Неделю спустя…
— Тейлор? — я тянусь к своей девушке.
— Ммм? — сонно мурлычет блондинка.
Мы лежим на роскошной белоснежной постели в самом лучшем номере отеля “Хилтон”. На Тейлор только черные стринги и короткая белая майка. Почему-то, майка мокрая. Прилипнув к телу, она соблазнительно просвечивает.
— Ты все еще думаешь об Элвине? — спрашиваю, проводя рукой вдоль талии. Ее кожа нежная и гладкая.
— О Джо? Нет, что ты, Тимми, он такой неинтересный, другое дело — ты, — Тейлор обхватывает ладонью мое лицо. Я скольжу взглядом вниз, любуюсь ее грудью и бедрами. Она, пипец, какая горячая. — А с чего это ты решил о нем вспомнить? — с игривой улыбкой интересуется красотка.
Я пожимаю плечами.
— Да так. Пришло на ум. Ладно, крошка, уже поздно. Давай спать, — тянусь к ее губам и жадно целую.
Но Тейлор не хочет спать. Она хочет заняться любовью…
И когда она уже сидит верхом, а из одежды на ней, почему-то, одна лишь ковбойская шляпа, мне на лицо вдруг капает что-то холодное.
— Тима, вставай! — сквозь сон я слышу мамин голос.
— Ну ма-а-а-м! — ныряю головой под подушку, пытаясь уцепиться за ускользающую грезу.
Нет, нет, нет… На самом интересном!
— Немедленно просыпайся! — приказывает мама.
Стоп. Мама?! Откуда здесь мама? Ведь я же один живу!
Я медленно убираю подушку, приподнимаюсь и провожу по морде ладонью, стирая влагу. Прямо надо мной стоит маман со стаканом воды, из которого она меня, видимо, и поливала.
Я не в “Хилтоне”. Я в Ростове. Добро пожаловать в реальность.
Упав на кровать, обреченно вздыхаю.
Блин, мама!
Такой сон обломала… Это же была Тейлор Свифт!
Игнорируя строгий взгляд моей родительницы, я медленно сажусь, повыше натягиваю одеяло и забираю у нее из рук стакан с живительной влагой, часть которой уже впиталась в подушку.
— Кто тебя впустил? — хрипло бормочу, поборов жесточайший сушняк.
— Какая-то полуголая девица.
Неужели это был не сон?
Еще окончательно не проснувшись, я представляю, как Тейлор Свифт открывает дверь моей матери. Но потом вспоминаю, о ком она говорит.
Была тут какая-то вчера.
Мама наклоняется, чтобы поднять с пола мою разбросанную одежду.
Я незаметно просовываю руку под одеяло.
Слава яйцам, трусы на мне!
— Да? — делаю удивленное лицо. — Не знаю я никакую девицу.
Но маму не проведешь.
— Опять пьянки-гулянки? — она качает головой. — Опять штраф? Совесть есть у тебя?! — мама заводится с полоборота.
— Мам, ну хватит, — морщусь от ее резкой интонации. — Башка и так трещит, — пытаюсь вызвать у матери сочувствие.
Хоть каплю.
Как бы не так…
— В кого ты превратился, Тима? — причитает мама, развешивая мои измятые прокуренные шмотки на спинке кресла. — С твоими возможностями, с твоими способностями ты бы мог многого достичь, но, нет, ты будто нарочно гробишь свое будущее. Из московского вуза тебя отчислили… — она начинает перечислять все мои достижения.
— На меня плохо действует разлука с домом, — перебиваю ее.
— Летом в Испании ты что-то не очень рвался вернуться в родные пенаты, — язвит моя старуха.
Ну как старуха? Через два года ей будет сорок, но выглядит она намного моложе. Мои знакомые часто принимают ее за мою старшую сестру. Они же не видели и не слышали, как она меня строит.
— Ты обвиняешь меня в недостатке патриотизма? И что мне делать? Поднимать по утрам государственный флаг? Слушать Баскова? Матрешек коллекционировать?
— Хватит ерничать! — отрезает мама. — Я думала, хоть в этом году за ум возьмешься, — она разочарованно вздыхает.
Ее плечи опускаются.
— Мам, да все нормально, — пытаюсь замять ситуацию.
— Я поговорила с твоим отцом, — сообщает мама после паузы. Я навостряю уши — не нравится мне ее тон. — Больше он тебе ни копейки не переведёт. А я забираю машину. Посмотрим, так ли все у тебя будет нормально.
Я подпрыгиваю на кровати, сообразив, что мать все-таки перешла от угроз к действиям.
— Подожди, ну хорош! — таращу глаза. — Да ничего же не случилось! Ну позависали вчера немного. Выходной же! — оправдываюсь я, но вовремя вспоминаю, что сегодня лишь пятница. — Завтра! Завтра выходной!
— У тебя вся жизнь — сплошной выходной, — с горечью замечает мама. — Нет, Тима. Хватит, — и вновь ее голос тверже стали. — Избаловали мы тебя… Мы же с отцом как лучше хотели, ни в чем тебе не отказывали… — качая головой, она словно не ко мне обращается, а свою совесть успокаивает.
— Вы от меня откупались, — перефразирую ее слова.
Мама с укором смотрит мне в глаза.
— Да как ты можешь?!
— А что нет? — Я знаю, что говорю.
— Ты же меня позоришь! — мама решает зайти с другой стороны.
Не даром она — главный прокурор области.
— Ну извини… — пожимаю плечами.
Не знаю, что ей еще сказать. Подумаешь, штраф за превышение. Ну побухтели вчера с парнями. С кем не бывает?
— Нет, я это уже слышала, — хмурится мама. — По-хорошему ты не понимаешь. Где ключи от машины? — решительно спрашивает она.
— Это же подарок! — напоминаю ей.
— Ну и что? Получишь ее обратно, когда заслужишь. А если не отдашь ключи, я объявлю ее в розыск. Машина-то на мне.
Я закатываю глаза, но не могу не оценить мамину дальновидность.
— Мам, ну, блин, я что пешком ходить должен?
— Будешь ходить пешком, будешь на общественном транспорте кататься, в столовой студенческой питаться будешь, пока не докажешь, что тебе можно верить, что ты ответственный и самостоятельный. Что ты мужчина, в конце концов, а не маленький мальчик!
— Тим, я телефон свой ищу, — в комнату входит девушка, с которой я вчера познакомился.
— Какой телефон? — невинно хлопаю глазами.
Девушка, не обращая внимания на мои слова, осматривает комнату, а я разглядываю ее.
Кажется, Милена. Или Милана. Нет, Милана, была у меня до этого.
Точно, Милена.
А у меня отличный вкус.
Брюнетка. Люблю темненьких (Тейлор исключение). Такая фигуристая, симпатичная и, кстати, полностью одетая. Так что маман зря на меня погнала.
— А-а-а, вспомнила! — произносит девушка, уверенно направляясь ко мне.
Наблюдая за тем, как она подходит к моей кровати, лезет под другую подушку и достает свой айфон, понимаю, что я влип.
— Пока, Тим, — Милена подмигивает мне на прощанье и жестом показывает, что будет ждать звонка.
Ага, мечтай.
— Что это за девушка? — интересуется мама, когда та выходит.
— А я знаю? Она не моя. Чья-то из парней, — продолжаю отмазываться.
Где-то в других комнатах должны спать мои приятели — Фриц и Гошан. И, полагаю, не одни.
— Ну конечно, — мама мне не верит.
— Ма, да я с ней не… Она вообще не в моем вкусе! Мне серьезные девушки нравятся, умные там, скоромные, — я готов сказать, что угодно, лишь бы мать не лишала меня машины.
Да не тут-то было.
— Ключи, Тима, — изогнув бровь, мама берет быка за рога.
— Я понятия не имею, где они, — раздраженно бурчу в ответ.
Не долго думая, мать подходит к креслу, хватает мои черные джоггеры и прощупывает многочисленные карманы.
Ещё пару секунд, и ключи от моей малышки попадают матери в руки.
Насупившись, я демонстративно отворачиваюсь к окну, за которым начинается новый день.
— Скоро у твоего брата день рождения, — голос мамы немного смягчается. — Не забудь, как в прошлом году.
Я закатываю глаза.
— В прошлом году я не забыл, я не успел. Марк в курсе.
— И на счет подарка… Позвони мне, если нужен совет, — говорит мама на полном серьезе.
— Чего?! — возмущенно смотрю на нее. Да за кого она меня держит? За дурачка? За дурачка! — Ма, что-что, а я точно знаю, о чем мечтает одиннадцатилетний пацан, — авторитетно ей заявляю.
— Я о том и говорю. Мы с Владимиром считаем, что подарок должен быть полезным.
Я корчу презрительную гримасу.
С Владимиром…
Терпеть не могу этого нудного стареющего хрена! И что она в нем только нашла?
— Знаешь, что, мам, если вы с Владимиром, — нарочно делаю акцент на имени ее мужа, — решили воспитать не пацана, а ботаника, флаг вам в руки. Только давай, я сам решу, что дарить своему брату?
— Ну хорошо, — нехотя соглашается мать. А после чего добавляет: — Отец заблокировал твою кредитку. Посмотрим, как ты умеешь вести бюджет, — она открывает свою сумку и что-то мне протягивает: — Вот новая карта. Дебетовая.
Я забираю из ее рук кусок пластика и кручу его в руках.
— Сколько там?
— Пятьдесят.
— Сколько-сколько? — ушам своим не верю.
— Пятьдесят тысяч рублей, — отчетливо произносит мама.
— Я умру с голоду.
— Не преувеличивай. В нашей стране минимальный оклад в несколько раз меньше, и ничего люди живут, и семьи кормят.
— Ты меня ненавидишь.
— Ты ошибаешься. Может, я была и не самой показательной матерью, но я много работала и всегда старалась дать тебе все самое лучшее. И где она благодарность?
— Поэтому теперь Марк за меня отдувается? — игнорирую ее попытку пробудить мою совесть.
Мой мелкий братишка — единственный человек, который принимает меня таким, какой я есть. Для него я супер крутой старший брат.
— Он не отдувается, а растет человеком, который знает цену деньгам, — мамин голос сочится недовольством. — Вставай, умывайся, я подвезу тебя до института, — распоряжается она.
— Не надо, — принципиально отказываюсь.
— Ну как знаешь. Я, вообще-то, спешу, — говорит она, загибая рукав белого жакета, и бросает взгляд на свои наручные часы. — Учти, Тима, я даю тебе последний шанс, — снова награждает меня тяжёлым взглядом. — Еще один промах, и я перестаю обеспечивать твою сытую увлекательную жизнь. Папа того же мнения.
Взбешенный тем, что со мной обходятся, как с ребенком, я скребу ногтями щетину на подбородке.
— А он сам мне не может это сказать? Или он, как обычно, слишком занят? — язвлю в ответ. — Какая там уже жена у него по счету?
— Позвони и спроси. Дела твоего отца меня давно не касаются.
Мои отношения с отцом — это отдельная история. Вот уже десять лет он живет в Израиле, и, обычно, мы общались по телефону не чаще, чем пару раз в год. Я звонил ему, чтобы поздравить с днем рождения. Он поздравлял меня и снабжал бабками.
Все было идеально.
А что теперь?
Они с матерью сговорились и решили проучить своего нерадивого отпрыска.
Так непривычно представлять их на одной стороне, ведь все, что я помню о нашей долбанутой семье — их сплошные склоки по любому поводу.
У отца тяжелый характер. У матери — в тысячу раз тяжелее.
Ну и скажите мне, как у этих вечно орущих друг на друга людей мог получиться кто-то другой, а не я?
То-то и оно.
Поднявшись с кровати, я проверяю комнаты в своей квартире. Спасибо, хоть ее мне оставили и не заставили переехать в общагу.
В гостиной храпит Гошан, а во второй спальне Фриц спит в обнимку с какой-то девчонкой. Оба раздетые.
Откашлявшись, я отвожу взгляд от этого зрелища и стучу кулаком по дверному косяку.
— Эй, народ, подъем!
Уже позже, когда Фриц паркуется перед универом, мы курим, стоя возле его "фольксвагена".
После встречи с мамой чувствую себя паршиво. И дело даже не в тачке, которой она меня лишила.
Меня никто не воспринимает всерьез. В меня никто не верит.
Что отец, что мать и ее муж воспринимают меня как иждивенца и ходячую проблему. Когда я был мелким, они осыпали меня дорогими вещами и позволяли творить, что угодно, а теперь вдруг перекрыли кислород, потому что я, видите ли, не оправдываю их гребаные ожидания.
А чего они хотели?
Заметив, как Фриц кому-то машет, я невольно оглядываюсь. По ступеням, ведущим к парапету, поднимаются две девчонки. С одной из них у Фрица, кажется, что-то наклевывается, но это не мешает ему параллельно мутить с другими девушками. Мой же взгляд прикован к ее темноволосой подружке. Что-то в облике этой девчонки кажется мне знакомым. На ней длинная юбка, как у монашки, темно-зеленая куртка и объемный шарф.
— Слушай, ты ее знаешь? — дергаю подбородком в сторону девушек.
Фриц следит за моим взглядом.
— Конечно, это же Аня. Мы, типа, вместе.
— Вместе, — передразниваю его. — А ночью ты с кем сегодня зажигал?
— С Мариной, — зевает Фриц. — Капец, так спать охота. Нахрена только к первой паре припёрлись? — жалуется он. — А чего ты про Аньку спрашивал-то? — прищурившись, пристально смотрит на меня.
— Да, расслабься, мужик, я не про твою блондиночку спросил, — развеиваю его напрасные опасения.
Его лицо разглаживается.
— А-а-а, ты про Дину? Вы же, вроде как, знакомы.
— Серьезно?
— Тим, ты чего? Это же ты над ней тогда поугарал, напугал ментами. Вспоминай! Ну ты еще ей сказал, что всех загребут и надо сваливать!
Не дослушав Фрица, я останавливаю девушек громким свистом. Как по команде, они обе оглядываются. Я с жадностью изучаю лицо той, что меня заинтересовала.
Точно. Я вспомнил.
Это же Насекомыш — перепуганная дурочка в очках, рядом с которой не сработала ни одна из моих победоносных улыбок.
Правда сейчас она без очков.
Еще одна аппетитная брюнеточка с вот такими карими глазищами и ангельской мордашкой. Разве я мог не обратить на нее внимания?
Увидев Фрица, Аня, та, к которой он подкатывает, машет рукой. А вот ее подруга демонстративно отворачивается, предварительно смерив нас таким взглядом, что, если бы им можно было убивать, я бы, без вариантов, дал дуба.
— Ясненько. Так ее Диной зовут. Расскажи о ней.
— Да я мало, что знаю. Она, как Аня, неместная, в общаге живет. Приехала их какой-то деревни. Дубровники, или как-то так…
Я с пониманием киваю, вспомнив наш разговор с этой Диной на прошлой неделе.
Хотите знать, зачем я решил над ней поиздеваться?
Да просто так.
Мне было скучно.
— А что это тебя на деревенщин потянуло? — интересуюсь у Фрица, провожая глазами строптивую девчонку.
— Да ты знаешь, сколько надо на наших городских тратить? Мне предки столько не дают. А этим, крестьянкам, много не надо. В кино сводил, розу подарил и делай с ней, что хочешь и сколько хочешь.
В его взгляде отчетливо читаю холодный расчет и выпускаю струйку дыма в прохладный осенний воздух.
— А ты у нас, оказывается, прошаренный, — меня искренне удивляет откровение приятеля.
Не то, чтобы я вёл себя с девушками, как джентльмен, но подобного рода мысли мне точно в голову не приходили.
— А смысл рвать задницу из-за какой расфуфыренной чики, если эти не хуже? Телки — есть телки, — самодовольно заявляет Фриц.
— Да ты ещё и философ, — я задумчиво отвожу взгляд в сторону. — Слушай, Геродот, а, может, и мне попробовать?
— Ты о чем?
— Ну ты сам сказал, телки — есть телки.
— Так ты хочешь к Арсеньевой подкатить? — догадывается Немцев.
Я пожимаю плечами.
— А что? Она ничего.
— Она-то ничего. Но слишком уж правильная. Вряд ли такая клюнет, — он реально сомневается в моих способностях.
— Ой, слушай, я не спрашиваю у тебя совета, — огрызаюсь я. — Просто устрой нам встречу.
— Ладно, — усмехается тот. — Когда?
Я глубоко затягиваюсь и стряхиваю пепел с сигареты.
— Сегодня.