Лабиринт кривых отражений

Глава 6. Иной мир, наши дни

— Позволите, присяду?

Пожалуй, этому вопросу приличествовало бы какое-нибудь пафосное и совершенно неуместное обращение вроде «сударыня». Однако его не воспоследовало, хотя голос был томный, сальный, с «теми самыми» обертонами, которые, как утверждают в разного рода литературе для «женской аудитории», действуют на представительниц слабого пола сразу и на очень долгий срок. Якобы за такими представителями мужеского пола человекообразных, самки данных человекообразных сразу готовы идти на край света.

Однако то ли Женька типичной представительницей слабого пола не являлась, то ли всякие авторши приторного бабского чтива напропалую врали, ленясь, а вероятнее всего, не умея, грамотно прописать любовную линию. Вот и действовали на их персонажей то феромоны, то обертона, то вообще некое притяжение, в котором мозг отключался у обоих героев напрочь и дальше роман тек по накатанной к взаимным отношениям через слезы, сопли, соития и прочий антуражный бред. Брр — одним словом. Женька подобной литературы не любила и не читала, а презирала чисто из-за двух с половиной романчиков, которые таки осилила, когда совсем уж читать было нечего, а ехать предстояло долго и далеко.

В реальной жизни именно такие голоса принадлежали мошенникам-впаривателям, всегда готовым втюхать пылесос стоимостью в миллион или какой-нибудь микрокредит, который вам ни за чем не сдался, пикаперы-неумехи да пропойцы, которым не хватает на выпивку.

«Сударыня, а не найдется ли у вас копеечки для несчастного, у которого горят трубы?» — так к Женьке временами обращался возле метро «Охотный ряд» живущий в каком-то дворе бомж (и она даже подавала, хотя привычки подкармливать попрошаек никогда не имела). А может, и не бомж: в центре еще пока остались жилые дома незанятые вечно копошащимися в поисках успешного успеха бизнесменами и их содержанками, детишками депутатов всякой паршивости и созывов, прочими понаехавшими; в некоторых квартирах доживали свой век настоящие коренные москвичи, в свое время не перестроившиеся на рыночную экономику и не ищущие выгод.

Однако это, разумеется, был не тот случай. Кто-то решил понтануться, прикольнуться, а то и подкатить. Кто-то отчего-то не понял, что нужен ей, как пятая нога тому самому северному псу.

Женька моргнула, оторвала взгляд от окна и перевела на незнакомца. Воистину, проплывавшие мимо деревенские домики и поля, убегавшие вдоль железнодорожной насыпи кусты и деревья, шоссе, некоторое время сопровождавшее электричку, и новостройки вдалеке нравились ей намного сильнее нежданно-негаданно появившегося попутчика, возжелавшего обратить на себя ее внимание. Даже взбухшее серыми тучами небо выглядело привлекательнее и точно не столь странно.

Нормальные люди в костюмах-тройках в пригородных электричках не ездят — Женька знала об этом с детства, благо, именно электричка являлась для нее основным видом транспорта, самым быстрым и удобным, поскольку бабушкина квартира, в которой она привыкла проводить все каникулы, а теперь и обитала постоянно, находилась аккурат меж двух станций, и до одной из них можно было дойти пешком, а до другой — проехать на автобусе. При этом времени уходило одинаково, выбор зависел от погодных условий и охоты прогуляться. В осенне-зимне-весеннюю мерзопакость Женька предпочитала общественный транспорт.

— Благодарю за оказанное внимание, — проговорил попутчик.

Женьке сильно не понравилось его лицо и маслянистый блеск в светлых глазах, сладковатая зажатая улыбочка, растянувшая тонкие губы. Так-то по чертам лица, может и не совсем урод, но точно производящий отталкивающее впечатление на нее. Лет попутчику могло быть как тридцать пять, так и все пятьдесят — есть такие типы, по которым сходу не определить. Холеный, сальный, мерзкий… Сказала бы «маньяк озабоченный», да только по работе знала: именно маньяка вычислить очень сложно, умеют, скоты, прикидываться безобидными и незаметными.

Ботинки, некогда вычищенные до блеска, припорошила привычная дорожная пыль. Вот Женька в своих кроссовках спокойно могла влезть в любую лужу, и было бы незаметно. На запястье — часы. В них Женька не разбиралась, но вряд ли китайская дешевка. Во всяком случае, печатка в виде креста на пальце выглядела солидно.

«Ну и чего тебя в электричку-то занесло?» — подумала Женька и огляделась по сторонам.

В середине дня в Область направлялось не так много людей, потому вагон был наполовину пуст. Мест достаточно, чтобы сесть без попутчиков и никому не докучать: особенно глупыми вопросами ловеласа из не менее глупых бабских романчиков про аристократов или девчачьей фэнтезийной мурни про серых мышек-попаданок, за которыми тотчас начинают ухлестывать и швец, и жнец, и на дуде игрец, не считая всяких темных лордов, принцев и ректоров магических академий.

Мужик стоял смирно и ожидал ее ответа. Наверное, если не дождется, так и простоит все время до своей станции. Женька было собралась действительно его проигнорировать, но потом все же решила не быть сволочью и буркнула:

— Места не выкупила, свободны.

Зря, конечно. Потому что он сел напротив и именно у окна. Еще и не откинулся на спинку сидения, а наклонился вперед, сократив дистанцию. Есть же контингент, не уважающий чужое личное пространство!

Пользовался он туалетной водой с запахом, какого Женька не выносила: сладким до приторности, резким, отталкивающим. Наверняка, дорогим: из коллекции кого-то там при имени и магазинах по всему миру, выпускавшим каждые полгода очередную коллекцию. Женька отодвинулась от попутчика насколько получилось, откинулась на спинку и попыталась не обращать внимания на отвратную вонь. В конце концов, обоняние — самое адаптируемое из человеческих чувств.

— Очень приятно совершать вояж в подобной компании.

«Сам напросился», — решила Женька и, не слишком прикрывая рот, принялась кашлять.

Учитывая недавно прокатившуюся по миру пандемию, прием был действующий, да и исполнять его выходило у Женьки почти безупречно. Сидевшая через проход тетка аж подпрыгнула и, подхватив баулы, каждый из которых весил, вероятно, не меньше центнера, спешно усвистала из вагона. А ведь, когда входила, покряхтывала и все выцепляла взглядом, кого бы поднапрячь в добровольные помощники. Вторая, расположившаяся вообще в конце вагона, заохала и спешно нашарила в сумке, а затем нацепила на рот (минуя нос) одноразовую маску, которую, наверняка, таскала уже неоднократно.

«Вот же… люди, — с некоторой печалью подумала Женька. — А ведь когда-то — ей коллеги рассказывали — все читали, стремились самообразовываться, стать лучше. Что ж с такой легкостью в мракобесие с суеверием-то свалились? В экстрасенсов поверили, тазики под чумаков начали заряжать? И ладно тетка первая — ее за побег как-то и упрекать не выходило. Но вторая! Не поможет же маска, неоднократно используемая, валявшаяся в сумке, где какой только гадости на нее ни налипло, от вируса. Еще и натянутая по-идиотски: только на рот. Но нет. Маска для таких вот ударившихся в суеверие теток — будто крестик: нацепил и будь спокоен. Тьфу!»

А вот мужика не проняло. Он на «демонстрацию ковида» и внимания не обратил.

— Вы случайно не знаете, где найти гостиницу «Эллада»? — поинтересовался он.

Кто ж в вагоне и не знал! У электрички конечная располагалась аккурат рядом с этой гостиницей. Всякий раз, подъезжая к вокзалу, можно было прочесть соответствующее название. И, вероятно, следуй электричка дальше, можно было бы отмахнуться, мол, сами мы неместные. Но в том-то и беда: все, кто остались в вагоне, именно местными и являлись. Женька — в том числе.

«Вот к ним бы и обратился», — подумала она с неожиданной злостью: уж слишком сильно ей не нравился попутчик. Прямо антипатия на ровном месте какая-то. Никогда за собой ее проявлений Женька не замечала и вот вам, пожалуйста! А ведь при ее работе подобное недопустимо.

«Журналист обязан быть нейтрально-вежлив. Именно такое отношение к интервьюируемым и событиям отличает профессионала от визгливого блогера, к месту и не к месту вываливающего «свою точку зрения» на читателей или зрителей», — не ее слова, Пал Палыча, однако с ними Женька была полностью согласна.

— Вам до конечной, — наконец сказала она, понимая, что, как рассчитывала, доехать до вокзала, сесть на автобус и через десять минут выйти почти у дома теперь вряд ли удастся.

И следующую реплику незнакомца она угадала почти слово в слово:

— А вам, случайно, не на конечную?

— Нет, — буркнула Женька.

— Очень жаль, — кажется, искренне расстроился попутчик. — Я, знаете ли, нечасто мотаюсь поездами. Но тут… — он тяжело вздохнул, — важные переговоры, а машина сломалась. Такси вызвал, так впереди авария случилась. Все одно к одному. Думал, хоть вы мне поможете.

Женька честно не представляла какие важные переговоры могут происходить в заштатной подмосковной гостинице, расположенной на вокзальной площади, причем звездами не блещущей. Однако ей стало слегка стыдно. Может, человек в беду попал, а она ведет себя как… черт-те кто.

— Не волнуйтесь, вам покажут, куда идти, — сказала Женька более благожелательно.

Не к месту разыгравшееся воображение подкинуло сценку, больше подошедшую бы какому-нибудь фильму про доблестные органы правопорядка: с гопниками, которые только и ждут, чтобы завести бедолагу в ближайшую подворотню и ограбить. Средь бела дня. Или — еще вариант — взявшийся невесть откуда цыганский табор. Вот как подскочит к незнакомцу цыган на дрессированном медведе, как сорвет печатку с пальца и часы с запястья… И унесется в закат с песней ай-нане-нане или вроде того.

Женька мотнула головой, постаравшись не хмыкнуть. Еще с год или два назад она, должно быть, возомнила бы себя доброй хорошей девочкой, готовой помогать просящим о помощи. Но тогда она еще училась в университете, а не строила карьеру в небольшой, но уверенно стоящей на ногах газете, и не помогала «старшим товарищам» вести криминальную хронику. Начиталась о многом, в том числе о маньяках, ловящих своих жертв на якобы собственной беспомощности и безобидности. «Старшим товарищам» следовало сказать большое спасибо за прививку от отзывчивости. К тому же Женька считала, что любой человек такого возраста, как у попутчика, по меньшей мере странен, если теряется в общественном транспорте и не может самостоятельно добраться, куда ему нужно.

— А может, все-таки лучше вы? — заулыбался незнакомец, видно, решив, будто она сдалась и подобрела.

— Мне выходить, — сказала Женька и, поднялась.

«Дойду до дома пешком, — решила она, — не развалюсь. Физические нагрузки полезны организму, даже когда заранее не запланированы».

Некоторое время, пока она стояла перед сомкнутыми створками дверей, чувствовала, как замедляет ход электричка и рассматривала двускатные крыши домишек, Женька ожидала, что незнакомец выйдет следом за ней. Однако он в тамбур так и не сунулся.

Станция встретила шелестом листвы, гомоном птиц. Трое вошли в электричку. Не вышел никто, но это не слишком смутило. Женька находилась на своей территории, на которой еще в детстве облазила всякий интересный уголок, включая затерянное в лесу озеро и заброшенную стройку. А сколько грибных мест она узнала благодаря бабушке!..

Вот только сейчас ей почему-то было не по себе. Когда с шипением закрылись двери, электричка возобновила ход, а в пронесшемся мимо стекле мелькнуло лицо незнакомца — особенно. Уж слишком мерзкой показалась ей слащавая улыбка, а взгляд, словно в противоположность ей, выглядел цепким и пронизывающим. Будто его хозяин уже сделал какую-то гадость, просто Женька о ней пока не догадывалась.

«Вот бы статьи столь красочно сочинять! Когда только успела разглядеть подробности и приписать незнакомому мужику кучу эпитетов? Всего-то видела секунду-полторы», — укорила Женька саму себя и полезла в сумочку.

Паспорт оказался на месте. Портмоне с телефоном — тоже. На дне сверкнуло что-то, но обращать внимания Женька не стала: она постоянно бросала в сумки горсти самых разнообразных конфет, чаще всего леденцов, а обертки у них были яркими и блестящими.

Казалось бы, то, что незнакомец не оказался вором, должно было ее успокоить, но куда там! Идти домой пешком все сильнее не хотелось.

Увы, следующая электричка — Женька дошла до расписания и убедилась — ожидалась только минут через сорок. Следующая станция для нее конечной уже не являлась, а значит, набита будет пассажирами, как консервная банка шпротами. А кроме того с ловеласа-перестарка сталось бы ждать Женьку на перроне. И будет выглядеть она очень глупо, причем в своих же собственных глазах. И хорошо, если на вокзале дежурит Василий Петрович, к нему всегда обратиться можно, в помощи не откажет, еще и всяких надоед отпугнет. А если у него выходной, и следит за порядком ее бывший сосед, придурок Колька Сидоров? Этот Женьку не пропускал, любой повод находил позубоскалить.

— Ты там как? Бялет брать бушь? — со своеобразным чуть истеричным говорком проорала кассирша в окошко продажи билетов.

На большинстве небольших станций, как эта, людей давно заменили автоматами. Но, почему-то, именно здесь автоматы эти постоянно выходили из строя. Так что по старинке сидела в будке продажи билетов баба Поля. Женька ее с самого раннего детства знала. Работа, может, и скучная, но с людьми; к тому ж даже столь копеечная зарплата пенсионерке не была лишней. У детей и внуков деньги баба Поля не брала принципиально, разве лишь продукты. Однако продуктами ведь коммуналку не оплатишь.

О том, кто именно ломал автоматы, должные привести бабу Полю к увольнению, в их местности, наверное, не знал только ленивый и начальник станции. А может, и последний догадывался, но между модернизацией с оптимизацией и прочей чиновничьей дуростью выбирал живого человека, который, пожалуй, загнулся бы с тоски в четырех стенах гораздо вернее, чем утрудился бы на такой работе.

— Нет-нет, баб Поль, не волнуйтесь, — ответила Женька. — Кстати, здравствуйте.

— И тябе не хворать, деточка, — отозвалась кассирша. — Ай кака ты стала, совсем невеста.

К счастью, разговор не перешел на вспоминания о том, как ее Андрюшка, внучок любимый и мелкий хулиган, приводящий в негодность ценное оборудование по продаже билетов, хвостом ходил за Женькой в шестом классе.

— Если бялет не нужон, побегу, Женечка, — проворковала кассирша и без стеснения сообщила, — инача лопну.

— Бегите, конечно!

В какой-нибудь Москве, наверное, услышав подобное, многие сморщили бы далеко не аристократические носы, а здесь такая простота была все еще в порядке вещей. Никто из себя понтующееся чмо с запросами не строил.

Окошко закрылось. Если пригнуться, удастся прочесть табличку с каллиграфически начертанными литерами, складывающимися в «Технический перерыв». Только зачем? Есть же дела поважнее: хорошенько промыть мозги самой себе на предмет идиотской внезапной трусости.

А как еще назвать? В стекле, прикрывающем расписание поездов, вместо собственного привычного отражения, Женька видела слегка взъерошенную и чем-то сильно обеспокоенную темно-рыжую (специально так заморочилась с краской, чтобы вроде бы темной шатенкой выглядеть, но при свете солнца резко рыжеть — красиво же!) девицу. Аж вертикальные морщинки меж бровей проявились.

«А с нервами-то беда, бяда-бяда огорченье», — вспомнила она любимую присказку Пал Палыча, того самого «старшего товарища» и коллеги, взявшегося почти за безнадежное дело обучать ее тонкостям профессии.

Пожалуй, Пал Палыч Медоруб от души бы посмеялся расскажи она о сегодняшнем приключении. А потом полушутя накидал несколько версий вроде… В Подмосковье орудует банда! Ахтунг! Будьте бдительны! Лидер преступной группировки по кличке Ловелас-перестарок подсаживается в электричках к молодым девушкам, надоедает им до белого каления и вынуждает выйти не на планируемой станции, а раньше. Девушкам приходится идти домой пешком: вначале по поселку, затем по перелеску и границе старого кладбища. Там-то их и поджидают лиходеи: останавливают каким-нибудь невинным вопросом вроде «как пройти в библиотеку?», хватают, засовывают в мешок, кидают в багажник черного-черного джипа и продают в гарем султана. А? Каков сюжетец? Шик-блеск-красота. Хоть сейчас книжку пиши и в какую-нибудь дебильную серию для озабоченных домохозяек отправляй — пусть любительницы читают.

Женька фыркнула. Поглядела на хорошо утоптанную дорожку, ведущую со станции. Ею часто пользовались. И не только посреди бела дня, но и темной ночью, ранним утром и поздним вечером. Да Женька сама здесь в первом часу после полуночи брела в одиночку, не боясь никого, и ничегошеньки плохого не случилось. И кладбища она не страшилась — вот еще не хватало! — сколько раз в детстве на спор на нем ночевала в надежде углядеть призрака или зомби. Ни разу ни одной инфернальной страховидлы так и не показалось.

В суеверия Женька тоже не верила. И крест не носила принципиально, несмотря на вроде бы свершенный над собой обряд крещения в почти младенческом возрасте. В конце концов, никто ее согласия вступить в ту или иную религию не спрашивал, а коли она сама не хочет, пусть хоть обкрестятся. Двадцать первый век шагает по планете, а человечество страдает все той же религиозной дурью, выпилившей стольких людей, сколько ни одна война с эпидемиями не сумели.

Женька припомнила «не зарастет народная тропа» и смело двинулась к лестнице, уводящей с платформы. В конце концов, на ней удобные джинсы и кроссовки — хоть скалы штурмуй, хоть по деревьям лазай, хоть беги по пересеченной местности. Увидит кого-нибудь странного — удерет.