Княгиня Ольга. Истоки

Глава XXXI: Путь Княгини (I)

ГЛАВА XXXI: ПУТЬ КНЯГИНИ (I)

Голубка, торопясь на своих широких белоснежных крыльях к хозяину, пролетает над охваченным столкновениями городом, преодолевает голубую ленту реки, на берегах которой останавливает свои силы прямо перед ликом врага князь Игорь, и, наконец, ныряет под деревянную крышу одной из многочисленных башен детинца.

Здесь, в голубятне, уже ждут её несколько пернатых собратьев: закрытые в корзинах почтовые товарищи с наростами у основания клюва — такие есть только у старой княгини в Ладоге, а также крупный ворон в клетке. Последний недовольно сверкает угольно-чёрными глазами на единственного человека в этом месте и громко, осуждающе каркает — за что тотчас же его пристанище оказывается накрытым тёмной тканью.

— Помолчи, а не то несдобровать тебе, — раздражённо обращается он сквозь зубы к Мунину и щурится, пытаясь рассмотреть на горизонте изменения на поле боя. — Не охотился бы на моих посланников — не сидел сейчас в клетке. Как там говорят… Не клюй руки кормящего тебя?

Ему кажется… или вдалеке раздаётся топот копыт?

* * * * *

Бесшумно, словно рыси на охоте, они вышли из зала со спящими и скользнули дальше по опустевшим коридорам. Сейчас в новгородском детинце едва осталось три десятка защитников, большую часть ратников князь повёл за собой — поэтому присматривать за крепостью будут новобранцы, женщины и старый Бранимир с Ари. Последние, пожалуй, единственные, кто могут дать отпор возможной угрозе.

Поэтому они и наставляли во дворе своих немногочисленных товарищей, оставив стены цитадели на пару дозорных, которые под утро были уже совершенно сонными и разбитыми. Один из часовых, поддерживающий синее пламя, заснул прямо на месте своей работы, оперевшись на стену и приоткрыв рот; второй же вяло маршировал вперёд-назад по узкому пространству верхнего боя (1).

— Тсс, — прикладывает Лана указательный палец к губам, выглянув из-за стены и заметив идущего спиной к ним часового, и продолжает шёпотом. — Если заметят нас — будет совсем плохо, хотя куда хуже-то?

— По крайней мере, здесь меньше народа, чем где-либо в этой цитадели, — хмурит рыжие брови Рейнеке. — Что ты хотела от меня? И к чему эти синяки на тебе, эта кровь… Я слишком стар, чтобы купиться на них и не догадаться, что за смертями остальных стоишь ты.

— Я в тебе и не сомневалась, — пожимает плечами женщина и плотнее кутается в ярко-синюю шаль. — За исключением того, что ты выдал Олегу все наши маленькие секреты.

— За эти тайны мне обещали сохранить жизнь, а я не привык торговаться подобными вещами.

— Я могу предложить что-то больше, чем жизнь… — яркие голубые глаза вдовы Козводца на мгновение мутнеют в своей глубине. — Даже несмотря на твои ошибки, Рейнеке.

— Хоть сейчас я могу пойти к Бранимиру и рассказать всё о твоих преступлениях, там и целого свитка не хватит, чтобы перечислить их, — огрызается мужина и скалит зубы. — Хочешь проверить?

— Так почему же не пошёл, когда тебя нашли? Почему не рассказал, когда увидел меня в этих стенах — рядом, подходи и бери, — продолжает она и расплывается в улыбке. — Князь и воеводы за наши совместные делишки повесят на тебя все злодеяния братства, лишат имущества, оберут до нитки — жизнь у тебя останется, но как у последнего холопа, которыми я торговала. Знаешь, такому существованию я бы предпочла смерть.

— А у меня есть выбор?

Лана делает глубокий вдох и, хлопая ресницами, принимается нарочито медленно загибать пальцы на своей правой руке: большой — Вепрь, мизинец — Хрущ, безымянный — Вол, указательный — она сама… не хватает только одного, среднего. Он и остаётся адресован собеседнику.

— Без твоего ключа мне не открыть казны: пока не будет всех пяти перстов, замок не поддастся, — начинает она размышлять вслух. — Присоединяйся, и получишь положенную пятую часть, твою по уставу. А потом отправляйся хоть на все четыре стороны с этими богатствами: хоть на родину, хоть ещё куда — тебе где угодно будет лучше, чем в Новгороде голодранцем.

— Поверить той, что избавилась от мужа и товарищей?

— Они заслужили эту участь, тебе ли не знать? И, скажи мне честно, Рейнеке… Как ты уже спросил: а есть ли у тебя выбор?

Увлекшись разговором, они не замечают, как услышавший обрывки беседы дозорный идёт в их сторону. Совсем ещё зелёный парнишка лет пятнадцати хмурится, увидев стоящую вплотную друг к другу пару, и лишь закатывает глаза.

— Не могли отыскать местечка поукромнее? Возвращайтесь обратно, а не то прознает кто-то из старших — достанется и вам, и мне по шапке, — юноша отворачивается и замечает на горизонте, среди зелёных крон и бурых стволов, какое-то движение: из леса в паре вёрст от крепости в её сторону движется по меньшей мере четыре десятка всадников и несколько телег. — Предупредите воеводу!

Мальчишка свешивается за стену вниз и щурится, пытаясь получше рассмотреть наездников — свои это или чужие, как вдруг вскидывает руки в воздух, издаёт короткий крик и мгновение спустя оказывается под крепостными стенами, со свёрнутой от глухого удара о землю шеей.

— Спросить тебя снова или ты дашь наконец свой ответ? — раздувает ноздри Лана, глядя на ошарашенного купца.

— Зачем… что ты натворила?! — лепечет он, не веря своим глазам.

— То, что должно… Или ты не хочешься выбраться из лап князя и получить своё?

Мужчина лишь кивает и морщит лоб: повторять судьбу юнца-караульного он не желал.

* * * * *

Когда обитатели детинца услышали под своими стенами конское ржание и топот копыт вперемешку с человеческой речью, было уже поздно. Четыре десятка всадников с несколькими обозами поддержки пришли со стороны леса, наименее защищённой и удобной для просмотра, в отличие от противоположной части крепости, глядевшей прямо на речной берег Волхова.

Все до единого в чёрных одеждах, лёгких доспехах и с замотанными тканью лицами, незнакомцы вооружились луками и разгрузили свои телеги, в которых ждали своего часа "бараны" (2). Ещё одна кучка, но уже меньшего размера, отделилась от основной массы и заняла позиции у главных ворот, у ведущего через реку моста.

— Сукины… дети! — выругался Бранимир, увидев вражеский отряд прямо у себя под носом, и сверкнул глазами на собравшихся рядом Ари и десятка прочих ратников. — Где дозорные?! Почему никто не следил за обстановкой? Вас оставили здесь не прохлаждаться или спать!

— Воевода… — виновато опустил заспанные глаза второй часовой. — Простите, воевода…

— Извинениями тут не обойдёшься! — кажется, что вот-вот воевода примется низвергать на головы провинившихся громы и молнии. — Без подготовки мы не дадим им должный бой.

— Их не так много, хоть и нас тоже горстка. Снимем их луками через бойницы, одного за другим? — пытается отыскать способ справиться с недругами Ари. — Не убьём всех, так покалечим и отвадим непрошеных гостей.

— Как будто всю рать они выманить хотели в чистое поле… — кусает нижнюю губу опытный военачальник и ещё раз глядит вниз. — Пакля… масло… И стенобитные орудия. Или жечь нас будут, или крушить укрепления. Да ещё и с обеих сторон.

— А силёнок-то хватит? Не хочу недооценивать врага, но наши возможности одинаково равны и тщедушны, пока основные рати сейчас на поле брани за стенами, там, со стороны реки, — не унимается Ари, уверенный в том, что сумеет дать отпор.

— Пока не увидим полной картины — не узнаем. Эй, ты! — обращается Бранимир к встрепенувшемуся вмиг дозорному. — Полезай на крышу и изучи, осмотри каждый клочок земли настолько, насколько он просматривается.

— Думаешь, это ещё не всё? — беспокойно вздыхает лысый дружинник. — Подкрепление, засада?

— Или отвлекающий манёвр. Где ты видел, чтобы простые бунтовщики прятали лица да одевались все как один единым образом? — едва держится старый воевода и рявкает на забравшего по лестнице наверх парнишку. — Когда кучка всадников брала крепости? Что там?

— Ла… ладьи, воевода, — лепечет, не веря глазами своим, юноша: из-за выгнувшейся дугой излучины реки показываются суда: к Новгороду плывёт целый флот. — Пять, со стягами и драконьими головами.

— Стервятники… — стискивает зубы Бранимир. — Отыщите Щуку, пусть пошлёт князю весточку, и срочно! Ари, собери всех женщин и слуг, кто не может обороняться, укрой их в главном зале и забаррикадируйтесь изнутри, да так, чтобы и букашка сквозь щели не пролезла.

— А ты?

— А я попробую выиграть для нас немного времени.

* * * * *

— Вниз луки! — приказывает своим людям главарь всадников, и те один за другим подчиняются команде, опуская оружие из боевого положения себе в ноги, а затем с любопытством смотрит наверх: там, из небольшого эркера, глядит на него статный муж, одетый достаточно богато для того, чтобы не быть причисленным к рядовым воям. — Не ты ли Некрас? Я отчего-то думал, что будешь выглядеть моложе… Или тебя доля тысяцкого так помотала?

— Некрас сейчас рубит головы такому же как вы сброду. Перед тобой — второй воевода нашего государя Игоря, — хмурится Бранимир, явно не оценив издёвок собеседника. — Меня зовут Бранимир.

— Тот самый покоритель радимичей? — лицо мужчины скрыто за тканью, но даже сквозь маску чувствуется его ухмылка. — Слыхали, слыхали. Сдай нам крепость, Бранимир, отдай ключи — и все внутри сохранят свои жизни. Или не хочешь ты с высоты седин своих избежать кровопролития? Город сказал, что с рассветом заберёт детинец, силой или же мирным путём. Каким из них мы поступим — зависит сейчас только от тебя.

— Города?! — лицо воеводы вмиг перекосило от раздражения. — Кто дал право кучке смутьянов говорить от лица всего города?! В Новгороде только одна власть, один правитель — князь Игорь.

— Даже если он ещё и жив, скоро накроет окрестности такая кровавая баня, что осиротеет его дружина. Будь благоразумнее.

— Я видел ладьи.

— Тогда понимаешь, что даже если выдержит крепость нашу осаду, с такой подмогой ей точно не устоять. Или мне приказать поджигать стрелы и выкурить вас оттуда?

Воевода молчит и удаляется вглубь цитадели без какого-либо ответа.

* * * * *

В стенах крепости кипит работа: все её немногочисленные обитатели от мала до велика готовятся встретить врага, укрепляют ворота тяжёлыми бочками и телегами, орудуют на кухне, разогревая чаны с маслом, собирают всё имеющееся оружие и раздают тем, кто может с ним управляться.

Бам!

Обитый железом таран с грохотом бьёт по воротам, выбивает крошку и пыль из стен, заставляя всю цитадель затрястись. Лучники, выставленные врагами, поджигают наконечники стрел, и со свистом огненные птицы летят по дуге через крепостные стены, беспорядочно врезаясь в землю, деревянные баррикады или просто падая: вопреки ожиданиям, вызвать пожар не так уж и просто с первой попытки.

Из бойниц появляется несколько сверкающих острых "клювов", и в отместку защитники детинца сыпят градом снарядов по неприятелям. Несколько человек из их рядов падает, но оставшиеся повторяют огненный залп — на сей раз им удаётся поджечь двери в конюшню.

Вмиг оттуда выбегают Щука и ещё пара конюших, выливая на красного петуха, не успевшего разгореться, несколько вёдер с водой. Слуга Вещего Олега что-то говорит остальным и убегает прочь, те же запирают конный двор на засов. Не хватало ещё, чтобы испуганные шумом животные разрушили свои стойла и высыпали в панике сюда.

Бам!

Ещё один "баран" ударяет по стене у главных ворот, раз за разом становясь всё настойчивее, а враги в чёрных одеждах достают лестницы и, приставив их к укреплениям, начинают лезть на стены. Впрочем, немногочисленный гарнизон под предводительством Бранимира держится молодцом, выливая на головы мятежников горячую жижу и продолжая обстрел камнями и стрелами на обоих направлениях.

Часть штурмующих гибнет прямо на стене, часть просто падает на землю — кто замертво, а кто просто ушибшись.

— Сулицы (3)! — рявкает воевода, и пока лучники вместе с кухарками и слугами продолжают отвлекать недругов, тянет руку к поднесённому сундуку с дротиками. — Приготовились!

Ратники выбегают на открытую часть боя и хватаются за древко правой рукой, занося оружие над головой, второй же выставляют перед собой небольшие щиты. В отличие от стрел или камней, удача полёта сулицы опиралась лишь на мастерство метателя, не завися от силы или направления ветра.

— Пли!

Противники, спрятавшись за перевёрнутой набок телегой или же тоже положившись на щиты, приготовились встретить дюжину тяжёлых дротиков — и острия их с громким треском врезаются в дерево и застревают там, в пахнущей смолой лесной плоти.

— Воевода… — не смея поднимать на Бранимира глаз, обращается к нему один из новобранцев. — Сулиц немного, может, с пару дюжин ещё наберётся… Не даром мы их тратим, целясь не в сердце врагу, а в щиты?

— Просто так противника ты не ранишь, он либо прикроется, либо сбежит, — стискивает зубы опытный воин, держа наизготове второе по счёту оружие. — А вот с потяжелевшим от пронзивших его копий или вовсе треснувшим щитом тебе уже не скрыться ни от зорких глаз, ни от намётанной руки. Смотри и учись!

Словно подтверждая свои слова, швыряет он древко с острым наконечником вперёд, и последний с громким треском врезается в щит по соседству со второй сулицей. Чертыхаясь, замотанный в чёрную ткань противник опускает ставший почти неподъёмным щит — и тут же сверху по нему бьют пара стрел и третья сулица, собирая щедрую кровавую дань.

Бам!

Синее пламя на сторожевой башне гаснет, а упрямый таран пробивает стену у главных ворот, врезаясь в образовавшуюся трещину с исступлением воина, вернувшегося после длительного похода в объятия любимой супруги.

Бам! Бам!

Тотчас же внутрь хлынула толпа из противников с короткими мечами и топорами, а навстречу им — дюжина охранявших ворота ратников. Воины на стене разворачиваются лицом ко двору, беря осаждающих на прицел и натягивая тетиву луков до предела, до ощущаемого в воздухе вибрациями звона.

— Не стрелять! — кричит и чертыхается Бранимир. — Своих заденем!

Обернувшись, он замечает, как у вторых ворот инициатива тоже переходит к неприятелю: по стенам карабкаются люди в чёрном, атакующие немногочисленных ратников и слуг. Вот срывается вниз добродушная Лада, храбрая прачка, бок о бок стоящая с воинами. Вот кричит, пронзённый копьём, совсем ещё мальчишка лет четырнадцати…

В первых рядах воевода бежит на оставшуюся без обороны часть крепостной стены и рубится с негодяями. Раздаётся свист стрел — они по очереди выбивают его спутников, с громким звоном чиркает по кольчуге чей-то меч, который Бранимир с остервенением вырывает из хватки врага и продолжает сражаться.

А на подмогу павшим мерзавцам уже лезут по лестницам новые супостаты.

— Не дайте им пройти внутрь! — ревёт он медведем, пытаясь докричаться до оставшихся союзников. — Стоим до последнего!

Стиснув зубы, пожилой скандинав разгоняется что есть мочи и сбивает с ног ударом плеча хилого осаждающего, в следующее мгновение всаживая ему в сердце холодную сталь. На кровоточащего мальчишку неподалёку наседает пара противников, и Бранимир делает ещё один рывок.

Снаружи, издалека, стены детинца кажутся недосягаемыми и неприступными, но сейчас, из-под тесовой кровли и с высоты они выглядят уже не столь крепкими. Одна, две лестницы — взревев, мужчина отшвыривает их назад вместе с лезущими наёмниками, перехватывает кинжал у обидчика отрока и закалывает невысокого усача.

Второй стервец хватает воеводу за плечи и впечатывает в стену так, что в глазах темнеет, а ноги подкашиваются. Чувствуя, что он теряет сознание, Бранимир отчаянно пытается устоять на ногах, хватается одной рукой за шиворот обидчика, второй скользит по деревянным доскам. Далёкие облака в лазурном небе, сражающиеся ратники, неприятель напротив — все они колеблются, дрожат перед его взором, а глазам делается так больно, будто кто-то швырнул в них пригоршню раскалённых углей. Мягкие, точно у хмельного, ноги не выдерживают — и военачальник лишается чувств, в спину же его недруга почему-то всаживает кинжал мужчина в точно таких же, как у всех злодеев, чёрных одеждах.

— Бранимир, — шепчет он, звонко ударяя побледневшие щёки и пытаясь привести воеводу в себя. — Бранимир!

Защитники детинца зубами вгрызались в стены цитадели, отражали напор врагов кулаками и оружием, погибали, но самые опытные ратники уже почуяли — всю крепость им не отстоять. С какой-то скорбной обречённостью они стреляли по людям в чёрном, которых, казалось, стало вдвое больше, с твёрдой волей мечами рубили направо и налево наступающих супостатов на стенах и внизу, во дворе.

Немногочисленные защитники крепости держались изо всех сил, но большинство нашло смерть от рук превосходящего противника. Остатки гарнизона отступили к конюшне, где продолжили свой бой в надежде если не переломить ход осады, то хотя бы унести за собой на тот свет как можно больше злодеев.

* * * * *

Гремя тараном, последним ударом враги выбивают деревянную дверь и разносят её в щепки. Отшвыривая в сторону тяжёлые дубовые столы, бочки и прочий скарб, они врываются внутрь, напоминающие нечистую силу в своих тёмных одеяниях и с сокрытыми лицами.

Богуслава жмётся к стене и верещит от страха, закрываясь руками; Милица встаёт перед ней и хмурится, понимая, что это сражение она едва ли сумеет выиграть, Лана же безучастно, словно что-то выжидая, смотрит сначала на захватчиков, а затем переводит взгляд на дрожащего Рейнеке.

Пятеро защитников после непродолжительной схватки оказываются на коленях, но Ари, в боку которого зияет рана, до последнего не падает ниц и, тряся ногами от невыносимой боли, держится за стену и остаётся стоять с высоко поднятой головой.

— На колени!

Перед ним предстаёт невысокий мужчина с низким, хриплым голосом, а во взоре его пылает такая страшная ярость, что будь на месте лысого дружинника кто-то менее храбрый духом, то непременно бы испугался.

Бородач же отвечает незнакомцу кривой ухмылкой — и за это получает награду в виде удара кулаком в раненый бок.

— Ты, должно быть, даже не помнишь меня, — нагибается к нему, скорчившемуся от боли, мужчина и шепчет на ухо. — Не помнишь того, над кем вы смеялись и издевались? Того, кого вышвырнули в зловонную бездну?!

— Не… смей трогать его! — заикаясь, выкрикивает Ольга и крепче обхватывает пылающий факел, который в суматохе успела схватить со стены. — Не смей!

Оранжево-алые языки пламени едва не обжигают негодяя, который, недоумевая, отпрыгивает назад и мечущимися глазами смотрит на девицу. Ещё один замах — и искры сыпятся в опасной близости от одежд мужчины.

— Спалю! — дочь Эгиля делает выпад вперёд, чувствуя в своей груди щемящий страх, а в руках, напротив, невиданные силу и смелость. — Не смей его трогать! Не смей. Никого. Трогать!

— Спокойно… — поднимает вверх руки негодяй и медленно пятится назад. — Не стоит играть с огнём…

— Согласна, — прекрасное лицо варяжки кривится от ярости, а белые зубы плотоядно скалятся. — Поэтому проваливай отсюда и ты, и твои приспешни…

— Княгиня! — выкрикивает Ари, и тут же получает глухой удар по голове; остальные негодяи в чёрном бросаются к прочим людям в зале: у Ольги из рук выбивают смолянистый кусок дерева и тут же тушат его плотной тканью, затем валят на пол и саму девушку.

Милица исподлобья сверкает глазами на неприятелей, но не двигается с места и лишь прижимает к себе испуганную, с округлившимися от ужаса очами, Богуславу. Ари кряхтит, пытаясь подняться, но падает животом на рану, отчего под ним разливается кровавое пятно.

— Ты… Ты, — низко хрипит тот, кого Ольга обозвала в голове Сиплым, показывая перстами сначала на Рейнеке, а затем — Лану. — И ты — пойдёте с нами. С остальных глаз не спускать!

Последним выбор его падает на Ольгу.

Несколькими минутами позднее их бесцеремонно и безо всякого уважения, словно какой-то скот, грузят в крытую повозку. Рейнеке, сделавшийся бледным как поганка, молчит и нервно раскачивается взад-вперёд, глядя на связанные руки; Лана с каменным выражением лица смотрит вдаль, стараясь понять, куда их намерены везти.

— Не бойся, — касается лица Ольги их конвоир обветренной, грубой рукой, и девушка вздрагивает, в страхе отползая назад по пространству фургона и втискиваясь спиной в его холодный, пыльный угол.

— Не бойся, — снова обращается к ней хриплый, безжизненный голос, а обладатель его тянется пальцами, но на сей раз не к ней, а к своей личине, медленно разматывая один за другим каждый слой, каждую полоску ткани, до этого скрывавшие истинную внешность.

* * * * *

1) Бой — в древней и средневековой фортификации галерея (ход или проход) с бойницами вдоль крепостной стены. Если расположен по верху стены (верхний бой), то бывает открытым или защищённым тесовой кровлей;

2) Баран — небольшой таран, как правило, ручной. Простейшее из стенобитных орудий.

3) Сулица — метательное копьё, имеющее железный наконечник длиной 15–20 см и древко длиной 1,2–1,5 м.