Нарушая правила

Глава 33. Дина

Я щелкаю выключателем и на ощупь добираюсь до кровати. Когда глаза немного привыкают к темноте, начинаю различать силуэты мебели, фотографий в деревянных рамках на стене и согнутые ноги Тима.

Луч света уличного фонаря, пройдя сквозь занавеску, разрисовывает стену моей спальни причудливыми узорами. Где-то вдалеке лает собака. В доме тихо.

Мы с Тимом одеты и лежим прямо на покрывале.

Ян ушел гулять, а Костя с Олей в своей спальне. Когда мы с Тимом вернулись домой, Оля уже увела брата, и больше он не показывался.

— Да, у меня маленькая кровать, — смущенно бормочу я, слыша, как Тим шуршит обоями, упираясь в стену своими длинными босыми ногами.

— Мне очень нравится твоя кровать, — заверяет он, обнимая меня. — И не только мне. Эй, слышь, тезка? — Тим слегка толкает коленом спящего между нами Тимошку. — Дергай отсюда. Не видишь, папочка приехал. Теперь твоя хозяйка спит со мной. — В ответ на прикосновение кот вытягивается, как сосиска, и недовольно мурлычет. — Что ты сказал? — Тим делает вид, что понимает кошачий язык. — Да я тебе за такое хвост оторву.

— Пикировки с котом… — подкалываю Тима, — это так по-взрослому.

— Ты хочешь, чтобы я вёл себя по-взрослому, да? — Тим проводит пальцем по моему лицу. От звука его хрипловатого голоса у меня тут же учащается пульс.

Очень хочу.

Но не сейчас, когда за стенкой спит мой старший брат.

Тим все же выталкивает кота. Мы прижимаемся друг к другу, переплетая руки и ноги, и целуемся. Одной ладонью Тим придерживает меня за шею, а второй рукой, на которой лежит моя голова, гладит волосы.

— Я не верю, что ты здесь, — блаженно вздыхаю, когда мне дают возможность разговаривать.

— Я и сам не верю. Тут так тихо. Вообще непривычно, — шепчет Тим. — Ты знаешь, я же переехал.

— Куда?

— В бабушкину квартиру. Старый фонд, — объясняет он. — Но тебе там должно понравиться.

— Ам… — втянув голову, я умолкаю.

— Что ты тут амкаешь? — Тим приподнимается, чтобы посмотреть на меня.

Я вытаскиваю руку из-под его футболки и поворачиваюсь на спину, задевая плечом стену.

— Вот так сразу?

— А чего ждать? — Тим снова опускается на подушку и жестом собственника перекидывает через меня руку. — Завтра заедем за твоими вещами и все.

— Нет, не все, — твердо говорю я.

— Ладно. Что не так? — ощущаю, как Тим напрягается.

— Не знаю, что сказать.

— Ну ты напрягись, — настаивает парень.

Я медленно выдыхаю. Не хочу с ним больше ругаться и что-то выяснять.

— Знаешь, как я себя чувствовала, когда ты меня выгнал?

— Я тебя не выгонял, — Тим трясёт головой. — Я пытался оградить тебя от последствий общения со мной.

— Но я-то этого не знала, — напоминаю ему. — И мало ли что может случиться. Я все еще не нравлюсь твоей маме.

Тим усмехается.

— Моей маме мало кто нравится.

— Давай не будем торопиться? — предлагаю я.

— Выходи за меня, — одновременно со мной говорит Чемезов.

— Чего? — я давлюсь воздухом.

Он шутит. Я знаю, что шутит.

— Давай поженимся, — спокойно повторяет Тим. — Это же лучший выход.

— Ты прикалываешься?

— В смысле? Я тебе на полном серьезе говорю, выходи за меня замуж, — довольно громко и нетерпеливо объясняет Тим.

— А вот если я сейчас возьму и соглашусь? — поддразниваю его.

— Ну да, я на это очень рассчитываю, — Тим легонько толкает меня локтем в бок.

О, блин, он не шутит.

— Ты все вопросы в жизни так решаешь? С кондачка, — говорю я немного нравоучительно.

— Без понятия. Я раньше ещё никого замуж не звал, — вздыхает Тим. Он приподнимается и подпирает голову рукой. — Дин, это не прикол. — Смотрит на меня. — Зато ни моя мать, ни твой брат нам больше ничего не смогут предъявить.

Кусая нижнюю губу, я спрашиваю:

— Так это из-за них?

— Нет. Это не из-за них. Это из-за нас.

Тим берет меня за руку и начинает рисовать на ней круги большим пальцем — медленно и нежно. По мне тут же пробегают мурашки, а сердце подпрыгивает от волнения.

Не могу объяснить свое состояние. Конечно я в приятном шоке от того, что мой любимый человек предлагает мне руку и сердце, но все как-то быстро случилось. Вы не находите? Вчера мы еще даже не разговаривали, а сегодня лежим в моей постели и обсуждаем женитьбу.

Да ну нафиг.

— Ясно, — пытаюсь как можно тактичнее съехать с темы.

— Это твой ответ? — бурчит Тим.

— Я… Я же не должна отвечать прямо сейчас? А что будет, если мы не уживемся? Ну так бывает, — вспоминаю историю, которую рассказала мне Светлана. — Женятся по молодости, а через год разбегаются.

— Я больше не собираюсь с тобой разбегаться. Ты собираешься?

От его слов у меня опять екает сердце, я начинаю представлять нашу семейную жизнь, а потом, зажмурившись, качаю головой.

— Тим, это же полный бред!

Я отворачиваюсь от него.

— Ну нифига себе заявочка! — Тим касается моего плеча. — Дин, повернись.

— Давай не сейчас? — я оглядываюсь.

Тим отвечает не сразу.

— Ладно, — вздыхает он наконец. — Но обещай, что ты подумаешь. Свое предложение я озвучил, — по голосу понятно, что я уязвила его самолюбие.

Я снова к нему поворачиваюсь.

— Хорошо, — и в знак примирения лезу целоваться.

Перед тем, как заснуть, мы очень долго разговариваем. И от обычных тем про то, кто как сдавал сессию, с кем и где провел Новый год, переходим к более серьезным. Тим говорит о своем детстве, разводе родителей и в свойственной ему шутовской манере придуряется, рассказывая о жизни в доме отчима. Он перечисляет свои художества и даже смеется. А мне, если честно, совсем не смешно. В какой-то момент Тим тоже умолкает. Его грудь поднимается в тяжёлом вдохе, и я понимаю, что он прячет за всем этим ералашем.

И чтобы протянуть ему руку и свою душу, тихо начинаю рассказывать:

— Мою маму машина сбила. Может, когда в деревню заезжал, на столбе видел венок перед зеброй? — спрашиваю я.

— Нет, уже темно было, не обратил внимания.

— Вот и тогда было темно. Мама фельдшером работала, как раз с патронажа шла. Вот ее прямо там… Пешеходный переход уже потом сделали. Но маме это уже не помогло. И ведь мы даже не знаем… Тот, кто ее сбил, просто уехал. Очевидцев не было. Федеральная трасса — пойди разыщи кого.

— Надеюсь, этого урода жизнь наказала, — говорит Тим напряженным голосом. — Сколько тебе тогда было?

— Четыре года.

Я слышу, как он сглатывает вставший в горле комок.

— Это жесть, конечно.

— Да, папа нас один воспитывал, а потом и папу посадили.

— Он после матери таким стал? — меня настораживает странная интонация Тима.

— Каким — таким?

— Ну… ты только не злись, мне мать еще тогда рассказала, что он сделал с тем парнем. Что тот оглох… и все такое.

— Это же неправда! — протестую я. — Это неправда, — повторяю уже тише. — Костя мне говорил, что папу нарочно упекли. Тот, якобы, — я рисую в воздухе кавычки, — пострадавший был какой то шишкой или чьим-то там родственником. Вот папе и впаяли по полной.

— Да? Ничего себе, — удивляется Тим. — Ты к нему ездила?

— В тюрьму? — догадываюсь я. — Нет. Он нам не разрешает. Костя правда пытался сначала. Но папа ему сказал, что это не пионерский лагерь, и запретил его навещать.

— Так это вы сколько не виделись?

— Скоро будет пять лет, — вздыхаю я, представляя папу в тюремной камере.

Что он делает сейчас? Спит? Или нет? О чем думает?..

Тим больше ничего не спрашивает. Только очень-очень крепко обнимает меня.

Утром я просыпаюсь прижатой к стене, потому что Чемезов развалился на всю кровать. Я снимаю с себя его ногу, аккуратно перелезаю, надеваю тапки и потягиваюсь. С приветственным мурчанием на пол прыгает Тимошка. Он тоже спал с нами.

Еще не рассвело, на часах начало девятого.

Я заглядываю в зал, где нет дверей. Ян спит на диване. А на кухне Оля тихонько домывает вчерашнюю посуду.

— А тебе чего не спится? — спрашивает она.

Я сажусь на скамейку и протираю глаза.

— Мы скоро поедем. Не будем вам мешать.

— Ну что за фигня, Дин? — хмурится Оля. — Это из-за Кости, да? — Я упрямо смотрю в сторону. — Дин, не обижайся на брата. Он этого не хотел.

— А чего он хотел? — возражаю я. — Ты же сама видела, он весь вечер непонятный сидел, мы его поздравляем, а он как рыба молчит. А потом на человека накинулся. Это нормально, по-твоему?

— Нет, и ты сама знаешь, что Костя не такой, — тихо говорит Оля, опускаясь на табурет. — Ты просто не понимаешь.

— Чего ж я не понимаю?

— Ваш дядя продает сервис, — шепчет она, оглядываясь на приоткрытую дверь их с Костей спальни.

— Когда?

— Не знаю. Уже объявление дал, ищет покупателя. Костя не хотел вчера портить вам настроение, он сам утром только узнал, — вздыхает Оля. — Перепсиховал… Но он не со зла. И ты не злись, ты же знаешь, он за тебя…

— Не надо за меня извиняться, Оль, — из комнаты выходит Костя — заспанный и помятый. — Налей водички, пожалуйста, — просит свою девушку.

Сверкнув глазами в мою сторону, Оля встает.

Я помалкиваю, наблюдая за тем, как брат пьет, а затем садится на стул, где сидела Оля.

— Ну что, систр, ты все слышала, — опустив голову, он виновато пожимает плечами. — Я теперь безработный.

— Кость, неужели ничего нельзя сделать?!

Лицо Костика мрачнеет.

— Он просит двести за помещение и триста за оборудование,

— Он же купил его у папы гораздо дешевле!

— Это было пять лет назад, — напоминает брат.

— Да…

— У меня нет таких денег. Можно, конечно, тачку загнать, тысяч за сто пятьдесят.

— А кредит взять?

— Думаешь, я раньше не пытался? У меня плохая история и работа неофициальная… — Костя выдает самоуничижительную улыбку. — Короче… — И горестно вздыхает.

При взгляде на него, поникшего и тихого, у меня сердце кровью обливается.

— Это из-за меня, — бормочет Оля, которая до этой минуты стояла молча.

— Оль, хорош, — успокаивающе произносит Костя. — Мне бы все равно не хватило. И я догадываюсь, что речь идет о деньгах, которые Костя отдал, выручая Олю. — А ты, Дин, прости меня. И с парнем твоим я поговорю, извинюсь.

На лбу Костика проступает морщинка, он виновато поджимает губы.

Я грустно улыбаюсь ему. От вчерашней злости на брата не осталось и следа. И теперь я даже его понимаю, потому что сама сижу и злюсь на нашего предприимчивого дядю Петю.

Сволочь! Так бы и врезала кому-нибудь!

Уже позже, когда я собираю вещи и навожу порядок в комнате, Тим замечает мою нервозность.

— Дин, что случилось? — растерянно спрашивает он, проверяя спросонья свой телефон. — Опять брат быкует, да?

Недолго думая, я рассказываю ему все, что узнала от Оли и Кости.

— Полляма? — Чемезов и бровью не ведет. — И всего-то?

— Я сейчас тебя стукну! — угрожающе смотрю на Тима. Гнев бурлит у меня в крови, не находя выхода. — Если для тебя такая сумма — ерунда, это не значит, что и для других также. Ты же видишь, как я живу! — развожу руками, обращая его внимание на убогий интерьер моей комнаты.

— Я вижу. Ты хорошо живешь, — успокаивающе произносит Тим.

— Издеваешься?

Он качает головой.

— Даже не думал. У тебя есть дом, который ты считаешь своим, есть семья, есть два брата, готовые начистить морду любому, кто тебя обидит. А бабки — это просто бабки.

— Которых у нас нет, — замечаю я.

— Может, я смогу помочь, — задумчиво произносит Тим.

Я выступаю вперед, упирая руки в бока.

— Я тебе не за этим рассказала! Я просто с тобой поделилась! — говорю в свое оправдание.

— Я понимаю. Но я хочу помочь.

— Ты с ума сошел? Ты готов отдать такие деньги посторонним людям?

— Как это посторонним? — недовольно говорит Тим.

— У тебя что реально есть полмиллиона? — с сомнением смотрю на него.

— Я что похож на мажора? — усмехается он. Я хлопаю глазами. В смысле? А что, нет? — Дин, — Тим качает головой, — у меня нет полмиллиона. Но я поговорю с отцом.

— А отец у нас… — вопросительно смотрю на него.

— Пластический хирург.

— Ого, — его ответ застает меня врасплох.

Я ведь даже стала забывать, насколько мы с Тимом разные.

— Да, яблоко упало далековато от яблони, — Тим по-своему растолковывает выражение моего лица.

— Наверное, иметь таких успешных родителей — большая ответственность? — предполагаю я.

Тим пожимает плечами.

— Наверное. Хорошо, что я безответственный, да? — улыбается он.

— Это не так. Взять хотя бы то, как ты переживаешь за брата.

— Ладно, хорош, — тянет Тим и трет лицо.

— Ты очень странный, — замечаю я. — То тебя хлебом не корми, дай повыпендриваться, а как начинаешь тебя хвалить за дело, сразу — ладно, хорош, — передразниваю его.

— Так что? Ты не против, чтобы я поговорил с отцом? — Тим наклоняет голову.

— Не знаю. А что, он вот так просто даст тебе деньги?

— Думаю, да. Ведь я скажу ему, что очень хорошим людям нужна помощь. Врачам же свойственно сострадание и все такое. Я уверен, он не откажет.

— Это очень большая сумма.

— Но она у него есть. Тут проблема в том, согласится ли твой брат принять помощь.

— Да, пожалуй, это будет самое сложное. Он не возьмёт подачки, но если дать ему в долг, взять с него расписку, может, и прокатит.

— Расписку? — Тим недоверчиво морщит лоб.

— Да. Иначе Костя пошлет нас к черту. И снова тебе врежет.

— В свое оправдание могу сказать, что я нарочно не стал защищаться.

— Ну а мы привыкли защищаться и защищать друг друга. Что бы ни случилось — своих людей надо беречь, держать близко-близко и никому не позволять их обижать, — говорю я.

Тим отрывает взгляд от телефона и смотрит мне в глаза.

— Хотел бы я стать одним из них.

— Давай дерзай, у тебя неплохие шансы, — я улыбаюсь ему. — Что ты там пишешь? — интересуюсь, заметив, как пальцы Тима порхают по экрану.

— Хочу сделать доставку. Кофе, яйца Бенедикт и панкейки. Ты будешь? — спрашивает он. Я теряю дар речи и смотрю на Тима широко раскрытыми глазами. — Шучу, — Тим качает головой, смеясь над моей реакцией. — Я пишу отцу, чтобы позвонил мне, когда у него будет время.

— Ох, ясно.

— Денежные средства по договору займа… — бубнит Тим через пару минут. Я заглядываю в его телефон. Он изучает, как составляется расписка. — Капец, и почему вы, Арсеньевы, такие трудные?