги в пару тугих кос. Гостомыслова супруга окрутила косы вокруг головы княгини и увенчала ту богатой драгоценной кикой (4), украшенной жемчугами, рубинами и изумрудами.

— Во славу богов родных! — подняли свои кубки гости, а Ольга встала со своего места и предстала перед всеми в новом образе: не невинной девочки, а взрослой женщины, не простой варяжки, а знатной княжеской жены.

— Во славу предков святых! — во второй раз опустошили свои бокалы дружинники, бояре и купцы. Гостомысл и Богуслава взяли дочь Эгиля под руки и повели её к столу, а детишки знати принялись рассыпать за ней цветы и бисер, желая столько же потомства, сколько разбросали стекляруса да лепестков.

— Во славу молодых! — стаей птиц взвились над столами кружки и с громким звуком ударились друг о друга, расплёскивая вино, мёд и пиво. — Горько!

Оглушительные тосты гостей ревут, словно гул прибоя. Игорь тянется к кувшину с любимой рециной и, поймав на себе строгий взгляд дяди, насмешливо смотрит на него и хохочет:

— Что? Напиться на своей свадьбе — долг любого уважающего себя мужчины.

— Так и есть, но впереди у вас кое-что важное. А после этого и до самой брачной ночи делай всё, что вздумаешь, — шепчет он племяннику, в то время как Ольга поднимается из-за длинного стола с яствами и берёт князя за руку в очередной раз.

Хватка её настолько же мягкая, насколько и крепкая.

— Они ждут нас не меньше, чем знатные мужи за праздничным столом, — говорит дочь Эгиля. — А может, даже и больше.

— О ком ты говоришь?

— Сейчас узнаете, княже.

Рука об руку молодожёны шагают вперёд, пока не останавливаются на самой вершине холма, на его краю. Там, внизу, посреди раскинувшихся зелёных лугов и голубой ленты реки на них глазеют, запрокинув головы вверх, тысячи простолюдинов, получивших в честь торжества по караваю и чарке вина — возможно, первого и последнего в их жизни.

Едва только толпа горожан признала в чете князя и княгиню, с подножия холма раздался громогласный, восторженный рёв. Беднота с которой разделили свою свадебную трапезу — пускай и таким способом — венценосные супруги, была вне себя от радости, празднуя их священный союз и наполняя криками веселья всё пространство от посада до места проведения торжества.

Игорь протягивает руку своей избраннице, которая с ласковой улыбкой принимает её.

— Невероятно… — изумлённо заявляет потомок Рюрика, глядя на живое взбудораженное море внизу. — Кажется, что весь город объединён нашей свадьбой.

— Совершенно верно, княже, — с искренней улыбкой отвечает Ольга и обнимает его. — Посмотрите, как Ваш народ осыпает нас своей любовью, поддержкой и пожеланиями счастья! И теперь… он ждёт чего-то подобного и от своего правителя.

Игорь, некоторое время поколебавшись и нервно прикусив нижнюю губу, всё-таки решается и делает шаг вперёд. Мужчина поднимает свою руку вверх и, прочистив горло, громко завляет — эхо его слов разносится по всей округе:

— Мой народ, мои подданные! Ваша неизменная любовь и преданность тронули моё сердце!

Рукоплескания становятся ещё громче, и он повышает голос, чтобы быть услышанным над грохотом разноголосицы.

— Сегодня мы все празднуем эту ночь веселья и единения. Мы хотим выразить свою благодарность, разделив со всеми вами наше счастье!

Глаза Ольги расширились от удивления, а щёки покрылись пунцом, когда Игорь медленно притянул её к себе, положил руки на талию и, наклонившись, нежно поцеловал в губы. И толпа простолюдинов внизу, и оставшаяся за спиной знать — все они разразились хором из аплодисментов, одобрительных возгласов и сентиментальных вздохов, а на их лицах отразилось восхищение подобным жестом любви.

Игорь оторвался от поцелуя, не сводя взгляда от суженой, которую переполняли эмоции. Ольга, покрасневшая и мелко дрожащая от волнения, тотчас же отвела глаза в сторону.

Вещий Олег одновременно с этим кивнул своему верному помощнику, решив воспользоваться символичным моментом, и Щука с прочими слугами одну за другой открыли клетки с белоснежными голубями и прекрасными горлицами.

Сотни птиц, воркуя и взмахивая крыльями, пронеслись по тёмно-синему бархату звёздной ночи над головами молодожёнов и полетели в сторону города. Почти все — кроме одной.

Крупная чёрная тень неслышно спикировала сверху на одного из пернатых странников и крепко зажала пташку в своих цепких, изогнутых когтях. Затесавшийся в стаю символов любви неприметный и крохотный воробей, наконец, прекратил биться в агонии и обмяк в хватке огромного ворона.

Мунин, что занёс над бездыханным тельцем свой клюв, внимательно осмотрел пичугу блестящими умными глазами… и решил повременить с трапезой: к левой лапке воробьишки была привязана совсем небольшая записка.

Питомец воеводы помотал головой и, покрепче схватившись за добычу, оттолкнулся от земли и на смоляных крыльях полетел к своему хозяину.

Пир, между тем, продолжался.

К столу как раз подали густую ботвинью с красной рыбой. Игорь, которому в голову ударило вино и который практически ничего не ел в течение дня, с большим аппетитом принялся за еду. С одним блюдом он расправился за считанные минуты — вот только оставалось ещё по меньшей мере тринадцать разнообразных кушаний, которые лично выбирала для торжества домовитая и знающая толк в пище и одежде — идеальная женщина! — супруга посадника.

Князь, отхлебнув немного рецины, бросил взгляд в сторону Богуславы. Муж как раз потчевал её лакомыми кусочками жареной с орехами и луком-скородой оленины, то и дело давая ей глотнуть вина из своей чаши. Временами Гостомысл отвлекался на сидящего по левую руку от него малолетнего сына, носящего такое же имя — с нежностью и отеческой заботой он трепал его по волнистым тёмным волосам и шутил с мальчуганом.

Семья их казалась по-настоящему счастливой и искренне довольной своим положением. А что ждёт его с Ольгой?

Поцелуй перед толпой простолюдинов не был запланированным — инициатива принадлежала исключительно ему, но варяжка не отпрянула, не отвернулась, повинуясь чувству долга. Интересно, переполнится ли однажды чаша её терпения или она продолжит быть продолжением строгой длани его дяди?

В том, что ко всему этому с самого начала приложил руку Вещий Олег, Игорь не сомневался. Да и какая разница?! Вся затея со свадьбой, начиная с происхождения очередной, уже третьей по счёту, жены и заканчивая местом проведения торжества, была продумана до мелочей и пошла на пользу и государству, и самому наследнику Рюрика.

В голове воеводы страна и тот, кто восседал на троне, почему-то были неотделимы друг от друга ещё больше, чем провозглашённые недавно семьёй молодожёны.

Новоиспечённая супруга сидела справа от него, по-детски лакомясь не вином или изысканным мясом, а обычными парёнками (5). Обладательница пронзительных серых глаз то опускала их на скатерть, ловя на себе заинтересованные взгляды кого-то из бояр и, в особенности, Хруща, которому она так приглянулась, то смотрела ими на одну из многочисленных знатных собеседниц, что подходили к княгине и выражали той свои пожелания счастливых и долгих лет брака.

Обязанности княжеской жены она исполняла безупречно, иногда — даже слишком. Этой задумкой с благотворительностью для бедноты, этим храбрым визитом к торговому братству в надежде перевернуть традиции свадебных подарков с ног на голову она отчаянно напоминала Игорю собственную мать.

И, признаться честно, он не знал, стоит ему радоваться или же опасаться. Всё же княгиня Ефанда, дочь Кетиля Лосося, сестра Вещего Олега и вдовствующая супруга великого Рюрика, была женщиной… во всех смыслах выдающейся.

Впрочем, от ссылки её это не спасло.

Любопытно, если этой ночью он лишит её невинности, будет ли Ольга стоически, без единой слезинки и гримасы, выдерживать его телодвижения так же, как сейчас терпит нелепые распросы скудоумной жены Вола о знакомстве с князем?

Мрачный дядя правителя и вовсе покинул застолье минутой ранее. Вещий Олег склонился над своим верным вороном и удалился в шатёр, позвав за собой Бранимира, уже хмельного от льющегося рекой мёда. Прочие дружинники, впрочем, так и остались предаваться пьянству и чревоугодию, поэтому навряд ли случилось что-то, требующее его внимания.

Певца с гуслями сменила пара танцующих медведей, наряженных в платья; слуги же подали следующее блюдо — пирог с рублеными яйцами, чесноком, тимьяном и жирной вепрятиной. Ольга отрезала себе лишь крохотный кусочек, почти не притронувшись к очередному творению нанятых Богуславой стряпух; Игорь жестом велел подлить себе ещё вина — его чаша слишком быстро становилась пустой от тяжёлых дум.

Всевозможные яства и развлечения хороводом сменяли друг друга — потраченных на торжество средств точно хватило бы на снаряжение для одной-другой армии! За акробатами, у которых, казалось, в теле не было ни единой кости, последовали гречневые блины со сметаной и икрой; выступление скомороха с шутками и песенками окончилось с выносом фаршированной яблоками и сельдереем утки; а пресную и тоскливую поэму седого сказителя о деяних его отца, князя Рюрика, приправили пряной осетриной с чесноком и черемшой — пожалуй, это было единственным спасением от столь безотрадного времяпрепровождения.

— Насколько изысканно это вино из греческих земель… — поднял кубок Ари, не сводя глаз с Милицы, которая была тише воды и ниже травы рядом с напоминающим хряка супругом. — Настолько юна, чиста и красива новая избранница нашего князя. Выпьем же за то, чтобы она немедленно подарила нашему правителю наследника после первой брачной ночи!

— Да будет так! — от души улыбнулся Гостомысл, но чаша из его сильной руки с длинными морщинистыми пальцами тотчас же выскользнула и с глухим звуком приземлилась на скатерть, оросив багровыми каплями белоснежный лён.

Посадник сморщился и побледнел, ладонью он схватился за сердце: то снова принялось колотиться слишком сильно и покалывать, будто от тысячи ударов острейшими иглами. Богуслава взволнованно засуетилась, приобняв мужа:

— Что такое, душа моя? Снова шалит твоё сердце?

— Да… Но пусть уж лучше оно не справляется со своей работой, чем что-то пониже, — сквозь зубы попытался шуткой свести на нет своё состояние градоначальник. — Это… наверняка от жирной пищи, у меня всегда проблемы после застолий. Лекарство от старухи-травницы… у меня в ташке.

Женщина молниеносно извлекла из сумки пузырёк с мутной жидкостью и протянула снадобье Гостомыслу. Дрожащими руками он схватил склянку и опустошил её залпом, почти сразу почувствовав себя гораздо лучше прежнего.

Все успокоились и выпили вино да мёд в честь ожидаемого рождения наследника, приступив к поглощению нового блюда — запечённой молодой цапли с клюквой и чабрецом. Благодаря вымачиванию в воде с уксусом и удалению костей и жира птица не источала вони болота, а, напротив, пахла весьма аппетитно.

— Вкусно, не перестаю удивляться умению твоей супруги стряпать, — кивком поблагодарил посадника с его женой Игорь, набивая рот кушаньем. — Надеюсь, что и моя суженая будет обладать такими же талантами.

Ольга не нашла, что сказать, и лишь натянуто улыбнулась; Богуслава же смущённо опустила глаза:

— Благодарю Вас, княже, но дар мой заключается лишь в знакомстве с лучшими из городских кухарей. Готовлю я совершенно непримечательно, верно, душа моя? Го… Гостомысл?!

Градоначальник ответил сухим кашлем и, с набитым ртом пытаясь прожевать кусок мяса, потянулся к кубку с вином. Пожилой мужчина отхлебнул оттуда и стал дохать пуще прежнего, становясь краснее и покрываясь мелкими капельками пота.

Мужчина согнулся в три погибели и в очередной раз выронил чашу из рук. Багровое вино разлилось по скатерти, и точно такой же цвет приобрели кожа с глазами градоначальника. Гостомысл, продолжая кашлять и жадно глотать воздух, словно будучи неспособным дышать, разорвал воротник своей рубахи и схватился за горло, но даже это не помогало.

— Да что же вы встали как вкопанные! — прикрикнула неожиданно на всех Богуслава, из глаз которой градом текли слёзы. — Помогите моему мужу!

— Он, должно быть, подавился… — только и выдавила шёпотом из себя Ольга.

Игорь, на покачивающих ногах встав из-за стола, вместе со Сверром перевернул градоначальника и начал стучать по его спине, дабы помочь выплюнуть застрявшую в горле еду, но тщетно. Дружинник уже не просто бил, а отчаянно лупил по пространству между лопаток, сам Гостомысл с хрипов перешёл на тонкий, похожий на мышиный, писк.

Младший сын мужчины начал захлёбываться от слёз, и Богуслава прижала его к себе и закрыла ладонями глаза мальчугана — едва ли ему стоило видеть эту жестокую и жуткую сцену.

Лиловое, почти цвета сливы, лицо Гостомысла вмиг превратилось в белое, словно высеченное из мрамора. Посадник, с разорванной рубахой и вывалившимся из-за безвольных губ языком, так и остался лежать в луже вина.

— Он… — убрал стальной клинок без единого следа испарины от носа посадника Сверр. — Он не дышит. Гостомысл мёртв.

— Не может быть… — запричитала, вцепившись в бездыханное тело мужа, Богуслава, словно мантру повторяя себе под нос одни и те же слова. — Не может быть… Не может! Не может быть!

Взгляд Хруща — уж кто, а он хорошо разбирался во всевозможных лекарствах и отравах — упал на кубок градоначальника, на дне которого осталось ещё немного вина. Он подозвал к себе раба и велел выпить содержимое чаши.

— Должно быть, он действительно подавился, — вынес вердикт купец спустя несколько минут: к облегчению мальчишка-слуги он остался жив после того, как пригубил напиток. — В вине не было яда, да и вкушали мы все одни и те же яства. Горько признавать это, но смерть нашего дорогого друга и отца Новгорода — трагическая и нелепая случайность.

— Не может быть… — так и лепетала, хлопая ресницами, Богуслава, которую взяли под руку Ольга и Лана, дабы увести в один из шатров, пока маленького Гостомысла-младшего пытался отвлечь блестящей серебряной фибулой Ари.

— Он плоть моя, — попыталась вырваться из хватки подруг теперь уже вдова, обернувшись и бросив последний взгляд на мужа, которого вот-вот готовились накрыть полотном слуги. — Он душа моя! Пустите!

Вместе с первыми лучами восходящего солнца холмы над Новгородом пронзил женский вопль — истошный, истеричный, полный боли и раздирающий сердце.

* * * * *

1) Падучая болезнь — эпилепсия.

2) Рарог (укр. Раріг, чеш. и словацк. Rarog, Raroh, Raroch, Rarašek, польск. Raróg) — в славянской мифологии огненный дух в виде хищной птицы, часто сокола или коршуна.

3) Рушник — полотенце из домотканого холста. Предмет обыденного и ритуального назначения; наделяется семантикой пути, дороги, соединения, связывания.

4) Кика — древнерусский женский головной убор с рогами, "корона замужества".

5) Парёнки — овощи, обычно корнеплоды, томлёные длительное время без воды в чугунках в печи. Приобретают сладкий вкус, в Древней Руси являлись чем-то навроде конфет.