Лабиринт кривых отражений

Глава 17

— Технический прогресс… Хоть знаешь, о чем говоришь-то Федотовна? У тех же мурашей в их мурашейнике не хуже, а то и получше обстоит. Более того, всякий мураш в совершенстве владеет языком тела, прикосновений, запахов. Может, и звуковые сигналы у них предусмотрены. Сельское хозяйство, опять же: грибы выращивают. Строительство: целые города возводят. Войны ведут. А твоя техника для цивилизации мурашей — тьфу и растереть, — дядя Митя заливался соловьем. Вечер выдался погожий, и на лавочки у подъездов высыпала старшая часть дома. — Восприятие, к примеру, птиц настроено именно на птиц. Людей они замечают поскольку-постольку. Вот, скажем, человеческую руку, скорее, за змею примут. Зато друг с дружкой общаются и с помощью звуков, и языка тела и даже, я читал, электрические сигналы у них есть. Вот ты, Антоновна, можешь электрический сигнал мне подать. Да не смотри ты, как прибить хочешь. Электричество это те не всегда про «не влезай убьет»! А… с кем я умные беседы веду, эх! — Он махнул рукой. — А ученые ваши — придурки яйцеголовые и больше ничего. Хватаются за дрянь любую. Вот где действительно нужные вещи, ась? Лекарство от всякой дряни, например? Нету. Зато выяснить, что у городских воробьев матриархат, а у деревенских — патриархат, это они могут. С хрена только — вот в чем вопрос. И вот будет такой идиот с ученой степенью смотреть на развитую технологическую цивилизацию, к примеру, грачей, и ни хрена не поймет. Потому что не воспримет то, что видит. Восприятелка у него нарушена. И у всех людев — тоже. Потому человеческая цивилизация в собственном котле варится и себя же переваривает. Вот чего ты Семеновна за сегодня полезного сделала? Обсудила в магазе с Клавкой козла из ЖЭКа, который еще десять лет назад обещался капремонт провести? Ну и смысл-то какой? Вот кабы в тебе электричество было и козла этого молнией шарахнуло — то да. А от воздуха сотрясания ничегошеньки и никогда не происходит.

Мимо лавочек со старушками и разошедшемся дяди Мити прошли они очень быстро, тихо между делом поздоровались, чтобы ни в коем случае никто не отвлекся от столь содержательной беседы, и, не сговариваясь, ускорили шаг, пока не отдалились от подъезда.

— Фух, — выдохнула Женька. — А дядя Митя сегодня в ударе.

— Легко отделались, — согласился Кай.

— А то! Утянул бы в разговор, так бы там и зависли на неопределенный срок.

Кай хмыкнул и принялся смотреть в небо: высокое, насыщенно-синее и чистое, если не считать двух параллельных облачных полос, оставленных крошечной серебристой птицей.

— Самолет, — проследив за его взглядом, сказала Женька. — У вас, наверное, тоже летают.

— Не так высоко.

— И в космос?

Кай посмотрел на нее удивленно.

— Зачем?..

— Потому что интересно, — Женька тяжело вздохнула. — Я, конечно, понимаю, область ваших интересов, я имею в виду некромантов в массе, находится в мире потустороннем, вы в магии совершенствуетесь, загадки разгадываете, но там ведь, — она указала на небо, — загадок никак не меньше, и очень интересно, как все устроено. Вполне возможно, если взять какую-нибудь ракету и запустить за пределы солнечной системы, а потом — дальше и дальше, через много-много миллионов лет она достигнет твоего мира.

— Ну и к чему тебе эти знания через миллионы лет?

— Для саморазвития, — буркнула Женька и ускорила шаг.

До ларька дошли молча и только позже, угощаясь холодным лакомством, Женька потеребила за рукав вновь погрузившегося в размышления некроманта.

— Ну вот и чего ты снова захандрил?

— Задумался. Почему большинство всех мерзостей делаются под ширмой добра? Самые кровавые войны и ритуалы происходят от последователей милосердных божеств, якобы страдающих за всех людей. Работорговля процветала в якобы высокодуховном государстве.

Женька пожала плечами.

— О своей благостности любят повизжать, поговорить, оставить кучи писанины в мемуарах или сети именно откровенные мрази. Человек хороший вытащит оступившегося из ямы и не вспомнит об этом уже через день, потому что помогать для него естественно. Мразь одарит бедняка копейкой и раструбит о своей щедрости и доброте на весь мир. Или, скажем, случится война, и кто-то пойдет защищать родную землю, а кто-то останется в тылу, может, на недельку на границу съездит, чтобы повизжать затем на тему «и я там был», а потом примется рассуждать о патриотизме и осуждать других, с его точки зрения неправильных патриотов. И на все-то его закидоны у него отмазки найдутся в духе «время сейчас такое, как вы не понимаете». А потом к этой мрази прилипнут такие же, и вой с самовосхвалениями поднимется до небес. При этом героев, которые действительно родную землю отстояли и с победой вернулись, никто из них не вспомнит, их победу мрази уже на свой счет записали и возгордились. Со временем некоторые из них сочтут себя новой элитой — доброй и непогрешимой, примутся осуждать других с удвоенной силой, запишут в людей якобы второго сорта. Ну а раз они второго сорта, то можно и грабить, и убивать, и притеснять, как угодно. Вот так зло в одежках добра и возникает, Кай. По крайней мере, в истории моего мира таких была тьма тьмущая и во все времена.

— Твари в доспехах и белых плащах с намалеванными на них крестами прорывались в мой мир, — произнес он. — Мы не сазу поняли, как их остановить.

— Кого-нибудь убили?

— До этого не дошло, но…

— Осадочек остался. — Женька доела мороженое и кинула обертку в урну. — У вас не было рыцарей?

— Магам ни к чему доспехи, мы бьем на расстоянии и способны защититься иначе, чем навешивая на плечи груз в треть собственного веса.

— У вас часто происходят прорывы?

— Меня удивляет, что их не происходит у вас.

Женька прикусила губу.

— Как много у вас погостов? — спросил Кай.

— Хватит на несколько зомби апокалипсисов. А если зомби примутся превращать в зомби прочих людей, проще сразу шарахнуть весь ядерный арсенал всех стран и покончить и с человечеством, и с планетой разом. Зато без лишних мучений, — если Женька и шутила, он не понял этого.

— Подобное уж слишком.

— Конечно, слишком, — согласилась Женька. — Но ты не представляешь масштабов катастрофы. У нас есть города, в которых число мертвых давно превысило число живых в несколько раз.

— И я, кажется, уже объяснял: превратить существо, имеющее душу, в чудовище невозможно. Либо душа прогнила, либо нет. Происходящее же с телом — всего лишь происходящее с телом. Оно неважно. Можно погибнуть, а вот стать не собой из-за укуса некой дряни — нет.

— Так себе успокоение.

— Еще по мороженому?

Обратно к дому они шли медленно. Прохожие не обращали на них внимания, разве лишь кто-нибудь из знакомых кивал или здоровался с Женькой.

— Тебя здесь все знают.

— Я у бабушки проводила больше времени, чем с родителями. Даже в местную школу ходила. Только когда в университет поступила, в Москву перебралась и то, как видишь, ненадолго. Собственно, как переехала, так и стала копить на съем, но пока училась, это было проблематично, а как работать пошла, бабушка в Москву переехала, а я сюда вернулась. И чего ты ухмыляешься?

— Я не ухмыляюсь, а одобряю, — уточнил Кай. — Типичное поведение же: темным всегда легче одним. Отец — самый близкий мне человек, но съехал я от него, как только по законам королевства стал считаться совершеннолетним.

— Вот. А у меня еще и родители — весьма специфичные люди, вечно лезущие не в свои дела.

Сумасшедшую на детской площадке Женька заметила не сразу, иначе непременно свернула и обошла длинный дом стороной. Тетка во всеуслышание жаловалась на жизнь, обращаясь к несуществующим слушателям, временами, судя по интонации, выкрикивала лозунги. Сжатый кулак вскидывала над головой с визгом и воем. Наверное, невидимые последователи в этот момент поддерживали ее несуществующим ревом. Сумасшедшая увлеклась, казалось, не замечала никого реального. И все бы ничего, если бы на площадку не забежала девчонка лет трех-четырех.

Какого черта она вообще оказалась здесь одна? — пробормотала Женька. — Где ее мать застряла, почему отпустила?

Впрочем, ответ на этот вопрос отыскался быстро: возле одного из подъездов зацепились языками две женщины с колясками. Причем в одной сидел пристегнутый ремешками карапуз, а другая оказалась пуста.

— Так… — Женька резко остановилась и протянула Каю мороженое, — подержи-ка.

Она еще не придумала, что сделает, но побежала к площадке со всех ног. Видела, как сумасшедшая всмотрелась в не почувствовавшую опасности девочку и словно бы подобралась, показалась приземистее… как тварь перед броском. Тон причитаний изменился, слова, в которые Женька не вслушивалась специально, стали глуше и агрессивнее. Сумасшедшая нагнулась, принялась слепо шарить по земле, набрала полную пригоршню песка и гальки. Женька была уже в двух шагах от девочки. Сумасшедшая — тоже приближалась и, судя по тому, как держала песок, вознамерилась, не просто кинуть горсть в лицо, а ребенка им умыть, если не накормить.

— А ну остановилась, дрянь тупая!

Если бы не ребенок, Женька выразилась бы жестче. Тем более, эта умалишенная мат понимала на удивление хорошо, бежала от него резвее, чем черт от ладана, что лишний раз доказывало чудодейственность древнего славянского языка, во все времена нелюбимого нечистью, попами и чиновниками. И нет, не смущало Женьку то, что перед ней был явно нездоровый психически человек, еще и старше ее. Эта дрянь собиралась напасть на ребенка. Пусть, песок и камни невесть какое оружие — все равно. В конце концов, раз в год стреляет и палка, а в песке могли найтись и стекляшки или острые камушки, и мало ли еще что. Не говоря о том, что не нужны детям психические «шишки» на ровном месте, с их наставлением вполне хорошо справляются мамы с папами и прочие родственники, причем сугубо из благих побуждений.

Лицо сумасшедшей и до этого не блещущее ни интеллектом, ни добротой перекосила такая злоба, что любая живжига позавидовала бы. Впрочем, некротварь эмоций не знала по определению. Сумасшедшая все же замахнулась, но внезапный порыв ветра бросил, выпущенный ею «снаряд», ей же в лицо. Женька вначале глазам не поверила, но перед ней и девочкой возникло темное марево… тень. Через нее вполне просматривалась и сумасшедшая, и прочая детская площадка и при этом тень оказалась плотной. Когда сумасшедшая ухватила камень поувесистей и метнула его в девочку и Женьку с неожиданной сноровкой, тот срикошетил от тени и чуть не угодил метательнице по лбу.

— Бесы! Бесы нашли! — неожиданно тонко и четко проорала та. — Злые! Плохие! Вот они, вот!

Неожиданно сумасшедшая заорала совсем уж дико и шлепнулась на задницу, расставив тонкие кривые ноги.

— Черный! Бес! Ай, мамочки родныя!!! — продолжила орать она, отползая на карачках и от них двоих, и от подошедшего Кая. Метров через пять все же перевернулась на четвереньки, поднялась и согнувшись, припустила к дому с такой быстротой, какой и подростки из спортивной школы позавидуют.

Тень развеялась, словно и не было ее.

— Кто-то твою ауру смерти таки видит, — заметила Женька, забирая у Кая мороженое. — А ты переживал.

— Я?.. Вовсе нет, — ответил тот.

Девчонка посмотрела на него и широко заулыбалась.

— Касивый! — взвизгнула она и обняла Кая за ногу, заставив того прошептать что-то непонятное, и пошатнуться.

Тревожить непутевую мамашу, по-прежнему обсуждавшую с подружкой что-то архиважное, они не стали, просто проследили, чтобы девчонка влезла в коляску и застегнула ремешки. Вряд ли та запомнила инцидент с сумасшедшей, скорее встреча с некромантом, показавшаяся невероятно приятной, вытеснила из ее памяти полностью все плохое.

— Знаешь, какую странность я замечаю все чаще? — проговорил Кай, когда они продолжили прогулку. — У вас, вроде бы, магии нет, хотя она действует и, к примеру, мне ничто не мешает. Но при этом обычные люди временами ведут себя и как темные, и как светлые маги, с теми же мотивами и логикой поступков. Более того, цвет не закреплен. Один и тот же человек может в какой-то ситуации поступить и как типичный темный, и как светлый.

— А у вас иначе?

Кай кивнул.

— А про свободу воли у вас не слышали?

— Как это? — Кай удивленно приподнял брови. — Светлый темным не станет, даже если вдруг очень захочет. Как и наоборот. Лишенный дарования человек не пожелает стать магом, стремления научиться магии он попросту лишен. Будет искать другие пути для самореализации в каком-нибудь интересном для себя деле.

— Ясно. Надо об этом хорошенько подумать, — сказала Женька. — Возможно, свобода выбора и отсутствие магии связаны также, как обладание магией с невозможностью выбора.

— Подумать-то можно, — сказал Кай. — Вряд ли сумеем выяснить наверняка.

— Мозговой штурм — вещь полезная в любом случае. Не поймем в одном, сообразим в другом.

Мимо пронеслась, сверкая огнями, карета скорой помощи. Даже удивительно, что добралась настолько быстро. Как сообщил позже дядя Митя, сумасшедшая, в конец надоевшая всему их микрорайону, сподобилась сама вызвать неотложку, а потом подписала все необходимые бумаги, согласившись на психиатрическое обследование с необходимым лечением в стационаре. Когда уезжала, говорила про бесов и дьяволов, скрывающихся промеж людей. На этом моменте дядя Митя фыркнул и прибавил:

— Видать, окончательно уехала кукухой.

***

— Да сколько можно на детской площадке своих псин выгуливать?!

Песочницу, пользуясь отсутствием игравшей на ней детворы — почти полдень, кто в детсадах, кто в школах, кто по домам сидят — и присутствием мамочек-бабушек, оккупировала свора мелкой собатни. Ошейников не было ни на одной, зато имелись сбруи, к которым на спине можно было прикрепить поводок. Любой уважающий себя барсовок на такую добычу чихнул бы да пришиб. Но вот шума эта свора производила много. Еще и гадила там, где не стоило.

Тишине не способствовала и ругань, затеянная двумя соседками.

— Ой прям! Можно подумать, беспризорные тут не гхадють. Не гхадили бы, мои б на эту песочную кучу и не пришли, — с неприятным слуху гха-кающим акцентом отбрехивалась владелица своры. — Мои пусеньки привитые хотя бы.

— Хотя бы?! — кричала другая соседка. — Да по тебе административка плачет!

— Ну, давай-давай. Мы пугханные. Сногха участкового ко мне подошлешь? И чо? Це мой двор и хата у меня в этом доме честно купленная. Права имею гхулять, хде охота, а правилами свойми переедешь в Москву и будешь там тыкать. Там идиетов многхо.

За плечами шевельнулась тьма. Ей, как и Каю, порядком надоело слушать склочную владелицу собак, которая и сама понимала, что неправа, но признавать этого не хотела и не собиралась. Ну да решить проблему тишины можно было всякими путями. Кай позволил отделиться от тени части и послал ее к песочнице. Воздействовать он собирался на соседок. Не так и сложно разогнать по домам женщин, у которых внезапно заболели головы: сами сбегут, обвинив друг друга в своих горестях. Однако Кай точно не ожидал, что свора мелких собачонок внезапно даже не затявкает, а взвоет и завизжит в унисон. Собаки ощутили направленное на женщин слабое проклятие и принялись бесноваться. Они катались по песку, подпрыгивали, принимались вертеться, гоняясь за кончиками собственных хвостов…

— Бешеные! — закричала соседка и полезла в сумку за телефоном.

— А ну поклади трубку! — чуть ли не с кулаками кинулась на нее владелица собак.

Кай развеял проклятие, но на ситуации это не сказалось никак. Шавки продолжили бесноваться, соседки — грызться еще ожесточеннее.

— Сарынь на кичку! — вклинился в склоку еще один голос, неожиданно мощный, перекричавший и баб, и собак. Последние аж присмирели. И похоже, никто не ожидал настолько зычного командного крика от дяди Мити. — Притихли все!

Собаки замотали головами и прижали хвосты.

Слово за слово. Солировал дядя Митя, и как-то само собой вышло, что и соседка в ветслужбу звонить не стала, и владелица собак позвонила и купила куб нового песка для детской площадки. Рабочих с местного ЖЭКа выбить обещался уже дядя Митя, и, судя по всему, он знал, как быстро и без ругани это устроить.

Впору было размышлять на тему: не все проблемы этого мира можно решить с помощью дара. Даже столь незначительные, как усмирение двух склочных теток. Так-то понятно — и в его родном мире не всегда все решалось наложением проклятий, а здесь… здесь животные оказались намного чувствительнее людей.

Хорошенько обдумать данную тему не вышло. Каю стало слегка не до раздумий, поскольку из темноты подвала за ним пристально следили два ярко-бирюзовых глаза.

***

— Извини, подзадержалась, — Женька выпорхнула из подъезда, взбежала вниз по лестнице и притормозила у лавочки, только затем заметив кроме Кая новое действующее лицо: — Ой, котик.

— И не просто котик, а Флинт, — возник, словно по волшебству дядя Митя. По крайней мере, Женька не заметила, когда он подошел. — Он местный подвал держит.

Кот терся о ноги Кая и неумолчно тарахтел. Большущий с зелеными глазищами, рыжий в коричневую полоску, гладкий, с множеством затянувшихся шрамов по всему телу. Не возникало сомнений, что он — местный барон. Вот только вел он себя так, как самым главным котам, вроде, не положено. А Кай сидел в какой-то прострации и, похоже, даже не заметил, кто подошел, о чем говорил, смотрел куда-то внутрь себя и глупо улыбался.

— А… чего это он? — проронила Женька.

— Флинт? — дядя Митя прищурился. — Уважение выказывает. По-своему: по-кошачьи. И, вроде как, благосклонность. А твой лунатик поплыл совсем. Кошатник?

— Вроде того, — Женька коснулась плеча некроманта и позвала: — Кай…

Улыбка пропала, взгляд стал осмысленным.

— Интересно…

— А то! — дядя Митя плюхнулся на лавку рядом. Кот посмотрел на него долгим взглядом и медленно, полным достоинства величавым шагом направился обратно в подвал. — Флинт у нас знаменитость. Реально кот гипнозом обладает. Вот не преувеличиваю ни разу! Потому как иначе он не крал бы с такой легкостью у Семеновны сосиски из морозильника. Ну чего ты смеешься, Жень? Ай, да ну тебя!

— И как же крал, Дмитрий Михайлович? — поинтересовался Кай.

— Ну, Семеновна на третьем этаже живет, ветки чуть ли не в кухню лезут, а по веткам — кот. Приходит в кухню, садится и смотрит глазищами своими зелеными. Зырк-зырк. Еще и мявкает, — дядя Митя рассмеялся и ударил себя по коленке. — Короче, здесь бабенка и пожестче не выдержит, а Семеновна и подавно тянется сосисочкой котичку голодненького подкормить. Хотя, конечно, опосля говорит, ни за что да не в жизнь и вообще кошек недолюбливает, шерсть от них по всей квартире, даже от гладких.