Лабиринт кривых отражений

Глава 28

— Лерн, сюда!

Пожалуй, вчера, скажи кто, что подчиненные станут звать его по имени, еще и укороченному, Лернэй рассмеялся бы.

Такое позволяли себе лишь его величество да глава тайного сыска. Последнему Лернэй разрешил сам, а то неравноценно как-то проходило их общение: Край (имя высшего темного) звучало коротко и хлестко. За последнее время некромант успел перекочевать из стана врагов, с которыми не нужно иметь никаких дел и лучше не встречаться лишний раз, в интересные собеседники. Ну вот и представьте анекдот: сидят, вроде бы приятели и один обращается к другому односложно и кратко, а другой словеса разводит. Глупость.

Свои же вели себя учтиво, старательно подчеркивали его статус, силились не задеть лишним словом. Будто Лернэя на самом деле удалось бы задеть, словно он пропустил гибель собственного дома и почивал в безумном неведении относительно него до сих пор. Однако сегодня прорвало и их. Да и верно: Лерн звучало быстро, как обстоятельства и требовали.

Бывший посол пресветлой империи при дворе темного короля, а теперь то ли гость, то ли вообще приживал. Какие у него были права? Ящерковые, как говорили в королевстве в отношении тех, кто и не нужен особо, и выставлять нет необходимости. Ящерки — небольшие (на ладони уместятся) изящные темно-зеленые создания с крыльями самых причудливых расцветок — если уж заводились, то воспринимались местными как нечто обыденное. Среди простого люда ходило немало баек, по которым ящерки счастье в дом приносят и даже этот дом от зла охраняют, иногда помогают хозяевам с уборкой и в определенные предсказательные ночи могут принести девице письмецо от будущего пока не встреченного жениха. Как сказали бы в империи, дурацкие суеверия, но кому от них плохо? Ящерок даже подкармливали иногда и никогда не обижали, в том числе в королевском дворце.

Сегодня одна из таких принесла весть Лернэю. Не от будущей прекрасной избранницы, к сожалению. От неизвестного ему человека, с которым, будь его воля, Лернэй не пожелал бы ни общаться, ни встречаться. Получать от него какие-либо послания не хотел тоже, да только разрешения Лернэя спросить забыли. Писал этот неизвестный, разумеется не подписавшийся, о том, что последний оплот пресветлой империи, ее сердце (хотя помянуть кровеносную паутину было бы уместнее), все еще бьющееся и разящее слуг тьмы (ох уж эта пафосность верующих), вот-вот остановится.

И что? — мог бы спросить Лернэй, если бы имелось у кого. А ничего. Даже ящерка к тому моменту, как он прочел послание, куда-то упорхнула. Некто поставил его в известность о делах, к коим Лернэй не имел отношение. Вот только попробуй: докажи, что действительно не имел, не в курсе, никогда не связывался и сам не шпионил.

Поселилась во дворце зверушка: не одна, еще и со свитой — так в шутку, в которой, как известно, правды никак не меньше половины, Лернэй обозначал свое положение. Во дворце места много, еще и король отчего-то не захотел отказываться от бесед с ним, видимо, находя в дискуссиях и спорах за партией в шахомат странное удовольствие. Да и не считал король верным выгонять на улицу (в прямом смысле слова, поскольку имперские владения Лернэя, наверняка, лежали в руинах) стольких людей. Светлых магов, но, в конце концов, в королевстве никогда гонений по цвету дара не устраивали, в отличие от погибшей родины. Да и являлось посольство (в том Лернэй мог дать ногу на отсечение, если не голову) светским, не входящими в орден света. По недавним временам судя, их так и так должны были бы вышвырнуть из империи, руководствуясь принципом кто не с нами, тот против нас. Можно сказать, король спас их всех от нищебродства по чужбине, и Лернэй был искренне ему благодарен за это. Но теперь, похоже, все.

Лернэй умел читать между строк — раз. Никогда не бегал от неприятных известий — два. И конечно, понимал, что даже с гибелью родины, система шпионов, внедренная в королевство, не делась никуда. Слуги погибшей империи продолжали пакостить. На что рассчитывали? Лернэй мог лишь строить предположения. Первое и самое отвратительное — все еще верили будто за подлость им воздаст господь, причем отнюдь не по совести, то есть покарает, а, наоборот, одарит-возвысит. Второе – по привычке. Если едва ли не с пеленок кого-то ненавидишь, то и дальше станешь, вне зависимости от того существует ли еще покровитель и имеет ли действие какой-нибудь смысл. Ну и самый невероятный: некто решил не менять изначального замысла свержения короля и строил грандиозные паны по захвату власти и возрождению империи уже на новых землях.

Записку Лернэй перечел трижды, не нашел в ней никаких просьб или указаний и задумался. Во-первых, зачем бы кому бы то ни было его предупреждать?

А потом его как громом в ясную погоду поразило. Да его же решили подставить! Кому-то из выживших верующих рыбной костью застряла в горле и голове мысль о том, что посольство погибшего государства живет при дворе без нужды и радеть за дело света не собирается, только беженцам помогает, причем не делая различия по окраске дара.

Некроманты, конечно, люди неглупые, из-за записки дурацкой никого арестовывать не будут, но наверняка ведь не одна записка сыграет! Заговор планируется не картонный, а самый что ни на есть настоящий. И… никто и никогда, даже Край Верн, держащий железной хваткой кучу важных нитей судеб и тайный сыск в придачу, не поверит, будто посольство империи при дворе не при чем. Переселят их в казематы, если вообще не убьют. Последнее — самое правильное, поскольку некроманты умеют расспрашивать духов. И хорошо, если ограничатся одним Лернэем, но могут ведь приговорить и остальных.

Жаль в этой ситуации не столько себя — к положению человека, лишившегося родины, Лернэй привык уже давно, его даже гибель не страшила, словно какого-нибудь некроманта: не сделал он ничего против совести, пусть и не сумел бы того доказать — сколько своих людей. Людей, которых он теперь пытался вывести из дворца и прикладывал для того все усилия.

Прорваться к выходу не вышло. Бежали на третий поверх по галерее в малый тронный зал. Отсюда — насколько Лернэй знал, а ему рассказал сам его величество — вел подземный ход. Куда? А не все ли равно? Должно быть, если им удастся покинуть дворец, то выйдет выбраться и из столицы?

Дальше Лернэй не загадывал, решив для начала справиться с побегом. Выберутся — побегут дальше, станут печься о поиске коней, ночлеге, еде, воде, куда податься так, чтобы устроиться спокойно и никто не выместил на них злости, которая (Лернэй прекрасно это осознавал) несправедлива в отношении него, но абсолютно верна в целом. Ну а если не выйдет — множество забот развеются, словно дым.

«Двадцать человек — не такое и великое посольство, — подумал Лернэй. — Среди них семь дам, одна с ребенком — немного же осталось от пресветлой империи. Хорошо, хоть эти живы. И… возможно, нас даже искать не станут. Кому мы, в конце концов, сдались?»

На этом мысль забуксовала, и Лернэй, дав себе мысленную оплеуху, выпустил в ближайшего выпрыгнувшего из-за угла, как солнечный луч из-за тучи, гвардейца шар света.

Мельком порадовавшись тому, что он маг слабый — иного не отправили бы с посольством, по сути, отец эту должность выкупил, поняв насколько Лернэю не по пути с орденом — и никого не только не убьет, даже не покалечит, самое большое задержит, побежал в зал и помог запереть высокие массивные двери на ничуть не менее массивный и тяжелый засов.

— Красивые двери, может, ломать не станут, — проговорила Терния, отдуваясь. Она не считала себя сокровищем, уносимым от злодеев, и помогала, чем могла, в том числе и с дверями.

Глядя на нее: раскрасневшуюся, растрепанную, решительную — Лернэй в который раз подумал, как же ему повезло с посольством. Никто не причитал, не жаловался, не требовал заботы сверхнеобходимого или привилегий. Наверное, в том не имелось связи, но Лернэй стал подозревать, что потому как никто из двадцати в светлого бога не верил. Только поначалу и по привычке ему еще молились — напоказ, боясь доносительства и осуждения. Потом, когда поняли, что никто наказывать их не станет, плюнули и забыли. Поскольку куль этот — отвратительнейшая абстракция, делающая человека слабее и гниловатее, пусть кто-то и говорит обратное.

Вера возвышает и окрыляет? Вздор! Следуя канонам этой веры, и Лернэю, и его людям следовало молить господа о спасении, а не бежать из дворца; следовало снова молить господа, а не заботиться друг о друге; а еще — исполняться завистью ко всем прочим, у кого нет нужды, кто счастливо живет в королевстве, растит детей, трудится, веселится и знать не хочет о светлом едином и милосердном боге. Ну уж нет! Лернэй искренне полагал, что вечная тьма и то лучше такого культа искусственно-насажденного. Просто лет двести назад какой-то проклятый философ придумал, каким образом можно сплотить нацию в единый кулак, а тогдашнему императору идея понравилась. Конечно, о том никто не говорил, не писал. Лернэй откопал документы в архиве абсолютно случайно, и с тех пор если ради чего и жил, то ради возможности открыть правду.

«Вот, этим двадцати открыл, — подумал он, бегая по периметру зала, как ошпаренный, и простукивая стены, — легче стало?»

Нет. В том-то и дело. Не легче, а горько, поскольку и империи больше нет, и столько хороших людей погибло, нетронутых светлой гнилью, как давно уже звал Лернэй веру в единого и милосердного.

Огонек, который Лернэй держал на ладони и подносил к стенам вдруг задергался.

— Здесь!

К нему тотчас подбежал Лаврий, возложил руки на, казалось бы, монолитную, без единого шва стену, напрягся и отступил, покачав головой.

— Моих сил не хватит. Рычаг нужен.

— Значит, ищем, — гоня от себя отчаяние, приказал Лернэй.

Не время падать духом. Нет у него никакого бога, на которого удалось бы взвалить свою неуверенность в собственных силах, нет времени страдать и плакать. У него двадцать человек за плечами! И, в конце концов, пока он не потерял никого и довел сюда, минуя все посты и королевских гвардейцев.

В двери ударили, похоже, окованным бревном, никак не меньше. Засов издал тяжкий стон, но выдержал.

— Ищем! Не отвлекаемся! — выкрикнул Лернэй. — Если прорвутся, не сопротивляться. Первого, кто попытается, сам прибью, не дожидаясь палачей!

Выкрикивая слова, он слепо шарил по стене, а потому так и не увидел, на какую невидимую кнопку нажал. Стена дрогнула и медленно поползла вправо. На Лернэя дохнуло пылью, он закашлялся, а когда проморгался, понял, что все кончено.

Во дворце Лернэй прожил семь лет, привык и к регулярным беседам с его величеством, перед которым поначалу робел, и к темным магам, и к некромантам. С некоторыми даже дружил. Причем искренне и без кинжала за пазухой. Некромант, пользующийся артефактом подавления, по сути ведь обычный человек. К тому же не сам себе дар выбрал, такое никому (или по крайней мере, мало кому) удавалось. Но некромант в полной своей силе, с тьмой, вставшей за плечами и затопившей весь тайный (не такой уж маленький, трое вряд пройти могут, не зацепившись плечами) ход, страшен до слабости в коленях.

Лернэй задохнулся, словно ему со всей силы ударил в живот невидимый великан, отпрянул от хода, просипел, хотя самому казалось будто выкрикнул:

— В круг!..

Повторять не потребовалось. Руководить — тоже. В центр поставили даму с ребенком, и Лернэй успел порадоваться, потому как орденские сделали бы иначе: именно ими прикрывались, как щитом. По краям встали мужчины и женщины плечом к плечу. Только Лернэй стоял один, ближе всего к подступающему некроманту: слуге… нет, возлюбленному смерти, живущему на два мира.

Глава тайного сыска, Край Верн, его — скорее уже теперь бывший — друг вышел из тайного хода по-деловому быстро.

«Ауру смерти то ли приглушил, то ли у страха глаза велики, а разум размером с горошину», — попенял себе Лернэй.

К его немалому удивлению некромант был в одиночестве, никаких гвардейцев следом в зал не вбежало.

«Потому что свидетели ни к чему», — с тоской подумал Лернэй.

В дверь снова ударили да так, что пол покачнулся.

— Это кто там такой прыткий? — голос Край не возвысил, но тот прокатился по залу и наверняка достиг ушей тех, кто измывался над дверью. Лернэй, не покривив душой, назвал бы ее произведением искусства. — Самолично в мастеровые сошлю!

В коридоре явно присмирели. Затем то ли самый наглый, то ли глупый гвардеец спросил:

— Да за что?..

— За безвкусицу и любовь к уничтожению искусства, — охотно ответил Край. — И пока не восстановит, обратно не приму.

Угроза, видно, возымела действие, больше в зал никто не ломился.

— Ну а ты чего устроил? — спросил некромант, обернувшись в Лернэю.

— Я…

— Вот от тебя не ожидал, Лерн. С одной стороны, радостно, что ты способен на поступок, с другой, ужас берет от его спонтанности.

— Не до планирования было, — процедил Лернэй сквозь зубы, но не от того, что внезапно воспылал к Краю Верну присущей светлым верующим ненавистью. Вот было бы к кому! За одно то, какую ответственность на себя взвалил, темного следовало уважать. Просто Лернэй никак не мог восстановить дыхание, еще и голова вдруг принялась кружиться.

— И верно, — кивнул некромант. — Невозможно расстроить планы того, у кого их нет. А остолопов гвардейских давно следовало прищучить. По всему дворцу за вами гонялись? Ну… я где-то так и думал. Ты не стой, вон кресло.

— Яд?! — это спросил Надий. Лернэй опускаться до уточнения очевидного не стал. — Вы решили убить нас?..

— Совсем рассудком поплыл? — некромант нахмурился. Он по-прежнему стоял у стены, подходить ни к Лернэю, ни к посольству не стал. — К чему мне убивать тех, кто сам не убивает? Мне, знаете ли, собственная душа дорога и посмертие. Наверняка оно легким не будет, так к чему усугублять? — Край покачал головой. — Уж от кого, а от вас не ожидал. Ну ладно вы, остолопы. А ваш глава? Господин имперский посол, я к вам обращаюсь.

Лернэй тяжело опустился в предложенное кресло.

— Если и возводить напраслину, то на того, кто вас всех перебаламутил, — пробормотал Край, подошел к нему, без спросу ухватил за запястье. В его присутствии даже полегче стало. — Убить-то хотели. Но не я и никто из моих людей. Письмо получил? Принесла птичка, зверушка, ящерка?..

— Последняя.

— Не устраивал бы забегов по дворцу, лекарь прибыл бы сразу в сад.

— Я… — в горле у Лернэя пересохло, и он умолк.

— Покушение, глупец ты светлый, — пробормотал Край тихо, но его конечно же услышали. — Тебя убить хотели. Но с другой стороны… беготня, кровь разгоряченная. Оно на пользу. Яд по организму разогнал, конечно, но и нейтрализовал. Все же в роду маги жизни — это многое значит.

Кто-то ахнул. Распался круг.

— Я сама лекарка! — воскликнула Серцэа и отпихнула в сторону такого страшного, не пользующегося артефактом подавления некроманта. — А ну брысь с дороги!

***

— Зачем меня кому-то… убивать? — спрашивал Лернэй, сидя уже в своей комнате и отпивая травяного отвара.

Край сидел в соседнем кресле и пил отвар вместе с ним.

— Власть, — ответил он. — Как обычно. Ты в том разве сомневаешься?

— Как показали недавние события, — произнес Лернэй. — Я слабый и глупый светлый недомаг. Объясняй раз знаешь ответ.

— Ты далеко не слабый и вовсе не глупый, не нарывайся на похвалу, — вздохнул Край. — Я в принципе хвалить не умею. И я ведь не Лео, не в состоянии понимать всех.

— Мне жаль, — искренне посочувствовал Лернэй. О гибели некроманта во дворце узнали почти сразу.

— И мне.

Помолчали.

— И все же? — поторопил Лернэй. — Мне любопытно.

— Значит, почти выздоровел, — усмехнулся Край. — Скажи, ты за жалостью к себе и за погибшим домом не забыл, что по сути являешься главой империи?

— Я?! — вот такого Лернэй точно не ожидал. — Я не имею на престол и венец никаких прав!

— Верно, — кивнул Край.

— Мой род пусть и входит в число элитарных, но не вхож в очередь наследников.

— Оттого тебя и выпустили к нам, верно.

— Тогда… Как?..

— Фактически, — вздохнул Край. — Ты единственный чиновник при власти, Лерн. Все прочие послы были отозваны и вернулись в империю накануне прорыва. Ты единственный замешкался.

— Потому что ты сделал все, чтобы…

— Да. Я задержал. Ты в обиде?

Конечно же Лернэй в обиде не был. Наоборот. А еще до него начало доходить.

— Наместник? Я теперь…

— Тот, кто может назначить нового империуса. Любой самопровозглашенный, пусть весь орден хоть на хвалы изойдет, по сути незаконен.