Лабиринт кривых отражений

Глава 11

Он насчитал семерых. Значительно больше и, соответственно, опаснее той мелкой тварюшки, которую он упокоил у пруда. Более осторожные: не стали нападать сразу, чуяли его силу и пока выжидали, скаля клыки и медленно шажок за шажком приближаясь.

Это кладбище было больше, и живжиг оно смогло породить тоже больше. На нем продолжали хоронить, потому от тварей ощутимо попахивало.

— Надо же настолько любить себя и ненавидеть собственный близких, — тихо проговорил Кай, — чтобы обрекать на подобное их останки…

Твари не могли его слышать, да и видеть — тоже. Однако чувствовали. Ближайшие остановились, опустили морды и… могло показаться, будто принялись усердно принюхиваться. Вот только они не дышали, обоняние также было им неподвластно.

Тьма выступила из-за спины, облепила тело Кая, создав не броню, но отпугивающую нечисть завесу. Живжиги чуть подались назад, щуря слепые глаза с медленно разгоравшимися в их глубине углями. Не-живые тупые кровожадные хищники, ведомые инстинктом охотника, старательно копировали поведение живых тварей.

— Вероятнее всего, родственники усопших пришли бы в ужас, узнав, для создания чего пошли столь пестуемые ими останки, — сообщил им Кай. — Однако я не собираюсь им сочувствовать: кретинизм должен быть наказуем.

Одной из сильнейших глупостей все равно каких миров он мнил создание массовых захоронений: так называемых «мест памяти». Мироздание едино, и его законы — тоже. Миры могут отличаться, но базовые правила ведь едины.

В этом мире считали существование магии недоказанным, однако Кай не испытывал проблем в применении своих способностей. Значит, и местных магии вполне вышло бы научить, если задаться целью. Возможно, среди них уже существуют умельцы, только не стремятся к общественному признанию в отличии от толп шарлатанов. Да и к чему они: слава и признание? Умей Кай скрывать ауру смерти иначе, чем с помощью амулета, он тоже предпочел бы считаться обыкновенным человеком в глазах окружающих. Полезнее оно в разы, когда то, чем ты занимаешься, как бы не существует. Женька говорила, далекие предки местных тоже сжигали своих покойников. И долго, даже после прихода религии, требующей покойников хоронить, не закапывали в землю тех, кто пострадал от сил природы или от зубов хищников. Значит, не просто так — знали почему этого делать нельзя. А потом… что-то пошло не так. Истончилась людская память, а прорывов отчего-то не случалось. Или о них не стремились ни говорить, ни писать в хрониках?.. Вряд ли. Подобное не скроешь.

— Если здесь, при всем наплевательстве людей на законы мироздания, серьезных прорывов не происходило до недавнего времени, значит, кому-то такое требовалось, — прошептал Кай. — Возможно, и из злого умысла: чтобы люди позабыли законы предков, обособились, жили лишь собственными интересами, знать не желая, чем живут соседи. Таких — беспамятных — легче и уничтожить, и поработить.

Кай с одной стороны мог за местных порадоваться, а с другой — посочувствовать. Поскольку лишенные противостояния злу люди очень скоро сами становились тем еще злом, только зло их шло уже не от законов мироздания, а от человеческих алчности, ревности и похоти. Лишенные врагов извне, люди очень скоро превращались в тупое стадо, жаждущее лишь хлеба и зрелищ, от тугоумности и жиробесия, придумывающее себе правила поведения. Например, вставать только с правой ноги или не есть мяса, или бить яйца с тупого либо, наоборот, острого конца, или поклоняться одним выдуманным идолам, а на тех, кто поклоняется другим, идти войной.

В его родном мире застигнутого ночью путника приняли бы в любом доме: накормили и уложили спать. Не по только лишь доброте душевной, а поскольку если путник попадет на зуб хищнику или сам окочурится в какой-нибудь канаве, он же восстанет и явится к тем, кто не пустил его переночевать. И тогда растерзает всех живых, кого найдет. Немногие знали наверняка, что законы гостеприимства писаны кровью, а не создавались из-за пустого желания слыть добрыми, но соблюдали их все. А здесь… здесь имелись бездомные, которых старались не замечать более обеспеченные и благополучные горожане: совсем как нерадивые хозяева перестают замечать тараканов и грызунов в собственном доме, а потом недоумевают, обнаружив испорченные запасы. Одного Кай видел спящим на скамейке, а люди проходили мимо, даже не глядя в его сторону, а то и намеренно отворачиваясь.

Впрочем, небытие с этим неизвестным некто, оберегающим данный мир. Может, он действительно желал зла, а может, добра для всех и каждого — не так оно и важно. Особенно в связи с тем, о чем Кай теперь знал точно: баланс сил мест памяти расшатывали специально. Судя по описаниям, и с Женькой, и с дядей Митей встречался один и тот же мерзавец, который точно знал, что, как и в какой последовательности следовало предпринять для организации прорыва. А раз так… вполне вероятно, Кай не единственный прошел туманным лабиринтом кривых отражений и очутился здесь.

Скулеж и повизгивание прервали его размышления.

— Ну что, собачки, не знаете, как быть? Вроде и должны растерзать того, у кого висюлька, а сил маловато?.. — прошипел с характерным потусторонним присвистом Кай.

Не только тьма обняла его, он и сам изменился. Вплоть до голосовых связок, выдающих звуки, гораздо лучше воспринимаемые сущностями и созданиями той стороны, нежели этой.

Живжиги вытянули хищные костяные морды и застыли. Со стороны могло показаться, будто они внимают, но на самом деле слышали Кая едва-едва: улавливая только потусторонние вибрации голоса, не понимая слов. Это с разумными призраками удавалось общаться хоть мысленно, хоть устно. Низшую же нечисть можно только испугать, заставив зарыться обратно под землю (так себе идея: отроется, как только опасность в лице некроманта уйдет), либо уничтожить (лучший выбор из возможных). Чем кровожаднее потусторонняя тварь, тем она тупее — это тоже базовый закон мироздания, часто затрагивающий и людей тоже.

Наконец, ближайшая живжига издала заунывный, полный страдания вой.

Кай знавал тех, кто, услышав такой, начинал не в шутку жалеть «несчастную тварюшку». Жили такие особо-жалостливые недолго, как и те, кто пробовал живжиг приручать, словно собак. Любые производимые тварями звуки являлись обманкой для живых и не несли ровным счетом никакой информации об эмоциональном или целостном состоянии твари. Эволюция не стояла на месте и по ту сторону реальности. Раз добыча реагировала на стоны, скулеж, бормотание и вой, не-живые твари включали звуки в свой арсенал. Болотный крягла и вовсе подражал плачу ребенка, заманивая в трясину сердобольных путников из тех какие поглупее.

Эмоциональностью обладали только существа разумные: призраки, добровольно отказавшиеся от перехода на ту сторону (как дух-охранитель в доме Лео), да высшие сущности, включая тьму. Аура смерти всякого некроманта несла на себе отпечаток его личности. А может, наоборот: это Кай вобрал в себя основные черты собственной силы.

— Хорошая шоу-программа, — пьяно пробормотал дядя Митя, — и ан-ани…ик! аниматоры прыкольныя.

Кай не оглянулся. Защитный круг не выпустит, даже если сам пьяница очнется и попробует куда-нибудь уползти. Раздавшийся через пару мгновений громкий храп возвестил о том, что никуда дядя Митя и не собирался.

В отличие от живых хищников живжиги не умели охотиться сообща. Озверевшие бездомные псы уже давно попробовали бы Кая окружить. Нечисть же была каждая по отдельности, и действовала соответствующе. Правда, мыслили — если к ним вообще применимо это слово — они все же однотипно, а потому и в атаку бросились, одновременно прыгнув.

Кай отскочил. Тьма словно некий крылатый помощник подхватила его, подняла вверх на добрых три мужских роста и очень плавно опустила в трех шагах от вцепившихся друг в друга тварей. Теперь главным было не медлить. Сгусток тьмы лег в руку, вытянулся инфернальным кнутом. Кай размахнулся, ударил по куче копошащихся тел. Яркая сиреневая вспышка в свою очередь ударила по глазам, Кай чудом успел зажмуриться и закрыться рукой.

Всего одной живжиге удалось избежать уничтожения. Поскуливая, она пятилась вглубь кладбища, все больше разрывая дистанцию между собой и злой, нехорошей добычей, которая, как оказалось, совсем не стремилась питать ее своей плотью.

Кай, минуя кучу шевелящихся, но уже неспособных ни на что останков, кинул на них «приманку». Он ожидал, что оставшаяся живжига кинется к ней, но просчитался. Вряд ли тупая нежить умела бояться, но нечто вроде инстинкта самосохранения у нее все-таки имелось. Она лишь присела и заскулила, задергав костяным обрубком хвоста.

— Ладно, давай попробуем иначе, — Кай сорвал с руки повязку, наложенную Женькой настолько аккуратно, что не сползла даже после всех его сегодняшних приключений. Конечно, подобное неаккуратное обращение привело к кровотечению, как, впрочем, и ожидалось.

Живжига заворчала, приподнялась и «заплясала» задними ногами на месте, шагнула вперед и тотчас поджала переднюю лапу, словно уколовшись. Затем и вовсе легла, закрыв морду лапами. Как боязливая псина, честное слово. И Кай уж было решил атаковать первым, когда живжига издала настолько жуткий вой, что земля покачнулась, и… — Кай не успел рассмотреть, лишь потом догадался, что это могло быть — едва оперенный птенец рухнул с ветки прямо монстру в пасть.

— Да будь ты проклята, образина! — вырвалось у Кая.

Зашвырнутый в живжигу шар тьмы отбросил ее на несколько шагов, но не уничтожил.

Конечно, мелкий птенец не мог быть жертвой достаточной для того, чтобы вызвать прорыв. Да даже сожри тварь приблудившуюся и случайно оказавшуюся здесь шавку (допустим, глухая, слепая и лишенная всякого чутья собака внезапно вышла бы сюда из-за кустов), ничего не случилось бы. Однако сама нежить принялась стремительно меняться. Острая морда вытянулась еще сильнее, кости начали обрастать темным, источающим сладковатую вонь мертвым мясом, а по тому принялись взрываться гнойники и нарывы.

Ждать, когда процесс преображения завершится, Кай не пожелал: ударив по твари тремя мглистыми шарами, он подскочил к ней вплотную и обрушил на голову ладонь, собрав в ее центре столько мглы, сколько сейчас мог. Тварь даже не дернулась, застыла, а темный помощник снова махнул незримыми крыльями и перенес Кая подальше.

И очень вовремя!

Голова твари взорвалась, завалив все вокруг в радиусе полутора шагов ошметками мертвых мозгов и зеленоватой светящейся слизи, немедленно занявшейся сероватым пламенем.

— Фей-ЙОЙ-рвэйк, да и только!

Кай вздрогнул. Он снова успел позабыть о дяде Мите.

— Закатай его в пельмень, — пьяно проговорил тот, садясь скрестив ноги, посреди защитного круга и осторожно ощупывая голову. — У-у… чо за дерьмар…турат мы пили?

— Не знаю, — признался Кай и зашелся кашлем. Связки, пусть и перестраивались быстро, но не мгновенно же.

— Значит так, — неожиданно трезво заявил дядя Митя, — если ты этот… как его? ковид подхватил, ко мне не приближайся!

— И в мыслях не было, Дмитрий Михайлович.

— А… тады приближайся, все равно меня ни одна зараза не берет. Я… ик, проспиртованный, — и махнул рукой, задев границу круга. — Ого!!! Йошкин гвоздь!

И, надо заметить, человеку, никогда не видевшему некромантической магии, было с чего удивляться. За рукой мужика потянулся шлейф зеленоватых искр.

— Лунатик! — позвал дядя Митя. — Гляди! Я — комета! В детстве хотел быть космонавтом, потом — бандитом. Я сейчас — комета!

Кай прислушался к спокойному теперь кладбищу — гнойник прорвался, останки окончательно упокоились и расшевелить их теперь никому не удастся еще лет тридцать, хоть массовые жертвоприношения устраивай, — повел рукой, разрушая собственную защиту.

— Ну вот… — расстроился дядя Митя. — Все испортил. Я больше не комета, а жаль.

Вряд ли он понимал, насколько был прав.

— Ничего-ничего… — пробормотал Кай.

Тьму он развеял, насколько умел, и к непривычному к ауре смерти человеку приближался теперь аккуратно, готовясь отступить, как только дядя Митя поморщится, закричит или выкажет недовольство как-то еще. Однако тому, похоже, было совершенно все равно.

— А-то! — воскликнул дядя Митя с неожиданным воодушевлением в голосе и на изумление живо вскочил на ноги прямо из положения сидя. — Прорвемся, Лунатик!

— Прорвемся, — согласился Кай, сделал еще один шаг и провалился в черную дыру.

***

Мокрый камень под рукой и лбом. Едва слышное потрескивание магических светильников. В воздухе горьковатый аромат полуночной травы поджигайки, собственно и используемой в светильниках, мешался с приторной отравой имперских благовоний. Кай слегка отстранился от стены, огляделся. Он находился… скорее всего, в подвальных помещениях. Причем, ни ему самому, ни Лео, ни любому из коллег-некромантов они не принадлежали.

Темные маги, даже слабые, терпеть не могли сладкие до приторности запахи, слишком сильно они напоминали им вонь разлагающихся трупов. Светлые же, наоборот, буквально купались в сладости, называя ту светлой благодатью, ниспосланной господом единым и милостивым.

«Значит, я у врагов», — мысль не вызвала ни малейших эмоций. Конечно, если его схватят или убьют, будет жаль. Зато если Каю удастся узнать хоть что-нибудь о приключившейся с ним напасти — наоборот, хорошо. Очередной «скачок» из одного мира в другой показался неважным. Невозможно удивляться и удивляться до бесконечности, когда-нибудь наступает предел, и его Кай, видимо, уже перешагнул. Единственное, о чем сожалел: остался без проводника к Женькиному дому, но, возможно, туда теперь и не придется возвращаться?

Влево и вправо от него убегал тускло освещенный тоннель: еще один намек на обитель света: темным магам дополнительное освещение никогда не требовалось, в темноте они видели получше кошек. Кай повернулся вправо, сделал шаг и натолкнулся на стекло. Понадобилась пара мгновений, чтобы понять: он стоит напротив большого — в человеческий рост величиной — стекла. Зеркала?.. Возможно, именно через него Кай и попал сюда. Вот только собственного отражения в нем как не было, так и не появилось!

«Значит, выбора у меня нет», — подумал он, разворачиваясь и на всякий случай выставив вперед руку. Пусто. Ни на какую преграду он не наткнулся ни через три шага ни через десять.

Стараясь двигаться как можно тише, используя специальный шаг с носка на пятку, Кай шел по узкому коридору, не предусматривавшему ни ниш, ни ответвлений, ни дверей. Вздумай кто-то здесь пройтись тоже, и спрятаться от него не вышло бы, однако пока Каю сильно везло.

Спустя четверть часа — он отсчитывал время по ударам сердца — вначале услышал шепот, а затем начал различать голос. Шел тот прямо из камня. Должно быть, поблизости установили слуховое окно.

— И вы, конечно же, его упустили, — говорил некто бесцветным голосом, в котором снисхождение и презрение сплелись в клубок настолько, что стали неотличимы друг от друга.

— Мне прискорбно, мой империус, — прошептал говоривший до этого.

Кай прикусил губу. Император? Он слышал об одном: помазаннике единого светлого божка. Империус — так нарек самого себя данный слизняк незадолго до того, как подох. Прихлебатели и лизоблюды величали его этим титулом и никак иначе.

В королевстве царствующую в светлой империи мразь считали погибшей. И прибавляли: к радости. Потому что не случись прорыва, стершего империю с лица континента, непременно разразилась бы война.

— НЕ ИМПЕРИУС! — возвысился бесцветный голос, и Каю пришлось отпрянуть от стены, пожалев собственные уши. — Лестью ты не добьешься снисхождения, раб! За провал тебе не видать пощады, — голос стал сиплым, а вскоре перешел и вовсе на шипение. Или в помещение действительно вползла змея?

Змеи всегда считались темными тварями. Впрочем, имперцы предпочитали творить зло чужими руками, зубами, щупальцами и жвалами: во славу светлого, единственного и милосердного.

— О, повелитель, пощадите! — в шепчущем голосе прорезались панические нотки, и тотчас — ненавидящие. — На что вам этот враг? Не удалось захватить — сдохнет!

— Он — наш, — произнес бесцветный.

— Сын предательницы, не внемлющей гласу божьему, убившей собственного мужа, узнав о величайшей милости всевышнего нашему народу, и сбежавшей!

Кай вздрогнул.

— Он — наш, — повторил бесцветный и пояснил: — Он принадлежит высокому роду. Он является тем, на кого снизошла неведомая доселе мощь. Он — наследник!

— Но у него даже амулета нет!

— ГЛУПЕЦ! — заорал бесцветный. — Он — НАСЛЕДНИК! Это тебе, псу, нужны побрякушки, таящие каплю чужой силы. Силы, которую не ты скопил! Ему же магия принадлежит напрямую. Думаешь, он пропал просто так?

— Испугался и залег в какую-нибудь темную яму.

— Такие НЕ БОЯТСЯ!

— Вы слишком хорошо думаете об этом отбросе, повелитель.

— Я! Думаю о нем настолько, насколько он представляет угрозу. Наследник светлейшего из родов — темный! Если он только поймет, как управлять наследством, то сможет не просто помешать нам, он сумеет лишить нас тех крох, что мы имеем! Где наемник?

Шепчущий молчал.

— Он у врагов?!

Снова молчание. Видимо, шепчущий мотал головой, не в силах вымолвить ни слова.

— Мертв?

В следующее мгновение раздался дикий крик, от которого Кай снова дернулся, а потом земля ушла у него из-под ног вторично, и тьма заключила в свои теплые объятия.