Без награды добродетель
Не бывает никогда;
Ей в подсолнечной свидетель
Бог и совесть завсегда.
Люди также примечают,
Кто похвально жизнь ведет;
За невинность увенчают
Девушку в осьмнадцать лет…*
Читая стих, Лев Азарьев с игривой улыбкой на лице приближался всё быстрее и быстрее к вышедшим из бани сёстрам. Одетые в халаты, девушки стали кутаться ещё плотнее, ощущая стеснение от прибывшего названного брата.
Юлия же не стала дожидаться и убежала скорее в дом, а Алёна, собравшись за нею следом, попала в крепкие объятия Льва.
— Что ж вы так боитесь-то меня? — улыбался он, и показалось, что искренне желает добра.
— А чего ж охотишься? — прищурилась она.
— Коль девица того хочет, — засмеялся он. — Вижу же, что обожаешь, когда бегают да завоёвывают.
— Верно, — призналась Алёна. — Обожаю.
— Так подпусти хоть на минутку, — стал покрывать он её шейку поцелуями, но Алёна с озорством толкнула его и скрылась в доме.
— Завоюю! — крикнул вслед довольный Лев, и крик его Алёна услышала, выглянув тут же в окно.
— Идёшь? — позвала сестру Юлия, стоя уже на лестнице, чтобы подняться в спальню.
Расставшись до вечера, сёстры встретились в комнате Алёны, и Юлия не замедлила вопросить то, что всё это время тревожило:
— Душа моя…. поделись?… Мне показалось, или тебе понравились его объятия?
— Чьи? — сделала Алёна вид, что не поняла, но по лицу сестры видела недовольство и решила быть искренней. — Да…. должна признать, понравились. Сильный он, жаркий… Как раз, как мне мечталось.
— Что ты говоришь?! — перекрестилась Юлия. — Грех-то какой! Он же брат нам!
— Да какой он нам брат? — засмеялась сестра и вышла на балкон, свободно вздохнув и потянувшись темнеющим к ночи небесам. — Вот, если бы Фабио так схватил, украл меня, сделал своею.
— Нельзя же так… Ты слишком смелая, — встала подле смущённая Юлия, а взгляд заметил какие-то тени в саду. — Кто здесь? — вопросила она тут же с балкона.
— Любовь моя! — отозвался Гаспаро, сняв чёрный плащ, которым прикрывался.
— Мой милый Гаспаро! — воскликнула радостно Юлия, и Алёна шепнула ей:
— А ты слишком уж нежная. Милый… Ой, берегись, может обман всё.
— Каждому своё. Значит, надобно так, — вновь смутилась сестра, но поспешила покинуть спальню.
Она выкралась незаметно из дома и побежала в сад, где стоял любимый с розой в руках… Так и смотрел на балкон, куда неожиданно для Алёны полез Фабио, одетый, как он, в чёрный плащ…
— Я уж думала, позабыли бедную Алёну, — кокетливо молвила та и поддалась в объятия Фабио, страстно захватившего в плен поцелуев.
Так и не выпуская друг друга из жарких рук, они исчезли с балкона и пали на постель. Только и горело желание навеки остаться вот так вместе, чтобы никто и ничто не мешало, а души наполнялись желанной радостью…
— Милый… мой…. Гаспаро, — прошептала Юлия, встав позади любимого, с ожиданием смотревшего на балкон.
И не надеялся он, что появится его любовь здесь. Думал, скрылась где-то в комнате, а голос позади пробудил и заставил оглянуться. В то же мгновение Юлия оказалась в объятиях возлюбленного, вручившего ей хрупкий цветок.
Бережно обнимал Гаспаро любимую, убирал с лица её распущенные локоны и целовал ласково губы:
— Навсегда…. только твой…
— Ты… не уходи, — молила среди поцелуев Юлия, прижимая одной рукой розу к груди, другой обнимая милого. — Кто… тебя забирает… от меня?
— Как жить без тебя? Не могу и дня без тебя, — шептал Гаспаро, и оба замерли в страхе, что услышали чьи-то приближающиеся шаги.
Скорее скрывшись за высокими кустами рядом, они притаились на время, пока проходивший по тропе Лев Азарьев не вернулся в дом.
— А мы смотрели за вами в бане, — улыбнулся милой Гаспаро, когда опасность миновала, и их взгляды вновь встретились.
— Вы видели нас?! — поразилась та.
— Мы ушли сразу, как только вы стали раздеваться, — обнял её вновь милый. — А что за веник взяла с собой служанка?
— О, это веник из можжевельника, — улыбнулась Юлия в ответ. — Знаешь, и говорят, он изгоняет из парящегося в бане нечистую силу!
— Какая же в тебе нечистая? — засмеялся Гаспаро, а любимая добавила:
— Вот ты смеёшься, а вдруг зло и там поджидает? Вот мы и задабриваем банника, духа бани. Очищает он, браниться там нельзя, упоминать злое. Тогда и счастье ближе.
— Тогда и я навещу банника в скором времени, — обещал Гаспаро, а губы их вновь слились в радости поцелуя…
* — Н. М. Карамзин, 1790 г.