Княгиня Ольга. Истоки

Глава XXXVI: Как аукнется…

ГЛАВА XXXVI: КАК АУКНЕТСЯ…

— Воевода! — пытается докричаться до Вещего Олега Некрас, но дядя Игоря словно не слышит тысяцкого и лишь с каким-то животным остервенением бежит вперёд. — Воевода!

В руке у него — острый меч, а перед глазами чередой картинок пробегает жизнь мальчугана, рождённого Рюриком и сестрой старого воителя. Вот Игоря, красного и тщедушного — наследник появился на свет раньше положенного срока — выносят к отцу и дяде; вот он, подросший и с любознательными глазёнками, залезает на крышу терема, откуда лучше видно окрестности Ладоги; вот впервые садится на трон как совершеннолетний правитель…

И, отброшенный рокочущей огненной стихией, навсегда исчезает в сизых волнах Волхова.

— Воевода! — ещё громче обращается к Олегу Некрас и, горько помотав головой, даёт знак оставшемуся войску как можно скорее догнать мужчину и спасти от необдуманных поступков. — В бой, живее, живее!

— Не стойте на месте, заряжайте стрелы! — отдаёт приказ и Трёхпалый, что криво ухмыляется и натягивает тетиву своего огромного лука, целясь прямо в воеводу. — И не смейте изуродовать головы военачальников, они мне нужны в качестве доказательств проделанной работы!

Длинная стрела с гусиным оперением и зазубренным наконечником устремляется вперёд… и с треском врезается в щит Вещего Олега, оставляя на нём неглубокую пробоину. Дядя и воспитатель Игоря лишь больше ускоряется, хмурясь: неужели этот калека с уродливыми пальцами и впрямь думает, что покончить с покорителем Киева и Царьграда можно какой-то парой стрел?

Второй, третий, четвёртый заряды впиваются в щит, делая его похожим на ощетинившегося ежа, нагнавшие воеводу посадские ратники, напротив, редеют; их по одному настигают стрелы врагов, кого оставляя без щита, а кого — лишая жизни.

Инг старается не подавать вида, но за него обо всём красноречиво говорят глаза: водянистые и испуганные, они нервно бегают по оставшимся рядом наёмникам, перескакивают на войско новгородцев и встречаются со взглядом Вещего Олега — один только он, кажется, способен проломить самые неприступные стены.

Лук летит куда-то в сторону, под ноги, зато из кожаной сумки на боку Трёхпалый суетливо достаёт гасило (1), а в длани бастарда сверкает серебристой молнией верный скрамасакс (2), отнявший не один десяток жизней.

Часть шайки норвежца рассредоточилась рыбным косяком и, переходя вслед за предводителем к оружию ближнего боя, бросается на посадское войско и несущегося в атаку впереди всех Вещего Олега.

Первого противника воевода сносит с ног тяжёлым, ошеломляющим ударом кулака по носу; мгновение — и сверкающий меч мужчины входит в живот врага как нож в масло, а поле брани эхом пронзает истошный, полный боли вопль приспешника Трёхпалого.

Он становится первой жертвой сына Кетиля Лосося, но далеко не последней.

Впрочем, какие они, слетевшиеся на кровь стервятники, жертвы?!

Ещё одного неприятеля Вещий Олег перерубает наискось от правого плеча до левого бедра, оставляя на нём глубокую рану, алеющую внутренностями; следующий тут же отведывает глухой удар локтём в ухо и захлёбывается от крови, бьющей киноварными ключами из шеи.

До Трёхпалого остаётся какой-то десяток-другой аршинов, совсем немного!

К воеводе наперерез устремляется высокий противник с топором, но сзади того хватает за волосы Некрас, скользит отточенным за годы движением кинжала по бледной вые (3), перечёркивая кадык алой линией по горизонтали, и швыряет злодея в сторону.

— Ты, — скалит зубы, обращаясь на своём языке к Ингу (4), старый воин. — Ты за всё заплатишь!

Вещий Олег, словно разъярённый медведь, бросается к мерзавцу, но обладатель сросшихся пальцев на удивление быстро уходит от столкновения и уворачивается от клинка. Пара рослых приспешников бастарда встаёт между предводителями обоих войск, но дядя Игоря, не видя препятствий, рубит их без передышки как молодую поросль в лесу и расчищает путь к Трёхпалому.

Смышлёные соратники последного, видя весь гнев воеводы, отступают; глупые — падают замертво от его оружия. С каждым движением противников становится всё меньше, пока Вещий Олег не замирает на месте и, переводя дыхание, не вытирает окровавленный меч о собственную штатину.

До мерзкого калеки, отнявшего жизнь его племянника, всего несколько аршинов. Остаётся лишь протянуть к его змеиной шее руки и свернуть её.

— Признаться честно, я впечатлён, — с безумной улыбкой совершенно искренне говорит Трёхпалый, в глазах которого сверкают жуткие огоньки. — Даже в таком возрасте ты можешь сражаться наравне с молодыми воинами, если не лучше. Тем завиднее и почётнее будет поймать лосося в сети!

Над головой бастарда свистит гасило, и ремень с привязанными тяжёлыми камнями летит к воеводе, но оказывается сбитым брошенным навстречу щитом. С глухим звуком и шары на шнурах, и деревянный щит падают к ногам ратников, оставляя их только с одним оружием в руках.

Не теряя времени даром, Вещий Олег ринулся на недруга, а меч его поднимается в воздух хищным соколом, стремясь обезглавить трёхпалого мерзавца. Тот лишь ухмыляется и отпрыгивает назад, едва избегая угрожающего удара — сверкающее лезвие скользит в считанных пядях от лица бастарда и срезает несколько прядей мышиного цвета из его причёски.

А затем на Волхове один за другим принимаются хором петь рога.

Рога на скользящих по волнам двух кораблях, что полны воинами в боевом облачении всё тех же варягов.

* * * * *

— Твои шавки? — спрашивает, исподлобья глядя на Трёхпалого, Вещий Олег, но противник лишь сжимает губы в узкую полоску и мотает головой.

Сошедшие с кораблей воины ударяют по остаткам армии калеки и начинают теснить порядком ослабевших соплеменников. Впереди, прорубаясь мечами да топорами словно когтями хищных зверей в гущу врагов, бегут Ульв и Йохан, Свенельд же и вовсе превращается в оживший смертоносный вихрь.

Ощутив ярость своего предводителя, его преданные хирдаманны с удвоенной силой принимаются расправляться с отребьем бастарда, изумляясь своим удали и лёгкости клинков в могучих дланях.

— Чего затрясся аки паршивый пёс на морозе? — сквозь зубы любопытствует воевода, сдерживая натиск скрамасакса Трёхпалого своим мечом и стараясь устоять на дрожащих от напряжения ногах. — Вороги это твои, не друзья?

— Не узнаешь, отправлю я тебя к праотцам до этого, — щурится Инг и, резко, с громким лязгом оттолкнув клинок соперника, всем телом врезается в старого воителя и роняет его на землю.

Несмотря на шлем, в затылок отдаёт тупая, расходящаяся волнами боль.

Трёхпалый заносит над Вещим Олегом его же меч и плотоядно скалится, предчувствуя витающий в воздухе запах победы и исходясь слюной — словно перед ним самое вкусное изо всех яств этого мира.

— Покорителя Кёнугарда! (5) — пинает носком сапога по колену воеводы ублюдок так остервенело, что будто пытается выместить на нём всю свою злость.

— Военачальника, прибившего свой щит ко вратам Миклагарда в бухте Золотого Рога (6)! — плюёт на землю Инг и во второй раз ударяет ногой по лежащему противнику, на сей раз — в живот, и Вещий Олег сгибается от нестерпимой боли.

— Столько правителей, столько полководцев мечтали лишить тебя головы, отобрать блеск твоей славы — но удастся это только мне! Мне, Ингу Трёхпалому, сыну Вигге!

— Скорее беспалому, — раздаётся за спиной опьянённого своим превосходством бастарда низкий мужской голос.

Хлясь!

Лезвие со свистом отсекает длань злодея, и от удара лоб негодяя обдаёт багровыми каплями.

Меч выпадает из хватки калеки вместе с самой отрезанной кистью — и Инг верезжит от боли и обрушивается на колени. Взгляд его цепляется за возникшего между ним и Вещим Олегом ратника, лицо которого ему хорошо знакомо.

— Свенельд Атлисон, — лепечет сухими губами и расплывается в безумной улыбке Трёхпалый, глаза которого становятся шире и чернеют. — Нашёл всё-таки! Нашёл! Нашёл!

— Он… — хрипя, подаёт голос Вещий Олег и нащупывает в траве скрамасакс калеки. — Убил моего племянника. И жизнь его отныне в моих… руках.

Принадлежавший Ингу кинжал вонзается ублюдку в бок и, ударив по рукояти кулаком так, чтобы до упора, ломая рёбра и добираясь до лёгких, пронзить его плоть, покрытый каплями пота и крови воевода вытирает чело и тяжело дышит.

— Он разрушил жизни моих друзей и семьи… Обрёк меня на вечные скитания, пока не свершится кровная месть, — отвечает дяде Игоря светловолосый статный воин. — И последнее биение его сердца заберу я!

Свенельд замахивается мечом и с треском отрубает качающемуся на месте Трёхпалому голову; из зияющей костьми шеи мерзавца тотчас начинает хлестать кровь, а физиономия с высунутым из-за зубов языком остаётся лежать рядом.

— Нашёл, — смотрит в лишённые блеска жизни водянистые глаза норвежец, подняв за волосы голову злодея. — Нашёл и отомстил.

Люди Свенельда, отчаянно сражаясь, опрокидывают остатки армии бастарда и соединяются с Некрасом и его воинами. Наёмники, потеряв предводителя, бросаются кому куда вздумается, только бы спасти свои жизни, но один за другим лишаются их от рук новгородцев и соплеменников.

Так и нашли свою бесславную кончину в далёких русских землях Инг Трёхпалый и его разбойничья орда.

* * * * *

Холодно.

Следом за ознобом он чувствует нестерпимую боль в груди, острую и глубокую, и принимается сильно кашлять, отторгая из своих лёгких затхлую речную воду. Каждое движение отзывается резью в теле, но зато наконец-то выходит сделать первый вдох, затяжной и жадный.

Пальцы левой руки князя погружены в ил на мелководье, рядом — обугленные куски деревянного настила некогда могучего боевого корабля, что покачиваются на волнах. В воздухе всё ещё витает едкий дым, смешанный с горьким ароматом горелого ясеня и обожжённой плоти.

По берегу Волхова разбросана львиная доля посадского войска: кто-то из ратников покрыт чёрной копотью и волдырями, кому-то повезло ещё меньше, и нестерпимым жаром взрывной волны их раскидало на обугленные ошмётки, фрагменты рук, ног и прочих сочленений человеческого тела…

Всё как тогда, в лимане у Олешья.

Снова он чудом остался жив, в отличие от преданных друзей и соратников.

Игорь пытается встать, но слабое тело его не слушается и тяжёлым мешком падает на отмель, в очередной раз напоминая болью о всех ранах. На губах словно застывает привкус соли — то запекшаяся кровь.

Тогда, обнимая и успокаивая его, Ольга сказала, что у каждого в жизни есть своё предназначение, своя судьба, свой высший замысел, о котором ведают лишь судженицы-пряльщицы.

Так почему каждый раз он выживает? Чтобы страдать от мук совести, от вины перед погибшими воинами? Или, напротив, отомстить за их жертвы и почтить память славными победами?

Стиснув зубы и терпя жжение в лодыжке, он преодолевает боль и заставляет себя встать, готовый встретить новые испытания. Впрочем, кажется, в этот раз всё закончилось без его участия…

— Дядя… — шепчет он и, разбрызгивая воду по ступнёй, неуклюже делает шаг вперёд и повторяет обращённое к Вещему Олегу слово уже уверенее и громче. — Дядя!

Мужчина тотчас же поворачивается в его сторону, позабыв о разговоре с предводителем пришедших на выручку пришельцев, и через минуту князя уже приносят на руках к воеводе и его собеседнику.

* * * * *

— Вот как, значит… — устало произносит великий князь, глядя на высокого воина перед собой и выслушав наконец-то его рассказ. — Не одно поселение этот Трёхпалый опустошил, сотни семей оставил без кормильцев своих… Рад, что в конце концов настиг его твой меч. Как зовут тебя, воин?

— Свенельд, сын ярла Атли, что из Хордаланна, — склоняет перед Игорем голову светловолосый норвежец и едва заметно улыбается. — Норвежец, как и дед Ваш по материнской линии, славный Кетиль Лосось из Холугаланда (7)!

— Это и по наречию твоему было ясно, впрочем… — морщит лоб сын Рюрика, отчего лицо его приобретает задумчивое выражение. — За избавление от этой язвы ты, Свенельд, можешь просить меня обо всём, чего пожелаешь! Насколько князь киевский могущественен, настолько он и щедр.

Йохан, стоящий позади Свенельда, издаёт короткий смешок (могуч князь, не выигравший ни одной войны!), но тут же получает локтём под бок от Ульва: мол, помолчи лучше, а не то и головы нам всем не сносить! Свенельд же делает глубокий вдох и, словно дразня Игоря, заявляет:

— От золота ломятся сокровищницы великого князя, но есть ли у него столько золота, чтобы отплатить за бесценные жизни себя и своего дяди?

Вещий Олег хмурится и сверкает глазами на чужеземца — не нравится ему подобный тон.

— Шелка и парча у Ингвара во дворце, но измерить ли ими путь, что проделала моя дружина по морю и суше?

— Довольно высокопарных слов, — перебивает Свенельда воевода. — Говори ясно, чего желаешь. Или мечом мне тебя поторопить и подрезать длинный язык?

— Не стоит, — пожимает плечами блондин и самоуверенно смотрит лазурными глазами на дядю князя. — Единственное моё желание, самое заветное и сокровенное — бросить вызов великому Вещему Олегу!

Воины с обеих сторон, и норвежской, и новгородской, начинают возбуждённо перешёптываться и глядеть на Свенельда косыми взглядами, но их прерывает взвившаяся вверх рука Игоря, взбудораженного и ошеломлённого.

— Ты, верно, ума лишился после своей победы? Да как ты смеешь просить о подобном?

— Вы же сами сказали, княже: проси обо всём, чего пожелаешь! Или дряхлый и немощный он уже для хольмганга (8)? — нагло заглядывает прямо в глаза воеводе норвежец.

— Узнаешь, отведав моего меча! — бросает ему Вещий Олег, обнажая клинок. — Каковы условия поединка?

— Коли одержу победу над легендарным Хельги (9), попрошу у князя Ингвара о втором желании. Ежели проиграю, то… — улыбается Свенельд и указательным пальцем перечёркивает свою шею. — Жизнь моя в руках великого князя и его дяди.

— Смелый и отчаянный ты, — кивает Игорь. — По душе мне это!

Ремни на броне затянуты, меч обнажён из ножен, а золотые волосы, дабы не мешались в поединке, убраны в хвост. Свенельд готов к хольмгангу, но столь же подготовлен ли его противник?

Мерцающее пламя костра освещает небольшую земляную площадку, а звуки лязгающего оружия и возбуждённый ропот воинов наполняют собой вечерний воздух. Объятые предвкушением ратники из обеих армий выстраиваются в круг и с нетерпением ожидают начала хольмганга, стучат оружием по щитам и выкрикивают имена участников поединка.

Игорь, сделав шаг вперёд, смотрит на обоих воителей и тут же резко опускает правую руку с зычным приказом:

— Начали!

Свенельд, покрепче ухватившийся за рукоять меча, прищуривается и слегка приседает, словно рысь готовя ноги к пружинистому прыжку; стоящий же напротив Вещий Олег — полная его противоположность.

Живой скалой воевода возвышается посреди моря кричащих воинов, глядя на него тяжёлым взглядом исподлобья и держа в длани такой же тяжёлый клинок.

Толпа умолкает, когда глаза витязей встречаются. Мгновение — и Свенельд, оттолкнувшись от земли, делает выпад вперёд и замахивается из-за головы клинком, однако Вещий Олег с лёгкостью уходит от удара и избегает сверкающего серебром острия.

Теперь его черёд бить!

Ощутив порыв ветра от проносящегося перед ним меча, Свенельд отпрыгивает назад от саксонской стали воеводы и встречно контратакует того серией коротких ударов, пытаясь вслепую нащупать брешь в обороне опытного вояки и обнаружить его уязвимое место, но старик мастерски парирует каждый удар, попеременно то отражая выпады мечом, то закрываясь круглым щитом.

Раз за разом их мечи сталкиваются с громким лязгом, но силы равны — пока что.

С громким криком Свенельд кидается на воеводу, тот наклоняет торс влево и готовится отразить атаку, вот только… никакой атаки нет!

Светловолосый молодой скандинав вонзает своё оружие в землю, и по нему тотчас же ударяет Вещий Олег; сам же норвежец стремительным прыжком оказывается за спиной старика и, быстрым движением достав из-за пояса кинжал, приставляет его холодный металл к горлу соперника.

— Сдаётесь, воевода? — шепчет ему на ухо Свенельд, сильнее прижимая сакс к кадыку. — Или желаете продолжить бой?

— На этот раз сдаюсь, но дерзость твою не забуду, — отвечает седовласый военачальник и бросает меч к своим ногам, громче озвучивая принятое решение. — Сдаюсь!

— Тогда сначала передам я великому князю послание от благословенной Алфвинд (10), что приняла меня в твердыне Альдейгьи, — нахально улыбается предводитель норвежцев и протягивает Игорю скреплённый фамильной печатью свиток пергамена. — Днями и ночами писала княгиня сыну, да не было от него ответа. Сам не замечал её писем великий Ингвар или кто-то этому содействовал?

Игорь тут же с нетерпением разворачивает грамоту и про себя читает её содержимое. Странно… писем от матери он не получал долгие годы, на что же тогда сетует этот наглый чужестранец?

"Князь мой, властелин земли русской, господин киевский, хозяин новгородский!

Сын мой, плоть моя, кровь моя, душа моя!

Нет покоя сердцу материнскому в преклонности лет, нет и радости седой голове. Без взора твоего не греет солнце хладной земли, без весточки твоей не мило мне лето красное!

Ты единственная моя правда на земле и на небесах, от северных морей до далёких южных берегов. Подлая судьба-злодейка мучает меня несчастную, пронзает сердце как кинжал боль разлуки, а ты молчишь… молчишь и не отвечаешь мне ни добрым словом, ни суровыми речами, словно и позабыл совсем о той, что подарила тебе жизнь.

Вместо сладкого мёда в чаше моей горечь тревоги, вместо аромата дивных цветов дышу я только грёзами о нашей встрече, мимолётном взгляде, нежном прикосновении…

Двенадцать лет я долгих в ссылке; и сослал ты меня не во дворец ладожский, а в холодную тьму забвения, словно и не было у тебя матери, словно не качала я тебя на руках, не вскармливала грудью, не вытирала слёз…

Когда у стен крепостных появилась стая кораблей, с огнём и мечом пришёл окаянный враг — тогда обратилась к богам я, попросила избавить меня от мук и отправить в объятия к отцу твоему, но и они от меня отвернулись, а злодей ушёл дальше, к новому граду…

О княже!

Разбей врагов своих, рассеки мечом своим их буйные головы, повергни их в прах, как завещал твой великий отец!

О княже!

Не откажи старухе, молящей тебя о любви твоей, ползающей у ног твоих как грешница, но не княгиня и женщина рода высокого!

О княже!

Не гони прочь справедливого сокола из груди своей, не сломи тонких ветвей, на которых зиждется гнездо нашей семьи!

О княже!

Не губи души моей, не пронзай острым кинжалом тела моего, не оставляй ждать смерти в пустых стенах и одиночестве! Коли немила тебе я, коли нет у тебя матери — вырви своими руками горящее сердце, разорви его на куски, но не заставляй страдать до самой кончины!

О княже!

Нет в мире этом большей боли, чем боли разлуки с любимым сыном. Двух сыновей потеряла я во младенчестве их, не дай лишиться и третьего!

Молю тебя, заклинаю тебя, избавь нас от этой боли разлуки!"

— Сколько… — с горящими от гнева глазами обращается к Вещему Олегу его племянник, скомкав в руке письмо от матери. — Сколько лет ты скрывал от меня, что она пишет?! Что не забыла обо мне?!

— С тех пор, как отправилась в ссылку… — виновато опускает на землю взгляд воевода. — Так было лучше для тебя, княже, иначе продолжила бы она травить тебя своими тлетворными речами да оплетать ниточками как ядовитым плющом! Или напомнить тебе, почему ты отправил её в Ладо…

— Молчать! — останавливает его резким жестом бледный Игорь, на котором лица нет. — Потом поговорим. Ты, раз уж победил Вещего Олега в честном поединке… Чего желаешь?

— Величайшая награда для меня и моих славных воинов, — гордо поднимает голову, вспоминая наказ старой княгини, Свенельд и издевательски улыбается прямо в лицо её брату. — Влиться в дружину великого Ингвара, стать её законной частью и принести его мечу множество новых побед, а казне — богатств! Или нет нужды ему в свежей крови после этой яростной сечи, когда воеводы твои уже не те, что прежде?

Вещий Олег с ненавистью смотрит на норовистого выскочку и едва не скрипит зубами — а значит, тот попал точно в цель.

— В конце концов, проиграл твой великий дядя и трёхпалому калеке, и мне, что даже младше его племянника. Разве не в молодости удаль, не в сильном теле дух победный? Все мы, как не прискорбно, с годами делаемся слабее. И пора это признать.

* * * * *

Забава, изнурённая и совершенно опустошённая, спит, калачиком свернувшись в кровати — ритуал отнял у неё много сил, которые нужно было хоть немного восстановить, подлатать. А вот Злоба, с беспокойным взглядом выпученных глаз и взъерошенными волосами, бодрствует.

Морщинистыми руками женщина поднимает блюдечко, до краёв заполненное водой, и глядит на блики от свечей, что играют на поверхности чаши. В них видит она и вспышки стального оружия, и сполохи взрывов, и охваченного пламенем сокола, который напоминает сейчас волшебную жар-птицу.

В помутневших очах старухи отражается сонм из оскалившихся драконьих голов на кораблях, пристани на Торгу… и огромной руки, рассыпавшейся в пепел. Направо и налево летят вражеские головы, и из всего переплетения конечностей, копий, щитов и мечей прыгает в реку, взмахнув сине-зелёным хвостом и оставляя лишь круги на воде, небольшая длинная рыбина.

— Как зубами щука не остра, а не взять ей сокола с хвоста, — хмурится старуха.

* * * * *

1) Гасило — охотничье метательное оружие, состоящее из ремня или связки ремней, к концам которых привязаны обёрнутые кожей круглые камни, костяные грузы, каменные шары и т. п.; родственно кистеню или боласу;

2) Скрамасакс — удлинённая версия ножа-сакса; длина клинка может доходить до 55 см, с шириной не более 3 см, но значительной толщиной в обухе, около 1 см. Клинок однолезвийный, с заметным скосом от острия к обуху (фальшлезвие). Рукоять может быть прямой или изогнутой, без гарды и не менее 10 см в длину.

В силу веса скрамасакса колющие удары им были страшны по силе. Он протыкал и кольчугу, и кожаный доспех.

3) Выя — шея;

4) Имеется в виду древнескандинавский (он же древнесеверный, т. н. Old Norse) язык, на котором говорили викинги. Красным обозначен западный диалект, оранжевым — восточный (обратите внимание на "пятна" торгово-военных центров на Руси, приуроченных к речным путям, верхние правые — Ладога и Новгород, самое крупное "пятно);

5) Кёнугард (сканд. Kænugarður) — название Киева у викингов;

6) Миклагард (сканд. Miklagarður) — название Константинополя у викингов;

7) Холугаланд (сканд. Hálogaland) — самая северная из норвежских земель, родина Кетиля Лосося — отца Вещего Олега и княгини Ефанды, деда князя Игоря. На карте ниже выделен пурпурным.

Золотисто-охровый — Ругаланн, земля регента Гуды из "Трофея для братьев"; цвет морской волны — Хордаланн, отчизна Свенельда.

8) Хольмганг (сканд. hólmganga — "прогулка по острову") — поединок двух викингов.

О правилах воины договаривались, как правило, непосредственно перед боем (например, о том, сколько раз допускается менять пробитый щит). Причинение смерти на хольмганге не считалось убийством. Хольмганг нередко служил способом разрешения споров.

Отказ от поединка навлекал на уклонившегося социальную стигму — объявление нидингом, что обычно было равнозначно статусу презираемого изгоя, который изгонялся из общины в безлюдные леса и был обречён на смерть.

Схожее явление, "поле", существовало и у славян, однако впервые задокументировано было лишь в источниках XI века;

9) Хельги — скандинавский вариант имени Олег;

10) Алфвинд ("ветер альвов") — Ефанда, мать Игоря и старшая сестра Вещего Олега.