После короткого приступа ясности в четверг состояние Альберто ухудшилось. На следующий день он впал в кому, и на этот раз врач не слишком оптимистично оценивал его шансы прожить следующие сорок восемь часов.
И семья, и я начали готовиться к худшему. Я внимательнее следила за СМИ на предмет утечки информации, прибыл священник, чтобы провести обряд отпевания, а семья Ксавьера устраивала «засаду» на адвоката каждый раз, когда он переступал порог дома. Иногда по ночам я готова была поклясться, что слышу призрачный плач.
Поскольку я не была суеверным человеком, я приписывала это ветру. Я также не возражала против занятости работой. Она отвлекала меня от отцовского письма, которое я удалила, оставив без ответа.
Сам Ксавьер больше не подходил к отцу. Я не знаю, о чем они говорили, когда Альберто был в сознании, но с тех пор он почти не выходил из своей комнаты. Ничто не пробудило его от уединения, даже мое предложение посмотреть романтический фильм и пить каждый раз, когда причудливая главная героиня делает что-то неуклюжее.
К субботе с меня было достаточно. Пора было брать дело в свои руки.
Я прошла по коридору и остановилась перед комнатой Ксавьера. Я уговорила главную экономку одолжить мне свой ключ, но меня охватило чувство страха, когда я постучала и не получила ответ.
Я и не ждала его, но все же стала представлять самые ужасные картины того, что скрывалось за дверью.
Груды пустых бутылок и мусора. Наркотики. Ксавьер с передозировкой. Мертвый.
Я не знала, баловался ли он когда-то наркотиками, но все случалось впервые.
Опасения усилились, когда я вставила ключ в замок.
Один поворот — и дверь распахнулась, открыв…
Какого черта?
У меня перехватило дыхание от открывшейся передо мной картины. Меня потрясла не накрахмаленная, идеально заправленная постель, и не широко распахнутые занавески на окнах. И даже не отсутствие видимой еды и алкоголя.
Меня потряс вид Ксавьера… Он рисовал?
Он сидел у окна, его внимание, несмотря на мое появление, оставалось на работе. На мольберте перед ним лежал большой лист бумаги с эскизом гостиной. На полу лежала небольшая гора скомканных бумажных шариков. Он выглядел на редкость собранным для человека, который, как я была уверена несколько минут назад, находился в муках саморазрушения. Его волосы блестели в лучах солнца; прядь упала на глаз, задевая скулу и смягчая резкие черты лица. Ксавьер был одет в простую серую футболку и джинсы, которые облегали его тело, словно были сделаны специально для него, а его бицепсы напрягались при каждом взмахе и изгибе карандаша.
По позвоночнику прокатилась волна внезапного осознания.
Я понятия не имела, почему я замечаю эти вещи в Ксавьере, но с чисто физической точки зрения он был…
Остановись. Возьми себя в руки. Я поймала себя на том, что мои мысли заблудились в неподобающем направлении. Очевидно, я слишком долго просидела в особняке, если меня привлекли его руки.
Я была здесь, чтобы проведать его, а не любоваться им.
— У тебя привычка врываться в мою спальню, Луна, — сказал он, не отрывая взгляда от холста. — Слушаю.
Я заставила себя отвлечься от легкого гудения в моих венах и направилась к нему. Мои каблуки гулко стучали по полированному деревянному полу, и этот звук был желанной отсрочкой от… других отвлекающих факторов.
— Не понимаю, о чем ты, — я подошла к нему, когда он набрасывал эскиз табуретов вокруг изогнутой стойки. Это был не Пикассо, но это было лучше, всего, что я могла бы нарисовать. К тому же, судя по заметкам в левом верхнем углу, он стремился не столько к художественной выразительности, сколько был в процессе мозгового штурма.
Подумать: глубина/высота барной стойки, пространство за барной стойкой
Гибкое пространство для лета/зимы
Отметить места с высокой проходимостью
Мое сердце заколотилось одновременно от осознания и удивления.
Это был не эскиз гостиной. Это был чертеж бара.
— Я имею в виду выговор, — Ксавьер присел на один из табуретов, его голос был ровным и лишенным привычного неуважения. — Скажи мне, что я должен проводить время с отцом и исправляться, а не отлынивать от своих обязанностей. Или как я должен готовиться к тому, чтобы взять на себя управление бизнесом после его смерти, и как я бессердечен, раз меня не волнует, будет он жить или умрет, — он перешел на заднюю часть бара на эскизе. — Ты не первая и не последняя, кто говорит такие вещи.
Я должна была так и сказать. В любой другой ситуации я бы так и сделала, но что-то меня сдерживало.
Не моя работа, следить за тем, как другие люди справляются со своим горем — или его отсутствием, — и угрюмость Ксавьера беспокоила меня сильнее, чем я хотела признать.
Я и не подозревала, насколько привыкла к его раздражающему, но знакомому солнечному оптимизму, пока его тепло не исчезло.
— Ты никогда не говорил мне, что ты дизайнер, — сказала я, намеренно обходя стороной затронутые им темы.
Его рука на мгновение замерла, прежде чем он продолжил рисовать.
— Нет. Это просто то, чем я занимаюсь, чтобы скоротать время.
Я подобрала с пола брошенный бумажный шарик и развернула его. Это была вариация текущего наброска. Как и следующий, который я подобрала, и все остальные.
— Интересно. Потому что для меня это выглядит так, будто ты пытаешься довести дизайн до совершенства.
Ксавьер сжал челюсть.
— Есть ли причина, по которой ты снова вломилась в мою комнату, или тебе действительно так скучно?
— Я хотела узнать как ты, — ответ вырвался сам собой, но это была правда.
Несмотря на все свои недостатки, Ксавьер был человеком. Да, он был несносным, но он не был злым или подлым, и в нем было нечто большее, чем беззаботный образ, который он демонстрировал миру.
Кроме того, я, как никто другой, понимала всю сложность непростых отношений с отцом. Я могу только представить, как ему было трудно примирить свое отношение к отцу в перспективе потерять единственного оставшегося родителя.
Наконец Ксавьер взглянул на меня.
— Неужели мои уши меня обманывают? Неужели Слоан Кенсингтон проверяет меня по собственной воле? — в его тоне проскользнул намек на поддразнивание, что вернуло мне ощущение нормальности.
Облегчение сбросило груз с моих плеч. Я могла справиться с несговорчивым Ксавьером. Я не знала, как справиться с задумчивым.
— Не перегибай. — Мой голос остыл, но в нем не было укора. — Я просто хочу убедиться, что ты не наделаешь глупостей. Это моя работа.
Глаза Ксавьера на мгновение задержались на моих, отчего у меня странно скрутило живот, а затем он вернулся к холсту.
— Я думал, твоя работа заключается в борьбе со стервятниками.
Стервятники, они же СМИ.
Новость о том, что здоровье Альберто ухудшается, просочилась в прессу сразу после того, как кто-то заметил священника на территории дома, и в данный момент перед воротами стояла дюжина репортеров.
До сих пор мне удавалось сдерживать их, но, если Альберто умрет, это будет просто безумие, тем более когда у него не было явного наследника. Эдуардо был временным генеральным директором, а Ксавьер отказался от обязательств компании. Таким образом, судьба крупнейшей частной корпорации страны оказалась под угрозой. Эта тема газет в течение нескольких недель, если не месяцев, будет занимать центральное место в заголовках.
К счастью, я планировала этот день с тех пор, как Альберто поставили диагноз «рак», поэтому не слишком волновалась.
— С ними все решено, — сказала я. — Что возвращает меня к этому, — я наклонила голову к мольберту. — Как ты?
— Отлично, — Ксавьер добавлял детали на банкетку. — Я смирился с тем, что мы не сможем наладить наши отношения до того, как он уйдет из жизни. Не всем удается смириться. Иногда раны слишком глубоки, и конец пути выглядит так же дерьмово, как и те мили, пройденные до него.
Он положил карандаш на мольберт и снова повернулся ко мне. Смирение и гнев налепили на его рот безрадостную улыбку.
— Это отвечает на твой вопрос? — спросил он.
— Да. — Я все еще держала в руках наброски, которые подобрала ранее. Я скомкала их и бросила обратно на землю. — Но у меня к тебе более важный вопрос.
Его брови приподнялись в немом вопросе.
— Почему бар? — я намеренно сменила тему. Ксавьер был в порядке. В противном случае он бы проигнорировал меня или закрылся вместо прямого ответа.
В последние несколько дней мы подробно обсудили наши семьи. Теперь, когда я знала, что он не собирается впадать в депрессию из-за Альберто, нам не нужно было обсуждать это снова.
У нас были дерьмовые отцы, которых мы никогда не простим. Конец истории.
— Набросок, — уточнила я, кивнув на мольберт. Как я могла не знать о его хобби, когда мы работали вместе так долго? Конечно, до недавнего времени мы общались в основном по СМС и электронной почте, но все же. У него была совершенно другая сторона, которая казалась мне ужасно увлекательной. — Я знаю, что это твоя естественная среда обитания, но большинство людей начинают с домов. Или с красивого пейзажа.
— Пейзажи — это скучно, а дизайн домов меня не очень интересует, — Ксавьер пожал плечами. — Я бываю в барах достаточно часто, чтобы с легкостью заметить недостатки каждого из них и подумал, что будет забавно попытаться спроектировать идеальный.
Я сморщила нос.
— А ты говоришь, что я скучная.
Его улыбка выглянула, как крошечный лучик солнца сквозь серые грозовые тучи.
— Если это достаточно хорошо для принца Риза, то и для меня тоже. Он тоже любит рисовать в свободное время.
— Теперь ты просто выдумываешь. — Я не могла представить, чтобы великолепный, но задумчивый коронованный принц Эльдорры наслаждался таким нежным занятием, как рисование. Он выглядел так, словно боролся с медведями ради забавы.
— Клянусь. Я читал об этом в интервью в прошлом году. Кроме того… — ямочки Ксавьера заиграли еще сильнее. — Я сказал, что твои увлечения скучны, а не ты. Я не нахожу ни одной вещи в тебе скучной.
Мое сердцебиение участилось.
Боже, как же я хотела, чтобы он был засранцем. Это сделало бы все намного проще.
— Да, ну… — я прочистила горло и носком туфли смахнула с дороги бумажный шарик. — Это не отменяет того факта, что тебе нужно иногда выходить из своей комнаты. Я думала, что ты… — оборвала я себя, прежде чем произнесла слово «умер». — Думала, что ты здесь в отключке, — закончила я, внутренне морщась от неудачной замены.
— Мне нравится моя комната, — улыбка Ксавьера приобрела дьявольский оттенок. — Присоединяйся. Места хватит всем.
А вот и бесстыдный флирт. Я знала, что он все еще где-то там есть.
Я постаралась придать своему выражению лица некое подобие профессионального неодобрения, но не успела ничего ответить, как в дверь постучали.
Не дожидаясь ответа, дверь открылась, явив темный костюм и мрачное лицо Эдуардо.
Мой язвительный ответ увял, а улыбка Ксавьера растворилась в мрачном понимании. Он повернулся к мольберту и сорвал с холста свой почти законченный набросок. Вскоре он присоединился к остальным рисункам на полу.
Кислота разъедала мой желудок. У нас что-то получалось, а теперь…
— Ксавьер. Слоан, — голос Эдуардо был тяжелым. — Пора.
Нам не нужно было ничего объяснять, и никто из нас не заговорил, пока мы шли за ним в зал. Я практически слышала вспышки фотоаппаратов снаружи — стервятники кружили, и это был лишь вопрос времени, когда они приземлятся.
Мы прошли половину пути, когда легкое прикосновение к моему плечу заставило меня остановиться.
— Прежде чем мы войдем туда… — Ксавьер сглотнул, его глаза затуманились от волнения. — Спасибо, что проверила меня.
Слова летели как стрелы, каждая в свою цель.
Я даже не думала, что в полном доме, я стану первым человеком, который проверит, все ли с ним в порядке.
— Не за что, — тихо сказала я.
В тот момент я больше ничего не могла сказать.
Единственное, что я могу сделать, — это отойти в сторону, дать ему возможность попрощаться и подготовить его к грядущей буре.