Нарушая правила

Глава 22. Тим

Я нажимаю кнопку интеркома.

Что за фигня?

Обычно, я спокойно мог входить в дом моей матери и ее мужа. Кто-то из охранников всегда находился на посту перед мониторами и следил за камерами, которыми был утыкан периметр владений отчима. Меня знали в лицо и без всяких звонков и дополнительных санкций впускали на территорию. Однако сегодня я топчусь у ворот словно незваный гость.

— Добрый вечер. Чем могу вам помочь? — раздается мужской голос из динамика.

Я поднимаю лицо к камере.

— Это Тимофей. Ворота откройте. Мне брата нужно забрать.

— Владимир Петрович и Татьяна Сергеевна не давали никаких распоряжений на этот счет.

— В смысле? Ворота откройте! — рявкаю я.

— К сожалению, ничем не могу помочь.

— Моя мать дома? — интересуюсь у охранника, закипая от ярости.

— Нет. Татьяна Сергеевна ещё не вернулась.

— Просто замечательно… Твою мать.

Матерясь себе под нос, я возвращаюсь в машину и в бессильной злобе бью ладонями по рулю.

Этот старый упырь переходит все границы.

Как же он меня бесит, господи!

И это точно он приказал не впускать меня. Мать бы никогда так со мной не поступила.

Наверное…

Я тянусь за сигаретами, но в итоге хватаю телефон и звоню матери.

— Мам? Что происходит? Почему меня к Марку не пускают? Где мой брат? — с ходу набрасываюсь на нее.

— Он дома, — коротко отвечает мама.

— Позвони вашим волкодавам, пусть приведут Марка, я в машине жду.

— Не получится. Служба безопасности подчиняется только Володе. А он запретил Марку с тобой встречаться, — она подтверждает мои догадки относительно отчима.

— Ясно, фюрер вернулся с охоты.

— Да, вчера приехал, — устало произносит мать.

— Что-то я не слышу радости в твоем голосе, — цепляюсь к ее унылой интонации.

— Тима, не лезь. Не нарывайся. Володя… не любит, когда идут против его воли, — не своим голосом произносит мама.

— А мне насрать, что любит твой Володя?! — рычу на нее.

— Немедленно смени тон! — одергивает меня.

— Да какого черта вы делаете?! — все равно продолжаю орать.

— Мы с Володей поговорили, Марку не нужны никакие тренировки.

— А сына вы не хотите спросить?! Ему понравилось! Он там с нормальными пацанами познакомился! Ему нужны друзья! — пытаюсь до нее достучаться.

— Тима… Может, поужинаем? — ни с того ни с сего предлагает мама.

— Ты издеваешься, да?! — вылетает у меня.

— Приезжай. Через час на набережной.

На этом она бросает трубку.

Шокированный таким поворотом я отнимаю телефон от уха и, как дебил, смотрю на экран.

Это что сейчас было? Какой, блин, еще ужин?

Я швыряю телефон на соседнее кресло и смотрю в окно. Над трехметровым забором возвышается особняк, неприступный и мрачный в сгущающихся сумерках.

Мой взгляд скользит выше, туда, где располагается зимний сад. А потом я отчетливо вижу силуэт отчима. Он стоит и смотрит прямо на меня.

Трусливый сукин сын.

Я дергаю рукой, намереваясь высунуть ее и показать отчиму средний палец, но сдерживаю себя от глупой выходки.

Я давно не мальчик и не его пасынок.

Но, покуда отчим решили, что мне не следует переступать порог его дома, так и будет. Я не смогу защитить Марка. А значит, нужно договариваться хотя бы с матерью.

А еще я уверен, мама явно чего-то не договаривает…

Я завожу двигатель, сдаю назад и еду на встречу с ней, намереваясь это выяснить.

В детстве, мне казалось, я всегда точно знал, чего хочу. Неважно, что это было: пицца, новая видеоигра или морская кругосветка. Не могу сказать, что тогда мне удавалось ставить цели и добиваться их, но я с полной уверенностью мог говорить о своих желаниях. А потом мои желания скатились до уровня потребностей. Я понятия не имел, куда иду. Учеба, отношения с близкими — все казалось каким-то неважным. Я словно плыл в тумане на спущенных парусах. И мне даже нравилось мое саморазрушительное поведение. Я считал себя таким, знаете, бунтарем, мятежной душой, сыном анархии, в действительности же даже смешно вспоминать о тех временах.

Дина верно подметила, сказав как-то, что у меня нет цели. Тогда я подумал: “Что за чепуха?”. Однако сейчас понимаю — каким-то образом мне удалось сдвинуться с мертвой точки и задать направление своему бессмысленному существованию. Речь о моем младшем брате. Ведь раньше меня не волновало, каково ему. Казалось, тот, кто заслуживает внимания, сочувствия и заботы — это я сам. Я злился на родителей. Но, если подумать, лучшее, что они могли сделать для меня — вовремя развестись. Конечно, потом на горизонте сразу же замаячил дядя Вова, и я огребал от него чаще, чем того заслуживал. Но он был для меня никем, пустым местом, левым мужиком, с мнение которого я не собирался считаться. Только вот Марку он не чужой.

А теперь этот урод еще и не впускает меня в свой дом…

Что ж, ему не понравилось, что я возил Марка на пробную тренировку. Полагаю, он в бешенстве.

То ли еще будет…

В ресторан я приезжаю намного раньше матери и от скуки переписываюсь с Диной.

Я: Чем занимаешься?

ДИНА: Собираюсь загрузить стиралку, а потом заняться ужином.

Я: Ммм… Еда. Я буду все.

ДИНА: Чемезов, ты хоть иногда думаешь о чем-нибудь еще, кроме чревоугодия?

Я: Естественно. О прелюбодеянии, например.

ДИНА: Напомни-ка, как так вышло, что я с тобой связалась?

Я: Скоро приеду и напомню. Нафиг ужин, прими ванну.

Мои губы расползаются в улыбке, когда Арсеньева присылает мне в ответ стикер — розовощекого котяру.

О, да, я знаю, как правильно смущать эту девушку.

Мысль о том, что очень скоро я вернусь к ней, немного отвлекает от тревоги за брата.

Мама появляется около восьми.

Как только ей приносят меню, и официант уходит, я обращаюсь к матери:

— Ну и?

— Ты не будешь ничего заказывать?

Я отодвигаю пальцем папку, которую мне принесли ранее.

— Ты же меня сюда не есть позвала. Рассказывай, — продолжаю сверлить мать взглядом.

Выглядит она, как всегда, шикарно. Светлые волосы собраны на затылке, неяркая помада, элегантный костюм, уверенная в себе и педантичная до кончиков ногтей — в этом вся моя мать.

— Даже не знаю, с чего начать… — она закрывает меню.

И так тяжело вздыхает, что ее висячие серьги начинают колыхаться.

— С главного. Зачем ты живёшь с этим уродом?

— Потому что должна, — она криво ухмыляется.

— Ничего непонятно, но очень интересно, — иронизирую я.

Бросив взгляд по сторонам, мама наклоняется ко мне и быстро шепчет:

— Я связана по рукам и ногам. Мне никуда от него не деться. Не буду вдаваться в детали, но моя должность — его заслуга. Если бы не Володя, я бы так и протирала юбку в районной прокуратуре. Володя мне помог. У него большие связи в Москве… Очень большие. На самом высоком уровне. Если бы я тогда знала, чем все обернется…

— Так ты из-за должности с ним, что ли? — у меня появляется брезгливое ощущение.

— И да. И нет. Я знаю, он растопчет меня, как букашку, стоит мне только сделать что-то поперек. У Володи есть на меня кое-что…

— Компромат, что ли? — ахаю я. Мама опускает взгляд, тем самым отвечая на мой вопрос положительно. — И что же ты натворила?

Я потираю глаза, словно мне нужно удостовериться в том, что передо мной сидит именно моя мать. И прямо сейчас эта женщина меня пугает.

— Неважно, — отрезает она властным тоном. — Но там достаточно, чтобы засадить меня до конца жизни, — она снова говорит тише. — А если я сяду в тюрьму, Марк останется с ним. В прошлый раз, когда ты застал меня в кабинете, я искала то, чем муж мне угрожает — записи с камер видеонаблюдения, переписку и телефонные переговоры. Почти все его люди были вместе с ним на охоте, кроме парочки новичков.… Я знала, где Володя прячет ключ от своего кабинета, но там ничего нет. Либо я плохо искала.

— А сейф?

Мама качает головой.

— У нас общий сейф, код мне известен. Естественно, он не стал бы там что-то от меня прятать.

— Все так серьезно?

— Я не хозяйка в собственном доме. Володя всегда запирает свой кабинет. Я даже по телефону поговорить нормально не могу, всегда приходится быть начеку и следить за тем, что говорю.

— Он… что… прослушивает твой телефон? — ошарашенно смотрю на мать.

С выражением полного безразличия на лице она кивает.

— Да. И телефон Марка. Володя всегда знает, где мы находимся. Не переживай, телефон сейчас в машине.

На этот раз я кручу головой, чтобы убедиться, что нас никто не слышит.

Ближе всего к нам сидит взрослый мужик и похотливо пялится на мою мать, даже не пытаясь спрятать самодовольную ухмылку. Она очень красивая женщина, как и двадцать лет назад. Дяде Вове есть, из-за чего трястись. И ни один мужик в здравом уме не отказался бы от такой партнерши. Кроме моего отца, разумеется.

— И что теперь делать?

— Искать дальше. Или ждать, когда Марку исполнится четырнадцать, чтобы он мог выбирать, с кем хочет остаться при разводе. Хотя в этом случае мне все равно недолго ходить на свободе. Но тюрьма, на самом деле, еще не самое страшное из того, что может сделать со мной мой супруг.

— Капец… — я крепко зажмуриваюсь, стараясь уложить в голове слова, сказанные матерью. — Нет, я знал, что он козел, но все, что ты рассказываешь… Это какой-то кринж.

— Понимаю. Прости меня, Тима. Но именно поэтому я и хочу, чтобы ты поскорее устроил свою жизнь, пока у меня есть возможность помочь тебе. Сам подумай, если я лишусь всего, кто позаботится о Марке, кто ему поможет? Кто поможет мне, в конце концов? Думаешь, на зоне бывших прокуроров ждут с распростертыми объятиями? — угрюмо спрашивает она.

— Что ты предлагаешь? — смотрю на мать с беспокойством и досадой.

— Помнишь, я говорила тебе про дочь Ярошинских? — напоминает она. Я мгновенно напрягаюсь, услышав эту фамилию. — Ты же знаешь, кто ее отец?

— Мент? — пожимаю плечами.

— Он полковник ФСБ. А его Лиза не первый год влюблена в тебя. Этот союз обеспечил бы защиту всем нам, понимаешь? — немного поколебавшись добавляет мама.

— У меня есть девушка, — напоминаю ей довольно резко.

— Девушек много, а семья одна.

— Вот как ты теперь заговорила, — не могу удержаться от сарказма.

— Неужели тебе плевать на брата?

— Я люблю своего брата и все для него сделаю, но то, чего ты от меня добиваешься — это же чушь! Это средний век! Тупое сводничество! И не факт, что Ярошинский впишется за тебя.

— Не факт, — соглашается она. — Но вдруг получится увезти Марка, спрятать…

Я откидываюсь на спинку стула и морщусь.

— Марк, что пачка баксов, которую можно спрятать? Ты гонишь, мам.

— Я просто в отчаянии.

Ее слова врезаются мне прямо в сердце. Никогда не видел маму такой растерянной и беспомощной.

— А если вам и правда уехать, сбежать? Вдвоем? — я оживляюсь, ухватившись за эту мысль.

— Куда?

— К отцу. В Израиль. Он сейчас одинок.

Мама выпрямляет спину и высоко поднимает голову.

— Нет, Тима… Я не могу убежать, я государственный служащий. Я под присягой, — мрачно произносит она, глядя в точку прямо перед собой. — И потом, между мной и твоим отцом… Все слишком запутанно… Он меня не простит, а я не стану унижаться.

— Да хватит уже думать о себе, — рявкаю в ответ. — О сыне подумай! Ему же плохо с вами.

— Тише, — сердито шипит мать, озираясь по сторонам. — Я поговорила с Володей. Он сказал, что будет с ним помягче.

Я фыркаю, услышав этот наивный бред.

— И ты ему поверила?

Стиснув зубы, мама устало вздыхает.

— А что мне остается? Я теперь всегда стараюсь находиться рядом с Марком или держу Володю при себе. Я контролирую ситуацию.

— Прямо сейчас Марк дома. Как и его папаша, — замечаю я. — Я должен поговорить с ним.

— Нет. Будет только хуже.

— Да куда уж хуже, мам?!

— Я знаю, что говорю. Если не можешь помочь, хотя бы не вмешивайся, — ее слова больше напоминают предупреждение, чем просьбу.

— Это все? Типа, я свободен, могу идти?

Мама открывает рот в очередной попытке возразить, но неожиданно опускает голову.

— Знаю, ты мне не поверишь, но я не хотела для нас всего этого.

— Ага. Я так и понял.

— У тебя есть сигареты? — вдруг интересуется мама. Я с подозрением смотрю на нее. — Я знаю, что есть, — она поднимается из-за стола. — Идем.

Мы выходим на улицу.

Уже совсем стемнело. Накрапывает противный дождь, промозглый ветер колет шею. Я плотнее обматываю ее шарфом.

— И давно ты куришь? — интересуюсь я, поднося зажигалку к ее сигарете.

Мать стоит, опираясь на кузов своего “Лексуса”.

— Да уж подольше тебя.

— Ясно, — я уже ничему не удивляюсь.

— Спасибо, что беспокоишься о брате.

— Я делаю это не ради тебя. Езжай домой, мам.

— Сейчас поеду… Что у тебя за шарф? — она протягивает руку и берет его за самый край.

— Дина связала.

Выдергиваю из ее пальцев конец шарфа.

— Мне нравится, — одобрительно кивает мама. — Я шарф имею в виду, — намеренно уточняет она.

— Хотя бы что-то, — сухо замечаю в ответ.

Еще пару минут мы курим, молча обмениваясь взглядами.

Становится жаль ее. Удивительно, но я готов проглотить все свои прежние обиды. В конце концов, как можно обижаться на женщину, которая сотворила со своей жизнью такое.

Когда я бросаю окурок в урну и направляюсь к своей машине, у матери звонит мобильный.

— Тима? — окликает она меня.

Я вынужден притормозить и оглянуться.

— Кажется, у тебя дома гости.

— Ты о чем? — нахмурившись, я разворачиваюсь и подхожу к маме.

Она вручает мне свой айфон. На экране я вижу Фрица, стоящего перед дверью моей квартиры, а затем и Дину, которая открывает ее и выпускает Немцева. Если судить по цифрам на интерфейсе, все происходит в режиме реального времени.

Я примерзаю к месту.

Какого черта ему надо?

И почему она позволила ему войти?

В голову лезут самые безумные предположения — одно хуже другого.

— В этом приложении я всегда вижу, кто приходит к тебе, кто уходит. Очень удобно, — объясняет мама, разглядывая мое лицо. — Это же твой друг? — кажется, она получает удовольствие от того, как я хмурюсь, глядя на экран. — Надеюсь, ты в курсе, что он должен был прийти? В противном случае у твоей девушки будут проблемы, верно? — от ее тона так и попахивает снобизмом.

Сглотнув горечь, пристально смотрю на маму.

— Это уже не твое дело, — огрызаюсь прежде, чем уйти.