Король уныния

ГЛАВА 40

— Сожалею, сэр, но я не могу позволить вам подняться, — сказал консьерж без малейшего намека на сочувствие. — У вас нет разрешения на вход.

— Я прихожу сюда уже несколько недель. — Я подавил свое разочарование и улыбнулся. Медом можно поймать больше мух, чем уксусом, и все такое. — Квартира 14С. Позвоните ей. Пожалуйста.

— Мне очень жаль, сэр. — Это был не тот консьерж, что впустил меня, когда я думал, что со Слоан что-то случилось, и он оказался удивительно стойким к моей силе убеждения. — Мисс Кенсингтон оставила инструкции, согласно которым ни один гость не может быть принят без ее прямого письменного разрешения.

— Она моя девушка. У меня есть письменное разрешение, — сказал я. Формально я не лгал. Мы встречались, и я не был уверен, что она не внесла мое имя в список разрешенных гостей. — Возможно, вы его потеряли.

— Нет.

— Возможно, его потерял другой консьерж.

— Они не теряли.

Я стиснул зубы. К черту вежливость. Мне хотелось засунуть голову этого парня в ведро, полное сырого уксуса, но у меня не было времени на мелкое насилие или споры.

— Пропустите меня, и это ваше. — Я протянул через стойку стодолларовую купюру.

Консьерж уставился на меня с каменным лицом. Он не притронулся к деньгам.

Я добавил в стопку еще одну сотню. Ничего.

Триста. Четыреста.

Черт побери. Что с ним было не так? Никто не отказывал Бенджамину.

— Десять тысяч наличными. — Это было все, что у меня было в бумажнике. — Это деньги без налогов, если вы позволите мне подняться всего на несколько минут.

Я мог обойти его физически, но без карты-ключа резидента лифт не сдвинется с места, и я не смогу открыть дверь на лестничную площадку.

— Сэр, это излишне и неуместно, — спокойно сказал он. — Я не принимаю взяток. Я вынужден настаивать на том, чтобы вы покинули помещение, иначе охране придется вас выпроводить.

Он кивнул на пару охранников размером с Халка, которые появились словно из ниоткуда.

Здание Слоан охраняли две каменные горы и единственный неподкупный консьерж на Манхэттене.

Однако я не собирался уходить, не повидавшись с ней, а значит, мне нужен был план С. Я осмотрел холл в поисках другого правдоподобного пути, когда мой взгляд упал на небольшую табличку, закрепленную на стене.

Лексингтон: собственность Archer Group.

Мой пульс подскочил. Archer Group.

Только один человек мог помочь мне в этот момент. Просить его об одолжении было не самой разумной идеей, учитывая, что я только что сжег одно из его владений, но просящие не выбирают.

После одного звонка раздраженному Алексу Волкову и одного очень злого консьержа я вошел в холл Слоан.

Удивительно, но Алекс не стал мне хамить, хотя я подозревал, что он приберег это для нашей встречи. Но об этом я побеспокоюсь завтра, а пока у меня есть кое-что более срочное.

Я постучал в дверь Слоан. Ответа не было, но она была внутри. Я чувствовал это.

Еще один стук, и с каждой минутой мое нутро все больше и больше скручивалось в узел. Не похоже, чтобы она не открывала дверь. Может, консьерж позвонил и предупредил ее о моем приходе?

Я уже собирался позвонить ей, чтобы убедиться, что не слышу звонка ее телефона, когда услышал его — крошечный шорох, который оборвался так же быстро, как и начался. Если бы я сдвинулся с места или если бы в этот момент зазвенел лифт, я бы его не услышал, но я услышал, и этого было достаточно, чтобы влить в мои усилия новые силы.

Третий, более сильный стук.

— Открой дверь, милая. Пожалуйста.

Я не был уверен, что она меня услышала, но спустя вечность шаги приблизились, и дверь распахнулась.

Мое сердце заколотилось от радости, что я снова увижу ее. Прошедшая неделя тянулась как месяцы, и я впился в Слоан, как заблудившийся странник, наткнувшийся на оазис в пустыне. Она была без макияжа, в шелковой пижаме, волосы завязаны в пучок, глаза настороженные, она держала руку на дверной ручке.

— Привет, — сказал я.

— Привет.

Секунды шли, омраченные горечью нашего последнего разговора.

— Могу я войти? — наконец спросил я. Давно мы не чувствовали себя так неловко рядом друг с другом, и напряжение бросало тень на все пространство.

— Сейчас не самое подходящее время, — сказала Слоан, избегая моего взгляда. — У меня много работы.

— В воскресенье после Рождества?

Молчание.

Я провел рукой по лицу, пытаясь подобрать нужные слова. Мне хотелось сказать ей тысячу вещей, но в итоге я выбрал простоту и честность.

— Слоан, я не имел в виду то, что сказал на прошлой неделе, — мягко сказал я. — О том, что у тебя нет эмоций. Я был расстроен и огорчен и выместил это на тебе.

— Я знаю.

Я замялся; я не ожидал этого.

— Правда?

— Да, — жестко ответила Слоан. Она слегка покраснела. — Я тоже должна извиниться. Я не должна была так сильно давить на тебя сразу после пожара. Это было… это было не то, что тебе было нужно в тот момент.

— Ты просто пыталась помочь. — Я прочистил горло, все еще чувствуя себя не в своей тарелке. — И я сожалею, что не извинился в Рождество. Честно говоря, мне было слишком стыдно просто позвонить тебе, как ни в чем ни бывало, и я подумал, что ты не захочешь обсуждать пожар во время праздника… — Это было не самое лучшее оправдание, но ни один из моих недавних поступков нельзя было назвать умным.

— Не ты один не сделал шаг навстречу. Отношения — это действия двоих. — Слоан поправила кулон.

— Может, устроим запоздалый праздник, — сказал я. — Катки еще открыты.

— Может быть. — Она говорила так тихо, что я почти не слышал ее.

Я сделал паузу, пытаясь понять, почему все это кажется неправильным. На первый взгляд, мы были на одной волне. Я извинился, она извинилась, все было прекрасно. Так почему же напряжение все еще висело над нами, как грозовая туча? Почему Слоан не встречалась со мной взглядом? Почему ее голос был таким чертовски грустным?

Единственное, о чем я мог думать, это…

Нет. Меня охватил всплеск паники, но я скрыл свои подозрения принудительной улыбкой.

— Значит, у нас все в порядке. Я знаю, что нам еще многое предстоит выяснить относительно клуба, но у нас с тобой все в порядке?

Я искал на ее лице намек, любой намек на то, что она согласна.

Я не нашел его, и когда она открыла рот, часть меня уже знала, что она собирается сказать.

— Ксавьер…

— Не надо. — Я сжал челюсти. — Еще не время.

— Наш испытательный срок заканчивается через два дня. — Глаза Слоан наконец встретились с моими, и это было похоже на море звезд в ночном небе. Они создавали иллюзию, что находятся в пределах досягаемости, но если бы я протянул руку и попытался ухватить эти мимолетные эмоции, они проскользнули бы сквозь пальцы, как шепчущие насмешки. — А что будет потом?

— Тогда мы закончим его и начнем встречаться по-настоящему. — Я не стал притворяться. — Это то, чего я хочу, Луна. Скажи мне, что ты тоже этого хочешь.

Я многого не знал, но я знал Слоан. Я знал, что у нее есть чувства ко мне. Я ощущал их в ее поцелуе, слышал их в ее смехе, чувствовал их в том, как она прижималась своим телом к моему. Это не были галлюцинации влюбленного мужчины; это было реальными, и будь я проклят, если позволю этому ускользнуть.

Но когда Слоан расправила плечи, а выражение ее лица стало серьезным, у меня закралось подозрение, что чувства, которые, как я думал, нас сблизят, в итоге окажутся тем самым, что нас оттолкнут.

— Я не хотела делать это сегодня, но раз уж ты здесь, то время вполне подходящее. — Костяшки ее пальцев побелели. — Нам было весело, я этого не отрицаю. Но наш испытательный срок почти закончился, и мы не будем… — Она сглотнула. — В долгосрочной перспективе мы не сработаем.

В моих ушах раздался странный рев.

— О чем ты говоришь? — тихо спросил я.

Я прекрасно понимал, что она имеет в виду, но хотел услышать это из ее уст. Я не собирался давать ей легкий выход из положения.

— Я говорю, что продолжения не будет. — Рот Слоан дрогнул на долю секунды, а затем стал твердым. — Я хочу расстаться.

Мне было холодно.

Обогреватель работал на полную мощность, но мои руки и ноги покрывали мурашки, а дверная ручка казалась ледяной.

А может, холод исходил из коридора, где Ксавьер стоял неподвижно как зимняя ночь. Он стоял потрясенный.

Пока я наблюдала за ним, острые углы превратились в решимость, и он помотал головой.

— Нет.

Я закрыла глаза, желая оказаться где угодно, только не здесь, чтобы его мольба через дверь не ослабила мою защиту настолько, что я отказалась от своего первоначального плана порвать с ним по телефону. Это был бы не самый смелый поступок, но он был в десятки раз предпочтительнее, чем лично наблюдать за обидой Ксавьера.

Я снова открыла глаза и укрепила свою решимость против голоса, бившегося в моей голове и кричавшего, что этого не надо делать.

Но я должна была. Если мы не расстанемся сейчас, то когда-нибудь нам придется расстаться, и я предпочла бы разорвать отношения до того, как они окажутся слишком глубокими.

Ты уже слишком глубоко, прорычал голос.

Я проигнорировала его.

— Не усложняй, — сказала я. — Условия были ясны. Мы встречаемся два месяца, а потом решаем, будем ли мы продолжать. Эти два месяца прошли, и я решила, что мы не будем.

— Ты решила. Помнится, ты что-то говорила о том, что это действия двух людей. — Холодная неподвижность Ксавьера исчезла, и в его глазах вспыхнули эмоции. — Назови мне вескую причину, почему эти отношения не сработают.

— Мы слишком разные.

— Это не было проблемой, когда мы встречались. Противоположности постоянно вступают в длительные отношения, Луна. Это не повод для разрыва отношений.

— Для нас — повод. — В горле у меня поселилось что-то большое и неровное, и каждое слово болезненно клокотало на выходе. — Я не создана для длительных отношений, ясно? Мне становится скучно. Ничего не получается. То, что у нас есть, уже сложно, потому что мы работаем вместе, и нам обоим будет проще, если мы расстанемся до того, как нас заставят это сделать.

За последние два дня я прорепетировала свою речь сотни раз, но сейчас она прозвучала так же фальшиво, как и в первый.

У меня была веская причина, почему у нас ничего не получится, но я не могла сказать ему об этом, потому что боялась его, этого, нас.

Он не стал бы сознательно причинять мне боль, не сейчас, но если я дам ему хоть дюйм, он возьмет милю. Я поддавалась на его обещания, его власть надо мной укреплялась, и однажды я проснулась и поняла, что он может разбить меня на куски сильнее, чем кто-либо другой. Его случайный комментарий, сделанный в самый разгар событий на прошлой неделе, заставил меня попятиться. Что произойдет, если он попробует?

В период медового месяца в отношениях все было хорошо, но в конце концов этот период однажды закончится, и я не хочу остаться уязвимой, когда это произойдет.

Как бы больно ни было в краткосрочной перспективе, в долгосрочной перспективе расставание было лучшим решением.

— Заставят? — глаза Ксавьера вспыхнули при моем ответе. — Кто нас заставит, Слоан? Твоя семья, наши друзья, весь мир? Пусть они все идут в жопу.

— Прекрати. Это же умно…

— Мне плевать на умных. Мне не плевать на нас и на то, что ты мне врешь.

Жар охватил мои щеки и прогнал пронизывающий до костей холод.

— Я не вру, — огрызнулась я, стараясь скрыть дрожь в голосе. — Помнишь, как мы столкнулись с Марком в ресторане? Ты сказал, что он не понимает намеков. Не повторяй его ошибку.

Это был удар ниже пояса, и, когда Ксавьер вздрогнул, у меня защемило в груди.

Я не хотела причинять ему боль, но если это было необходимо, то я так и сделаю — неважно, насколько это разрушит меня в процессе.

— Может быть, но между мной и Марком есть существенная разница. — Ксавьер шагнул ко мне, и я инстинктивно сделала шаг назад. Его широкие плечи заполнили дверной проем, и, хотя официально он еще не вошел в мою квартиру, его присутствие пропитало каждую молекулу воздуха, и теперь я видела, вдыхала, чувствовала только его.

Его землистый запах захватил мои легкие и сдавил их, а воспоминания о его коже под моими прикосновениями были настолько яркими, что на мгновение мне показалось, будто я могу протянуть руку и проследить в воздухе отголоски наших общих моментов.

— Позволь мне открыть тебе секрет, — тихо сказал он.

Я скрестила руки на груди, но это не помогло предотвратить каскад мурашек, когда он вновь заговорил.

— Ты все время спрашивала меня, почему я называю тебя Луной. Я не говорил тебе, потому что боялся, что ты сбежишь. Еще до того, как мы поцеловались, до того, как мы стали кем-то другим, кроме PR-агента и ее клиента, ты была светом в моей жизни. Настойчивым, иногда пугающим, но все равно светом. — Ксавьер с трудом сглотнул. — Луна — это сокращение от mi luna. Моя луна. Потому что, какими бы темными ни становились ночи, ты всегда была рядом, светила так ярко, что я всегда находил дорогу.

Перед глазами появились темные пятна. В моей груди туго намотался клубок эмоций, но я не трогала его, боясь, что одна распутавшаяся нить обрушит меня.

— Я не знаю, когда это случилось. В один прекрасный день ты была той, с кем я застрял, если хотел сохранить свой нынешний образ жизни. А потом ты стала… собой. — Грустная улыбка тронула губы Ксавьера. — Красивая, блестящая и чертовски заботливая под этой маской, которую ты показываешь миру. Ты можешь пытаться скрыть это, но уже слишком поздно. Я видел тебя настоящую, со всеми совершенными и сломанными частями, и я люблю каждую из них.

Темные пятна стали невыносимыми. Они плясали перед моим зрением, размывая лицо Ксавьера и превращая мой мир в акварель эмоций. Каждое пятно оставляло рану, и я была уверена, что если он продолжит говорить, а я не сбегу, то истеку кровью прямо здесь, на полу в гостиной.

— Остановись, — прошептала я. Он не остановился.

— Я влюблялся в тебя день за днем на протяжении многих лет и даже не знал об этом, — сказал он, сдерживая слезы. — Ну, теперь я это знаю.

— Не надо. — Комната сжималась вокруг меня, выдавливая воздух из легких, и простой акт дыхания превратился в тяжелую задачу.

Голова поплыла. Я хотела ухватиться за что-нибудь, чтобы сохранить устойчивость, но Ксавьер был единственным, что было в пределах досягаемости, и прикосновение к нему уничтожило бы меня.

Он наседал, не обращая внимания на то, что сжигает меня заживо.

— Я люблю тебя, Слоан. Каждый гребаный дюйм тебя, и я хочу, чтобы ты посмотрела мне в глаза и сказала, что не чувствуешь того же самого. Скажи, что ты не бежишь, потому что боишься снова испытать боль. Скажи, что ты действительно веришь, что у нас ничего не получится, хотя последние два месяца были лучшими в жизни. Даже когда умер мой отец, и Перри, и еще десяток вещей, которые пошли не так, они все равно были идеальными, потому что ты была рядом.

Дрожь пробежала по моему телу. Давление усиливалось, и я не могла долго сдерживать его.

— Это не имеет значения. — Ложь была настолько горькой на вкус, что я чуть не подавилась ею. — Я хочу, чтобы ты ушел. Пожалуйста.

— Я не об этом тебя просил, — яростно сказал он. — Ты всегда была честна со мной. Не надо…

— Я честна! — Что-то тяжелое и неистовое овладело моим телом и толкнуло в грудь Ксавьера. Он не мог быть здесь. Он не мог видеть меня, когда я сломаюсь, а я знала, что нахожусь на острие бритвы. — Я не хочу, чтобы ты был здесь. Ты любишь меня, а я не чувствую к тебе того же. Так что уходи!

Толкнуть его было все равно что толкнуть кирпичную стену, но волна паники придала мне сверхчеловеческую силу.

Я не видела, как это произошло. Я просто знала, что в одну секунду он был в дверном проеме, а в следующую я захлопнула дверь перед его носом. Замок едва успел закрыться, как я опустилась на пол, и мои конечности затряслись, пока я пыталась заглушить его стук и мольбы.

Колючки слились в бело-серый лист, а зиявшая внутри меня пустота, была настолько непреодолимой, что казалось, будто сама моя сущность рассыпалась в пыль.

Я никогда не испытывала такого отчаяния, даже когда несколько лет назад вошла к Бентли и Джорджии.

Мне не плевать на нас и на то, что ты мне лжешь.

Я не могла видеть Ксавьера сквозь пелену в глазах, но я слышала страдание в его голосе и чувствовала его в воздухе. В его голосе слышалась боль, которая заполняла пустоту в моей груди, потому что он был прав. Я солгала ему.

Мне было не все равно. Сильнее, чем мне хотелось бы.

Он заставил меня почувствовать все, когда я думала, что не могу почувствовать ничего, и это осознание привело к неоспоримой истине: я любила его, так сильно, что не могла дышать, и я оттолкнула его, потому что знала, что любовь закончится лишь разбитым сердцем.

Путешествие не стоило места назначения.

Я не знаю, как долго я простояла там, прижавшись спиной к двери, и тяжесть содеянного приковала меня к земле, но достаточно долго, чтобы фантом Ксавьера затих.

Что-то теплое и влажное скользнуло по моей щеке.

Это было настолько чуждое ощущение, что я не прикасалась к нему. Боялась того, что обнаружу. Потом оно стало капать с моего подбородка.

Я прижала пальцы к лицу. Капля попала на губы, и только когда я почувствовала вкус соленой печали, я поняла, что это было.

Слеза.