Лабиринт кривых отражений

Глава 30

С детства в голове Женьки сидело правило: нельзя пытаться или стараться, если уж браться за что-то, то просто делать, не отвлекаясь на дурацкие рефлексии и жалость к себе, не искать пути к отступлению, и гнать подальше любые эмоции, кроме удовлетворения от хорошо выполненной работы. Из какой книги или фильма Женька его выудила, она уже и не помнила, но придерживалась железно. В этот раз — тоже. Вероятно, потому у нее и вышло. Захотела вернуться в свой мир и не просто абы куда, а к Каю — и появилась в подвале.

Оглядеться она смогла только когда схлынул восторг, и глаза привыкли к сумраку. Тогда же стало понятно, что находится она в каменном мешке, самой настоящей пещере. И пахнет в ней кровью, а не морем или разросшимися по скалам водорослями.

— Эй!

Женька задрала голову к высокому потолку — метров десять, возможно, больше — и едва не вскрикнула. Все пространство вверху заполонили едва светящиеся в полумраке белесым потусторонним светом нити. Снизу — нити. На самом же деле, наверняка, канаты. На них, словно мушка, висел Кай.

Оттуда, где стояла Женька, казалось, нити пронзают его тело.

«Но ведь это не так?.. Не станет почти покойник говорить настолько бодрым голосом, — подумала она. — Или у некромантов иначе, чем у прочих людей?»

В последнем она недавно убедилась. Но пусть Лео мог почти не отличаться от живого, не сомневалась: перед ней не призрак Кая, а он сам.

— Погоди, я сейчас… — сказал он, забился в паутине, вытянув поочередно руку и ногу, принялся спускаться проворно, но не слишком ловко. Движения получались рваными, в какой-то момент пальцы соскользнули, благо, до пола на тот момент оставалось не более двух метров, а потом Кай рухнул перед Женькой и растянулся на спине, прикрыв глаза.

Некоторое время она простояла, не решаясь приблизиться. На Женьку напал какой-то иррациональный ступор. Она, конечно, не боялась Кая, но почему-то не могла сойти с места. Только смотрела, подмечая на его теле множество порезов и проколов. Одежда также представляла собой живописные лохмотья, местами на ленты пущенные.

— Знаешь, почему мой мир существует до сих пор? — спросил он, не открывая глаз.

— И почему? — Женьку, наконец, отпустило. Она подошла и присела на корточки рядом. Кай не казался мертвым, только был бледен значительно сильнее обычного. И некоторые раны все еще кровоточили.

— Светлые мерзавцы слишком превозносят свои интеллектуальные способности и прокалываются на всякой ерунде… — проговорил он и тяжело вздохнул. — Не то, что я против. Хорошо, что прокалываются. Плохо, что при этом жутко утомительны.

Платка не было. Женька подумала, а не стянуть ли футболку (все равно, если застегнуть джинсовку, будет не видно), но ехидный вопрос заставил ее отказаться от этой мысли.

— Раздеваться будешь?

Она фыркнула и подумала, что не так уж все и плохо.

— А жаль, — сказал Кай и хрипло рассмеялся.

На самом деле ему было невыносимо плохо. И отнюдь не все оказалось так просто, как он говорил. Вися на своеобразных цепях, чувствуя, как жизнь капля за каплей утекает из тела вместе с кровью, ощущая, как холодеют пальцы, отчаяние испытывают все. Некроманты тоже люди и ничто человеческое их не минует. Одно он знал точно: не уступит, не будет служить гадкой светлой мрази, возомнившей себя даже не наместником или посланником, а чуть ли не богом.

И все же шанс у него имелся. Светлый в своей вошедшей в присказки уверенности, то ли не учел, то ли на самом деле не верил в особые отношения между некромантами и той стороной. Он полагал, тьме на Кая наплевать точно так же, как их светлому божеству безразличны человеческие рабы, возносящие ему молитвы. Однако это было не так, далеко не так.

Некроманты могли заставить сотрудничать любого духа, но не всегда это требовалось: только с по-настоящему гнилыми слепками с душ. Прочие же, наоборот, были рады угодить, оказать услугу, подсказать и рассказать часто о большем, нежели их спрашивали. И — в то светлые не могли поверить никогда — иной раз у темных магов получалось договориться даже с монстрами. Любой обитатель той стороны боится стража не-живых. Если существо еще и обладает разумом, возможны любые варианты, вплоть до заключения сделки. На памяти Кая лишь живжиги и прорывавшиеся через места памяти твари были настолько примитивны, чтобы нападать на некромантов. А потому имелся крохотный шанс достучаться до убивающего его существа, кровожадного, не знающего пощады, лишь голод до жизни, которой ему не обрести никогда.

Вот только… Как до такого достучаться?

Очень скоро Кай разочаровался: существо если и превосходило разумом живжигу, то не особенно. Слова и эмоции, сложнее самых примитивных, до него не доходили, но каким-то образом достучаться до него Кай сумел. Его тень к тому моменту была слаба и вряд ли помогала. Сам он… вероятно, буровил какую-то чушь, бредя и часто впадая в забытье. Однако в какой-то момент жвалы разжались, а когти перестали наносить порезы. В голове возникло протяжное, тихое, завывающее — вовсе не слова или эмоции, а их отголоски.

Еще послышалось удивление: существо не думало, будто еда способна говорить. Оно и Кай сосуществовали в одном плане бытия, но воспринимали друг друга по-разному. Для монстра он являлся едой, причем едой добровольной: рождающийся и растущей лишь затем, чтобы напитать, выпустить в мир, наделить подобием материальности — самое настоящее чудо для всякого обитателя той стороны. Существо полагало подобное единственным смыслом существования Кая.

Объяснять абсурдность подобной убежденности было бесполезно. Точно так муравей мог бы рассказывать о своих проблемах человеку: последнему неважно и неинтересно, у него имеются свои заботы и устремления. Ну разве какой ученый заинтересовался бы, пока не понял, что его поднимут на смех коллеги. Попытка сформулировать мысленно, как ему плохо, привела бы к обратному: существо захотело бы поскорее испытать нечто похожее, для него не существовало плохо-хорошо, весело-грустно, больно-приятно. Оно обитало вне человеческих эмоций и ощущений. Ему по сути нравилась только кровь, вернее жизнь, которую оно втягивало вместе с нею. И уж точно не стоило требовать остановиться. Хотя… а почему бы и нет?

«Убирайся!» — приказ зазвенел в ушах, одно единственное слово вытянуло остатки сил.

Вряд ли Кай справился с посылом. Лео говорил: перед лицом гибели у многих случается резкий прилив возможностей; раньше именно так ученики умудрялись «прыгнуть выше себя», а маги достигали новых высот владения силой. Сам Лео научился входить в собственную тень именно таким образом. Вот только Кай, видно, в самого себя не слишком верил. Ему почудилось иное.

В какой-то момент перед мысленным взором вспыхнуло. Вспомнились потоки силы, огибающие планету и питающие щит, хранивший этот мир от проникновения извне. Их мизерная часть отклонилась от курса, мгновенно преодолела огромное расстояние от поверхности жизненного слоя до пещеры, пронизала…

А дальше Кай ничего не запомнил. Очнулся по-прежнему на нитях, только монстра больше не было рядом. Существо находилось у стены возле самого потолка: выпивало того, кто назвался новым империусом.

То ли светлый что-то ощутил (магом он являлся сильным, вполне мог), то ли правильно подгадал время и вернулся насладиться гибелью «отродья» или его согласием. Монстр же, отпрянув от внезапно проявившей несговорчивость добычи, мгновенно переключился на новую — более питательную и живую: сиганул к отворившейся двери, пронзил передними лапами тело, утащил повыше.

Кай читал байки Женькиного мира. В них почему-то считали самой ценной — последнюю каплю крови. Вот только монстр, видать, о том не имел ни малейшего понятия, руководствуясь лишь собственными вкусовыми пристрастиями и разумным доводом: тело, в котором больше сил, питательнее. Кровь светлого была для него не просто проводником в реальность, а лакомством.

Создатель искусственного пространства закрывает его от посторонних. Он способен протащить туда любого, нехитрым способом: взяв за руку и перетянув через порог. Вот только светлый мерзавец такого не делал. Видимо, желал оставаться для своих по-прежнему пресветлым, не желал показывать свою склонность к жестокости и пыткам. А может, просто не учел, не подумал, будто здесь ему может понадобиться помощь и спасение. Империус притворил за собой дверь, потому, если кто и остался снаружи, помочь ему не мог. Ну а потустороннему монстру способен противостоять лишь темный маг, не человек и не светлый одаренный — это правило не давало осечек никогда.

Самозваного империуса стоило уничтожить, потому Кай ничего не предпринимал до тех пор, пока монстр не убил того окончательно. Только затем Кай начал очень осторожно перемещаться по нитям, позвал тень, и та откликнулась, встала за плечами, обняла, защищая.

Хранить реальный мир от потустороннего… все равно какой из существующих — не просто долг некроманта перед живыми, это его глубинная суть, истинное предназначение. Только ради него некроманты рождаются, живут и погибают. Потому Кай ни мгновения не сомневался, что станет делать. Когда он полз по нитям, у него дрожали руки и ноги, пот заливал глаза, сердце стучало, как у загнанного барсовока. Вот только, если тварь обретет материальность, ему станет хуже в сотню тысяч раз. И всем иным — тоже. Поскольку выйти из искусственного пространства способен любой, достаточно сильный, если обнаружит выход или проломит для себя новый. Способен ли на такое голодный монстр? Наверняка.

Тварь медленно менялась: Кай замечал возникающие на призрачной шкуре бурые шерстинки, пропалены на не до конца сформированном теле превращались во вполне реалистично выглядящие шрамы.

Светлый не умер мгновенно, пытался отбиваться, пусть то и не имело смысла. Однако его слишком быстро отравляла слюна твари. Каю она не могла доставить вреда, а империуса разъедала: кожа истончалась и облезала, обнажая мясо, тело буквально разваливалось на куски. Тварь похрюкивала, поглощая, все сильнее материализуясь. Она и не заметила, когда Кай положил руку ей на спину.

То, что недавно являлось светлым магом, с влажным чавканьем рухнуло на пол у стены. Однако тварь не спешила поворачиваться, застыла, словно не решаясь что-либо предпринять, будто подпав под заклятие. Кай не стал ни ждать, когда монстр отомрет, ни раздумывать о столь странной реакции. Он начал проговаривать про себя слова, а вокруг принялась раскручиваться радужная воронка.

Рассказывали, отзыв самых сильных монстров временами приводил к засасыванию на изнанку бытия и самого некроманта. В таком случае он воплоти оказывался на той стороне. Наверное, кому-то даже удавалось возвратиться, но, если это и происходило, рассказывать никто не спешил. Тварь засосало в воронку с отъявленным визгом, ударившим по ушам. Кай стер кровь, пошедшую из правой ноздри. Его тоже начало затягивать. Он изо всех оставшихся сил вцепился в паутину, но пальцы соскользнули, его понесло в раззявленный зев. Однако стоило коснуться мглы внутри воронки, как Кая ослепило, а затем вытолкнуло с такой силой, что он пролетел до центра пещеры и повис на нитях, как в люльке.

Вот только рассказывать о том Женьке ему не особенно хотелось. По крайней мере сейчас. Тем более, не желал он, чтобы Женька видела останки. Конечно, в истерику не впадет — не тот склад характера — но все равно стоит оберегать душевное здоровье тех… кого любишь.

— Кай?.. — позвала она. Видно сидеть и пялиться на его распростертое тело ей надоело.

— Ты знаешь, что тебя здесь не должно быть? В смысле вообще, — поинтересовался он. — Это пространство создано искусственно и никто, кроме создателя…

— А я — читер теперь, — улыбнулась Женька.

— И кто этот неведомый зверь?

— Тот, кому правила не указ.

— Правила мы с тобой и так попираем десятками на дню, — прошептал Кай, открывая глаза и поднимаясь на локте. — С законами, в том числе физическими, однако, сложнее.

И тут ее прорвало. Вероятно, у настоящих лихописцев нескончаемый поток слов, начинающий из них литься, заменяет истерику. Кай выговариваться не мешал, наоборот, ему было интересно. Смерть Лео, пусть он и знал о ней, наполнила душу грустью, быстро преобразовавшейся в светлую печаль, когда Женька поведала, кто именно пришел за наставником, чтобы препроводить на ту сторону. Уничтожение Сестрия же не оставило ничего, даже краткого удовлетворения.

— Здесь где-то должна быть дверь, — сказал Кай, когда Женька выговорилась, а он нашел в себе достаточно сил, чтобы не только подняться, но и стоять, не рискуя упасть, и идти, не шатаясь из стороны в сторону. — Только мы вряд ли откроем.

— Зачем нам пытаться ее открывать? — удивилась Женька. — Ты разве не слушал? Магия перемещений работает. И плевать ей на можно и нельзя.

— Слушал, — возразил Кай. — Понял. Но, видимо, не могу осознать. А мое имя, значит, универсальный ключ?

— Угу, — Женька своевременно ухватила его за руку.

— Попробуем, — сказал Кай с сомнением и представился: — Кайринглин Дарвейн Нестра-Лейн.

Последнее мог не добавлять. Пол ушел из-под ног уже после произнесения первых двух слов, но Кай упрямо договорил, поскольку не считал свое имя полным без упоминания названного и единственного настоящего отца.

…Выкинуло их в подвале. Как сказала Женька, вполне привычном для ее мира, пусть Кая сборище толстых труб, змеившихся вдоль стен, несколько нервировало.

Первое тело они обнаружили почти сразу. Светлый маг лежал возле стены, из рваной раны на голове кровь больше не текла. Судя по проломленному затылку, душегуб подкрался к нему со спины.

Женька сильнее сжала руку Кая. Он ответил взаимным пожатием.

— Я не боюсь трупов, — прошептала она. — Мы с Пал Палычем ведь и на местах преступлений бываем, и…

— Я не сомневаюсь в твоей отваге, — произнес Кай и удивился насколько легким в этот раз вышел у него переход на «ты». Выкать он не мог себя отучить при всем старании с прилежанием. Потому, даже произнося «ты» всегда чуть запинался. А теперь вышло естественно.

— Наверное, нужно вызвать полицию?

— Нет.

Он распростер руку над телом, и вскоре оно пропало без следа. Если бы Женьке за каким-то лядом пришло в голову описывать процесс исчезновения, она сравнила бы его с плавным увеличением прозрачности слоя в специальной программе на компьютере, которой пользовались художники, предпочитающие планшет и стилус карандашам и краскам.

Убийцу они нашли, уже поднявшись по лестнице. Подвальная дверь, которую Кай — словно почувствовал, что так надо — открыл с ноги, приложив немалое ускорение, вдарило светлому магу по носу и впечатала в стену изрядно дезориентировав.

— Сколько вас осталось?! — спросил Кай.

Светлый маг зашипел огромным змеем. Женька с брезгливостью, ей обычно несвойственной, заметила, что у того отсутствует язык. С щелчком пришел в движение лифт, заставив Кая отвлечься. Мгновения хватило светлому, чтобы вырваться. Он помчался вверх к разошедшимся створкам. Женька еще успела удивиться: по ее расчетам кабина находилась на верхних этажах. Кай кинулся следом, но не успел преодолеть и половины ступеней, как раздался короткий крик. Через несколько секунд из лифтовой кабины откуда-то сверху полилась ругань и хлопки: некто застрявший спешил поделиться с миром своим возмущением.

Как выяснили ремонтники, прибывшие где-то через три часа извлекать сидельца, произошло короткое замыкание, в результате которого открылись лифтовые двери на всех этажах кроме того, на котором намертво застряла кабина. При этом сколько ни пытался застрявший развести створки — а он оказался мужиком в хорошей физической форме — не удалось у него ничего, двери заблокировало намертво. По счастливому стечению обстоятельств в лифтовую шахту никто не ухнул. Видать, правило «прежде чем войти в лифт, убедитесь, что он на месте» жильцы таки вызубрили. Украшение в виде перстня-креста, оставшееся лежать на дне шахты после того, как тело последнего светлого мага навсегда покинуло мир, которому не принадлежало, так никто и не нашел.

Дух погибшего Кай вызвал, не сходя с места, и тот подтвердил, что являлся последним из имперцев. Отсутствие языка нисколько не мешало призраку говорить.

— Остальные так или иначе уже нашли свою смерть, — уверял он.

— Своего подельника-то ты зачем убил? — спросила Женька. Она снова стояла возле Кая и держала его за руку, потому призрак ее и слышал, и видел.

— Империус погиб, — сказал он. — Мы все почувствовали это. Все… — он хмыкнул, — оба выживших. И означало это главное: тот, кто останется, примет мир под свою единоличную руку. Я должен был стать новым империусом! Мой род достаточно высок для такого. Языка меня лишили именно потому, что империус нынешний опасался смещения. Какой же правитель без языка, — он помолчал некоторое время, затем договорил. — Каритос наверняка воспротивился бы моему первенству. Он тоже высокороден. Как-никак все мы здесь элита, пресветлые из пресветлых. Я всего лишь устранил соперника.

— Какая омерзительная бессмыслица, — оценил поступок Кай.

— Не скажи! — взвыл призрак. — Мы пришли в мир, дарованный нам господом! Это наш мир, и тот, кто остался последним стал бы равен богу!.. — поддавшись эмоциональному порыву, он воздел над головой кулаки.

— Ты остался. Последним, — напомнил Кай холодно. — И как божественность? Ощутил всемогущество?..

— Не издевайся надо мной, некромант, — с горечью в голосе проронил призрак.

— Не стану, — произнес Кай. — Смысла оно не имеет. Да и сдается, ты уже понял, что россказни о божественности не имеют с реальностью ничего общего.