— А эти что здесь делают? — был первым вопрос среди обучающихся морскому делу молодых дворян, когда среди них появилось двое английских и двое итальянских учеников.
— Молчать! — грозно воскликнул капитан корабля, на палубе которого все они и были в порту Кронштадта.
Тут же воцарилась абсолютная тишина. Лишь шёпот волн и крики чаек вокруг нарушали покой. Приступив рассказывать лекцию, которую ученики только успевали записывать графитными карандашами, капитан прохаживался по палубе и время от времени поглядывал на редко записывающих итальянцев.
Не выдержав терпеть одолевающее любопытство, капитан скоро обратился к одному из них:
— А Вы, сударь, всё думаете запомнить?
— Да, капитан, — кивнул тот, выпрямившись перед ним, и говорил медленно, с мягким акцентом. — К сожалению, только девять месяцев потратил на обучение русского языка. Говорить могу немного… Понимаю больше, а вот записать… Пишу кратко и на итальянском, с Вашего разрешения.
— Вот как? — с интересом заглянул капитан в его записи и с улыбкой продолжил читать лекцию дальше.
— Молодец, Гаспаро, — прошептал молодому итальянцу сидевший рядом русский ученик, а слушающий с другой стороны итальянский товарищ улыбнулся в поддержку, после чего Гаспаро ответил:
— Россию полюбили сразу. Мы и между собой общаемся по-русски.
— Тишина! — оглянулся на них капитан, но голос его уже казался более мягким.
Дождавшись, когда все лекции закончатся, Гаспаро с другом поспешили вновь оказаться на берегу Петербурга. Радость переполняла, что в предстоящие дни лекций не было запланировано из-за подготовки к празднованию дня рождения Императрицы…
— Фабио! Куда сегодня? — вопросил довольный Гаспаро у друга, когда остановились на площади, и тот, радостно ударив по струям фонтана, засмеялся:
— Подглядим для начала опять за упражнениями тех красавиц?
— Я надеялся на это, — засмеялся Гаспаро, и они побежали к городским каретам, которые ожидали у площади, тут же наняв одну из них.
Когда прибыли к воротам одного из особняков, друзья расплатились с извозчиком и подкрались подглядеть, что творится в саду за воротами…
Там, выстроившись в два ряда, одетые в белые рубахи и чёрные кюлоты* пятнадцать девушек следовали указаниям стоящей перед ними дамы. Она выполняла движения, показывая, как надо, а девушки дружно повторяли.
Ещё долгое время Гаспаро и Фабио подглядывали за гимнастикой прелестниц. Фигурка каждой привлекала их внимание, но жалели, что лиц было не разглядеть. Настолько далеко стояли.
— Жаль, мы не в Древней Греции, где телесные упражнения было принято проводить в обнажённом виде, — вздохнул Фабио, и Гаспаро не успел ответить.
Им в спины, заставив выпрямившись, кто-то приставил острые концы шпаг. Медленно повернувшись, друзья уставились на двух гвардейцев. Те гордо возвышались перед ними, показывая силу тела и высокий рост, но и Гаспаро с Фабио не уступали по тем же внешним данным. Однако обоим, оказавшимся в столь щекотливой ситуации, пришлось следовать указаниям и предстать вскоре перед той самой дамой, которая оказалась воспитательницей.
Только девушки убежали из сада, скрывшись в доме, она свысока взглянула на виновато смотревших себе под ноги Гаспаро и Фабио:
— Так вы говорите, что эти мичманы подглядывали? — вопросила она гвардейцев, и те хором подтвердили, что видели своими глазами.
— Как, должно быть, расстроится ваш капитан, — смотрела на виновников воспитательница, но те молчали.
Отпустив гвардейцев, она прошлась вокруг Гаспаро, оглядела с ног до головы и Фабио:
— Дело молодое…. не буду жаловаться, но возьму с вас обещание, что больше подглядывать не будете.
— Не будем! — друзья тут же взглянули в глаза, широко их раскрыв, словно клялись выполнить сие обещание.
— Вот и прекрасно, — засмеялась довольная воспитательница, протянув им руку.
Друзья поочерёдно поцеловали её и убежали с территории особняка…
* — кюлоты — узкие и укороченные штаны, наподобие бриджей, прикрывающие колени и застегивающиеся внизу на пуговицы.