— Спасибо, мам. Ты спасла меня от голодной смерти, — я уплетаю свой стейк. — Мужик и мясо — день чудесный! — прикрывая глаза от удовольствия, коверкаю нашего великого классика.
— Ты что не ел сегодня? — интересуется мама.
— Я экономлю. У меня на карте семьсот рублей осталось. Семьсот! Прикинь?
Мы с мамой ужинаем в ее любимом ресторанчике на набережной. Такое нечасто бывает, но сегодня она сама позвонила мне с предложением накормить несчастного студента.
— Позволь узнать, и на что ты потратил пятьдесят тысяч?
— На то, на это… Я не знаю, — развожу руками. — Я не считал, когда их тратил.
— Именно поэтому мы с папой и лишили тебя кредитки, — напоминают мне, какое я ничтожество.
— Так я усвоил урок. Честно! — восклицаю, не переставая жевать сочное мясо.
Удрученно вздохнув, мама ставит на колени свою сумку, расстегивает молнию и протягивает мне ключи от моей малышки.
— Машина на парковке ресторана. И вот, — следом кладет на стол несколько пятитысячных купюр.
Я сразу хватаю брелок и двигаю ключи ближе.
Господь Всемогущий, неужели закончились мои мучения?
— За машину прям респект и уважуха, мам, — благодарю свою матушку поклоном до земли. — Так, — бормочу, выпрямившись, — сколько тут? — хватаю и пересчитываю купюры. — Двадцать тысяч?
— В следующем месяце как хочешь, — строго произносит мама. — Я не дам тебе ни копейки сверх того, что перечислит отец.
— Да, мам, хорош, — легкомысленно тяну. — Я же все понял. Я осознал. Почти, — для бо́льшей убедительности хлопаю ресницами.
Мама молчит. Затем нам приносят счет.
— Кто та девушка? — ни с того, ни с сего интересуется мать.
Я оглядываюсь, пытаясь понять, на кого она смотрит.
Один из столиков позади нас убирает официантка.
— Какая? Эта? — ошарашенно смотрю на маму. — А я откуда знаю? По-твоему, я должен знать всех девчонок в городе?
— Я не про официантку, — с раздражением шипит она, — я о той, которую ты приводил к нам в воскресенье.
Я морщу лоб.
— А-а-а, ты про Дину. А что с ней не так?
— У вас серьезно?
— Да. А что?
— Хватит юлить, — сердится мама. — Отвечай нормально, когда тебя спрашивают! — произносит своим прокурорским тоном.
— А что я должен сказать?! — огрызаюсь в ответ. — Дина. Арсеньева. Учится на первом курсе. Примерная девочка. Отличница. Еще она вяжет всякие прикольные штуки. Ты же видела те кеды?
— Ты знаешь из какой она семьи? Кто ее родители? — нетерпеливо интересуется мать.
— Нет. А зачем? — пожимаю плечами.
— Вот что, Тима, заканчивай с ней.
— То есть как? — хлопаю глазами. — Не врубаюсь.
— Перестань морочить девочке голову.
— Почему? Может, она мне нравится.
— Ну конечно! Она тебе нравится! — с сарказмом говорит мама.
— Ма, да чего ты докопалась? Дина нормальная, ты же сама ее видела! — я реально не понимаю суть ее претензий.
— Вот именно! Видела, — она морщит нос. — Пойми, Тима, она тебе не пара!
— Да почему?! — повторяю в замешательстве.
— Потому что она не нашего круга!
— Она не твоего круга. А я-то здесь при чем? — подавляю раздраженный вздох.
— Ну как знаешь… — мама тянется к ключам от моей бедной тачки.
Кажется, теперь я начинаю понимать, для чего она позвонила мне и позвала поужинать.
Она категорически против того, чтобы я встречался с Арсеньевой.
Вот это да.
А я-то, олух, решил, что она наоборот будет довольна.
— Ты опять заберешь машину? Из-за девчонки, которая по-твоему мнению мне не подходит? — озвучиваю свои выводы.
— Ты снова толкаешь меня на крайние меры, — расправив плечи, она склоняет голову на бок и разглядывает брелок.
— Мам… — у меня отвисает челюсть от шока. — Ты собираешься меня шантажировать? Ты?! Прокурор все прокуроров?! — пытаюсь свести наш разговор к шутке.
Она не может говорить всерьез всей этой фигни. Мне же не десять лет. Я взрослый, я встречаюсь, с кем хочу.
— Ради бога, говори тише! — озирается мама. — Тима, ты помнишь, мы с Еленой знакомили тебя с ее дочерью…
Даже не дослушав, я трясу головой.
— Мне не нравится Ярошинская. Ее мать и то симпатичнее. Что за тупое сводничество ты мне опять предлагаешь? — с изумлением смотрю на нее.
— Я предлагаю тебе выгодную партию, — мама выключает прокурора и включает дипломата. — Ты же понимаешь, что мы с отцом не будем обеспечивать тебя всю жизнь?
Я пожимаю плечами.
— И ладно. Я лучше в теплотрассе буду жить, чем замучу с дочкой Ярошинских. Она капец какая страшная. И тупая! Как полено. Нет. Как целый камаз дров!
— Не выдумывай, — устало вздыхает мать. — Просто у неё аристократические черты лица. Да, Лиза не Эйнштейн, но она целеустремленная, с великолепным стилем. Ты знаешь, кем были ее предки?
— Дай угадаю? Приматами? — мои губы кривятся в язвительной улыбке.
— Она из дворянского рода… — начинает мама, посылая мне многозначительный взгляд.
— Да мне по барабану! — снова перебиваю ее. — Тема закрыта!
Поджав губы, мать откидывается на спинку стула.
— Как угодно. Но эту деревенскую девочку ты оставь в покое, пожалуйста. Не дай бог она забеременеет, потом такое начнется… — наклоняется ко мне и шепчет, так как мимо нас проходит официантка: — Ты понимаешь, что такие, как она, спят и видят, как бы прибрать к рукам парня из обеспеченной семьи.
— Ты про Дину? Ну нет, она не такая, — заявляю со всей уверенностью.
— Все они не такие до поры до времени, — мамин взгляд чернее тучи.
— Мам, успокойся, — говорю совершенно серьезно. — Никто от меня не забеременеет. Окей?
— Пообещай, что порвешь с ней, — она продолжает гнуть свое.
— Тебе не кажется, что ты перегибаешь? Ты не можешь мне указывать, с кем встречаться! — не выдерживаю я и рявкаю на весь ресторан.
— Ты знаешь, что я могу, — цедит мама.
— Да это же просто смешно, — закатив глаза, усмехаюсь себе под нос.
— Тима? — мать пристально смотрит мне в глаза.
Ухмылка сползает с моего лица.
Я еще никогда не видел маму такой решительной и дотошной. Ей еще никогда не было настолько не похрен на меня.
До этого момента я словно не осознавал, насколько сильно зависим от нее.
— Ладно, — нехотя бормочу, лишь бы побыстрее отмазаться.
— Ты с ней порвешь, — твердым голосом приказывает мама.
— Да у нас и не было ничего! Мы просто общались! — ну вот, теперь я еще и оправдываюсь.
— Тем более! — парирует мама. — Это будет не так болезненно. Вот. Держи, — мама возвращает ключи от моей сиротки, которая стала предметом дебильного торга, после чего кладет в чекбук несколько купюр. — Я уже опаздываю. Мы же поняли друг друга? — буравит меня испытующим взглядом.
— Я тебя понял, — откликаюсь унылым тоном.
— Вот и молодец! Ну пока, — мама поднимается. — Ах, да, забыла спросить, ты с Марго давно созванивался?
Я отвожу взгляд.
— Ну… так… недавно, — и, само собой, вру.
Но мать не проведешь.
— Позвони ей, узнай, как дела, — говорит она. — Пожилым людям ничего не нужно, кроме внимания.
— Если бы она только слышала, что ты назвала ее пожилой.
— Позвони ей, — требовательно повторяет мама.
— Ладно, позвоню, — пытаюсь скорее ее спровадить.
Только разговора с бабулей мне сейчас не хватает для полного счастья.
— Ну все, не делай глупостей, я побежала! — бросает на прощание мама.
Когда она уходит, я прошу принести мне еще кофе.
Настроение тупое.
Ничего не хочется, ни домой, ни на тусу. Внутри такая тоска, хоть вой.
На этой не совсем оптимистичной ноте мне и звонит мой дружбан Немцев.
— Слушай, тут такая тема, ты не поверишь! — загадочно начинает он.
— Удиви меня, старик, — бормочу я, кивая официантке, когда та приносит мой кофе.
— Аню с Диной выперли из общаги, прикинь! — на одном дыхании выдает Фриц.
Я так и не успеваю сделать глоток.
— Да ты гонишь?
— Они шмотки собирают, — рассказывает Влад. — Петрова только что звонила, вся в слезах, ноет, не знает, что делать, — судя по голосу, ему ой как весело.
— А что они натворили? — спрашиваю его.
— Я толком не понял, но выперли их из-за травы, — сообщает Фриц.
— Да не может быть! — вылетает у меня.
— Петрова сама сказала! — утверждает парень.
— Они курили или что?! — это даже звучит дико.
— Не знаю, я свечку не держал. Но выгнали обеих.
Не верю своим ушам.
— Ну ни хрена себе!
— Понимаешь, какой это шанс? — говорит Фриц после паузы. — То, что я тебе предлагал на днях — это шняга. А тут добыча сама идет в руки.
Я непонимающе хмурюсь.
— Так что за тема, ты говорил?
— Как что? Ты можешь оказать ей услугу. Приютить, обогреть. Перед таким поступком ни одна телка не устоит.
— А-а-а, — тяну, сообразив, к чему он клонит, — ты вон, о чем.
Это уже, как бы, неактуально.
— Не тормози. Это всего на несколько дней. Потом они что-нибудь придумают, но ты поднимешь свой рейтинг, — тараторит Фриц.
Я хмурюсь.
— Им некуда идти?
— Конечно! И денег нет. Это идеальный момент, Тим! Только представь, эта маленькая бездомная дурочка смотрит на тебя как на благодетеля. Кайф! Да и мне с Аней что-нибудь перепадет. Давай оттянемся? — Фрица просто распирает от собственной сообразительности.
Я хочу отказаться. Я должен отказаться, черт возьми, потому что его слова звучат слишком цинично. Одно дело — охмурить девушку, а другое — воспользоваться ее уязвимым положением.
Но тут возникает диаметрально противоположное чувство. Я представляю, как Дина сидит на моей кухне… в моей футболке… с голыми коленками… невыспавшаяся после бессонной ночи… пьет кофе или что там она пьет…
Поэтому я говорю:
— Ладно. Что… что мне делать? — растерянно спрашиваю.
Хорошо, что Фриц сейчас не видит моего лица, потому что я стопудово похож на идиота.
— Я сам все сделаю, — уверяет меня змей-искуситель. — Заеду за ними, загружу их шмотки и привезу. Не знаю, прими пока душ, побрейся, сгоняй за резинками, — еще и ржет надо мной.
— Иди в жопу, советчик, — осаждаю его. — Я даже не дома.
— Тогда тебе стоит поторопиться, — распоряжается Немцев. — Только полегче с подкатами. Помнишь наш разговор про деревенских дурех? Я говорил “одна роза”! Одна, братан! Как сейчас помню! А ты сколько ей приволок? Петрова задрала меня с твоим букетом, ждет, что я ей такой же подарю. Не делай так больше. Не по-пацански это.
— Черт, Фрицуха, ты сегодня заглохнешь? — ворчу я, пытаясь скрыть нахлынувшее воодушевление. — Стрекочешь как сорока.
— Все. Жди меня, и я вернусь, — на этом звонок обрывается.
Отлично. После ухода матери не прошло и пяти минут, а я уже встрял.
Она хочет, чтобы я избавился от одной девушки, а я собираюсь приютить сразу двух.
И это так смешно и нелепо, что самому не верится.
Мама точно будет в ярости. Но в конце концов, что она сделает, если узнает? Поставит в угол? Снова отберет машину? Лишит содержания?
Размышляя о возможных последствиях, я понимаю, что любой исход — фигня в сравнении с тем, о чем говорил Фриц.
Игра, определенно, стоит свеч. Тысячу раз стоит.
Мой пульс учащается, внутри зарождается какое-то первобытное чувство.
Я хочу покорить ее, завоевать, сделать своей. Мне нужно, чтобы эта девушка смотрела на меня по-особенному, не как на благодетеля, а как на…
Черт. Что со мной творится?
Забудьте, что я сказал. Ок?
Я не Фриц и не питекантроп какой-нибудь.
Я просто хочу помочь девчонкам в трудной ситуации.
Так и запишите.