- Нет, - категорично заявляю.
- Почему?
- Потому что я тебе еще не доверяю. Я скажу Оскару, когда буду уверена, что ты не исчезнешь с радаров на следующие четыре года.
- Элла, - Севастьян поднимается со стула и делает несколько шагов ко мне. - Я больше не брошу Оскара, не исчезну и не пропаду.
Я отступаю назад и упираюсь бедрами в кухонную столешницу. Сева делает еще один последний шаг и оказывается вплотную ко мне. Слишком близко.
- Жаль. Я бы хотела, чтобы ты исчез и больше никогда не появлялся. Знаешь, я жалею, что сказала тебе тогда о беременности.
Севу совсем не обидели мои слова. Склонив голову чуть набок, он грустно улыбается уголками губ.
- Ты правда думаешь, что я бы не узнал?
- А как бы ты узнал? Ну только если бы следил за мной.
Я осекаюсь. После внезапного появления Севастьяна на моем пороге я что-то такое подозревала, но…
Неужели это правда?!
- Ты следил за мной?! - возмущенно восклицаю. - Все четыре года следил за каждым моим шагом?!
- Ну, не за каждым твоим шагом. Но да, следил. Вернее будет сказать: наблюдал со стороны.
Меня распирает от возмущения. От ребёнка отказался, даже алименты не платил, а зачем-то «наблюдал со стороны» за нашей с Оскаром жизнью. Знал, что я родила мальчика, знал, как я его назвала, знал, где мы живем.
- Зачем?
Севастьян отходит к окну, и я наконец-то делаю вдох полной грудью. Когда он слишком близко, я не могу нормально дышать.
- Я должен был знать, что с вами все в порядке.
- Зачем тебе это знать?
- Странные вопросы, Элла. Может быть, за тем, что Оскар мой сын?
- Тогда почему ты от него отказался?
- Потому что тогда были такие обстоятельства.
- А сейчас они другие? - иронично выгибаю бровь.
- Да, - по виду Севастьяна понимаю: он начинает злиться.
- И что же изменилось?
- Много что.
Севастьян не расскажет ничего. Я так и не поняла, почему он такой скрытный. Не доверяет мне? Или считает, что я не пойму? Или думает, что его супер-важные обстоятельства - не моего ума дело?
Так было всегда. Сколько раз я ни спрашивала у Севастьяна, почему он решил пойти на выборы губернатора, а так и не получила внятного ответа. Он просто не хотел говорить мне причину. Сейчас то же самое. Он не объяснит, почему отказался от Оскара, не участвовал в его жизни и что вдруг изменилось сейчас. Можно больше не спрашивать. Это бесполезно.
Севастьяна нужно или принять таким, какой он есть, или не принимать вообще. Пять лет назад я приняла его и полюбила со всеми тайнами и секретами, сложным властным характером и деспотичной натурой. А теперь это только сильнее отталкивает меня от него. Терлецкий никогда не будут советоваться со своей женщиной, спрашивать ее мнения. Он просто принимает решения и ставит перед фактом. Он никогда не объясняется и уж тем более никогда не отчитывается.
«Раз я так сделал, значит, так надо было. И точка» - вот его ответ на все вопросы.
Диктатор.
- Знаешь, а я уже и забыла, какой ты, - произношу с упреком.
- Какой?
- Деспотичный. И жесткий. И неспособный чувствовать. Я таких мужчин, как ты, больше не встречала.
Севастьян молчит. Кажется, ему нечего ответить на мои обвинения. Потому что понимает: я права. Мне горько от того, что я любила такого человека. И еще горше от того, что он почему-то продолжает волновать меня. После стольких лет, после столькой боли Севастьян стоит на моей кухне и, как прежде, вызывает во мне бурю чувств. Да, только отрицательных. Но чувств ведь.
Иногда я представляла, как мы снова встретимся. Глубокими темными ночами, когда мне не спалось, я вспоминала Севастьяна и представляла нашу встречу. Стыдно признаваться в этом даже себе. И каждый раз я рисовала в голове, как буду гордой и безразличной. Как буду смотреть на него свысока.
А что на самом деле?
Вот он передо мной. А я такая жалкая. Высказываю обиды, потому что они до сих пор гложут. Хочу накинуться на Севастьяна с кулаками, бить и кричать, обвинять, вылить всю скопившуюся боль. И расплакаться.
Я хочу расплакаться, как маленькая девочка. И только мой актерский талант помогает мне держать лицо.
- С тобой я чувствовал. Ты научила меня снова чувствовать. С тобой я снова начал жить. - Тихие слова Севастьяна пробираются под кожу. У меня дрожат пальцы, и я прячу руки за спину. - Но я не смог тебя защитить. Я опоздал. Я так виноват перед тобой, Элла, - произносит с раскаянием.
«Я опоздал».
Он говорит про изнасилование. Быстро отворачиваюсь от Севастьяна, чтобы он не видел, как мне на самом деле плохо. Так, Элла, соберись. Тебе нужно сыграть убедительно.
- Это больше не беспокоит меня. У меня все хорошо, - поспешно заверяю. - Я переступила через это и живу дальше. У меня прекрасный молодой человек, с которым я счастлива. Мы давно вместе, он ладит с Оскаром. В общем, у меня все хорошо. Не надо меня жалеть.
- Ты любишь его?
Вопрос застает меня врасплох. Так прямо даже я сама себя не спрашивала.
Но, конечно, у меня есть чувства к Илье! Разве я встречалась бы с ним полтора года, разве подпустила бы к своему сыну и к своему телу, если бы не испытывала искренних чувств?
- Да, люблю. Сильнее, чем любила тебя.
Из Севастьяна никудышный актер. Он никогда не умел скрывать своих истинных чувств. Вот и сейчас я читаю в его глазах горькое разочарование.