Навсегда моя

Глава 44. Залечь на дно

Севастьян находится в СИЗО. Со мной связывается его адвокат и просит дать показания. Меня допрашивают долго. Не знаю, корректно ли называть это словом «допрашивают», ведь я не подозреваемая, но вопросы и прессинг такие сильные, что по-другому не назовешь. Герман говорил, есть негласная установка сильно не топить Севу. Мол, федеральный министр, хорошо проявил себя на госслужбе, у руководства страны нареканий не вызывал. Но пока меня допрашивали, я этой установки на себе не почувствовала.

Мой актерский талант пригодился и здесь. Я иду ва-банк и сильно приукрашиваю ужасы своего содержания в заложниках. Я лгу, что меня совсем не кормили и не давали воды, каждый день избивали, насиловали, угрожали убить, расчленить и выбросить собакам. Для пущей убедительности горько плачу, а один раз даже имитирую обморок. Я делаю все от меня зависящее, чтобы причины Севы всех перестрелять ради моего спасения были уважительными.

Я верю, что такая тактика может сработать и смягчить Севе наказание. В моем родном городе лет десять назад был случай. К нашим соседям ночью забрался в квартиру какой-то отморозок. Было лето, а они жили на втором этаже, и решеток на окнах не было. Из-за жары открыли на ночь окно в комнате, и этим воспользовался преступник. Он залез на высокое дерево, а с него запрыгнул на окно и так проник в квартиру. Он навел на нашу соседку пистолет, а от мужа потребовал, чтобы тот собрал все имеющиеся в квартире деньги и драгоценности.

Наш сосед убил его. Я тогда была подростком, родители старались скрыть от меня подробности, чтобы не травмировать, поэтому, как именно сосед убил преступника, я не знаю. Потом сосед сам вызвал полицию, все рассказал, признался. Ему грозил реальный срок. Это не была самооборона, ведь пистолет был наведен не на соседа, а на его жену.

Они продали дачу, продали машину, наняли лучшего адвоката в нашем городе и добились условного срока. Доказали, что хоть это была не самооборона, но защита близкого человека. Точных юридических формулировок не знаю.

Поэтому я верю: нам удастся убедить следствие и суд, что Сева защищал и спасал меня - свою беременную жену. Это, кстати, тоже должно быть смягчающим обстоятельством. Суду важно, кого именно спасал подсудимый. Если чужого человека с улицы, то это не очень уважительная причина. А если законную жену, да еще беременную, то больше шансов, что суд смягчит приговор.

Когда допрос доходит до момента изнасилования, мне больше не приходится лгать. Все было настолько страшно и ужасно, что хуже даже не придумаешь. А Сева действительно находился в состоянии аффекта. Глаза были налиты кровью, лицо перекошено яростью. Он пускал в насильника пули и не мог остановиться. Голова разлетелась на мелкие ошметки и размазалась по стенам, а он стрелял и стрелял, пока не иссякла обойма. Что это, если не состояние аффекта?

Процесс идет быстро, поскольку Сева заключил сделку со следствием. Первый раз мы встречаемся лично на судебном слушании по делу, когда я должна озвучить свидетельские показания суду. Рассказать все то же самое, что уже говорила следователям, только более ёмко и сжато.

Меня мучает совесть, и я боюсь смотреть Севе в глаза. Я не навещала его в сизо. Много раз хотела, но не знала ни что сказать, ни как себя вести. В итоге не приходила совсем, что еще хуже, чем прийти и молчать. Оскар дома каждый день плачет, спрашивает, когда папа вернется из командировки. Ничем не получается отвлечь его. Не помогло даже обещание поехать на новогодние праздники в Диснейленд в Париж. Оскар давно мечтал об этом и просил. Но сейчас ему никакой Диснейленд не нужен. Он хочет только папу.

Меня вызывают, и я захожу в зал заседаний. Здесь вообще никого нет, кроме судьи, Севы, прокурора и адвоката. Все слушания закрытые. К слову, пресса так ничего и не пронюхала. Хотя бы в этом повезло.

Я со страхом поднимаю глаза на Севу. Он сидит за решеткой. Выглядит, как ни странно, хорошо и свежо. В чистой одежде, гладко выбритый. Наши взгляды встречаются, и мое сердце сжимается от боли и чувства вины. А еще от любви, которая переполняет меня к этому мужчине. Несмотря ни на что. Несмотря на боль, которую он мне причинил. Несмотря на преступления, которые он совершил. Я люблю его.

Только потеряв человека, мы понимаем, насколько на самом деле дорожили им.

Сева улыбается мне. Такой доброй искренней улыбкой, которой раньше улыбался только мне и нашему сыну. Мои глаза наливаются слезами. Сквозь пелену я различаю, движения губ Севы:

- Все будет хорошо, - шепчет он.

- Я тебя люблю, - шепчу в ответ.

Не знаю, смог ли Сева прочитать по моим губам признание. Надеюсь, смог. Его улыбка стала еще шире.

Стук молоточка судьи заставляет меня собраться. Процесс ведет женщина с коротким темным каре. На вид ей лет сорок. Я делаю глубокий вдох и готовлюсь разыгрывать спектакль. Хорошо, что судья женщина. Ее больше проймут мои слёзы о ежедневных изнасилованиях, чем мужчину. Судья ведь тоже человек. Понятно, что все решения принимает по букве закона, но человеческий фактор тоже никто не отменял. Мне надо ее разжалобить и убедить: если бы не Сева, меня бы не было в живых.

- Как все прошло? - Герман встречает меня на тротуаре у суда. Так как процесс закрытый, его в зал не пустили.

- Я выжала из себя все, что могла. - И это правда. Ни на одних пробах, ни на одних съемках я не выкладывалась так, как на судебном слушании по делу Севы. - Я еле на ногах стою.

- Пойдем, я отвезу тебя домой.

Герман берет меня под руку и помогает дойти до своего автомобиля по скользкому тротуару. Я даже не знала, что у Севы есть такой хороший друг. Герман очень помогает и поддерживает. Бывают дни, когда я лежу пластом и не могу пошевелиться. Тогда приезжает Герман и набивает холодильник продуктами, говорит мне какие-нибудь приободряющие слова. У него талант - поднимать настроение. Герман скажет что-нибудь оптимистичное, и мне сразу становится легче.

Я совсем ничего не знаю о Германе, кроме того, что он занимается каким-то прибыльным бизнесом, а также находится в разводе и не имеет детей. Но порой ощущение, будто мы с Германом всю жизнь дружим - настолько с ним легко и комфортно.

- Ты еще общался с адвокатом Севы? Что он говорил? Какой прогноз?

- Вроде бы все идет неплохо. Как мы и рассчитывали, Новосельцевыми заниматься не стали. Итальянская полиция прислала ответ, что не обнаружила у них признаков насильственной смерти. Ну а по первым преступлениям Севы истек срок давности. Так что судят только за освобождение тебя из заложников. Сева признался, раскаялся, заключил сделку со следствием.

- Думаешь, будет десять лет?

Мне каждый раз дурно, когда я думаю об этой цифре.

- Я верю, что не больше.

Отворачиваюсь к окну и опускаюсь лбом на стекло. Москву замело снегом. Весь город украшен к Новому году. Но у меня праздничного настроения совсем нет. Севе вынесут приговор в январе сразу после праздников.

В последний рабочий день этого года я решаюсь и иду навестить Севу в сизо. Знаменитый следственный изолятор «Бутырка» в реальной жизни оказывается куда ужаснее, чем в фильмах и сериалах. Забор с колючей проволокой, обшарпанные вонючие коридоры, несколько доскональных досмотров, трехчасовое ожидание своей очереди - и наконец-то стул, телефон и стеклянное окно. Я брезгую брать эту трубку в руку, поэтому надеваю перчатку.

Появляется Севастьян. Видит в стекле меня и сразу улыбается. Садится на стул и берет трубку.

- Привет, - говорит первым.

- Привет, - тихо отвечаю.

Замолкаем. У меня щиплет в носу, а горло словно кошки дерут. Я изо всех сил стараюсь не заплакать.

- Прости, что не приходила раньше, - шепчу.

- Всё в порядке. На самом деле я бы и не хотел, чтобы ты сюда приходила. Это место не для тебя. Как Оскар?

- Очень скучает по тебе.

В глазах Севастьяна появляется боль. Он сильнее стискивает трубку.

- Что ты ему сказала?

- Что ты уехал в командировку и вернешься не скоро.

У Севы дергается кадык.

- На самом деле здесь можно пользоваться телефоном. Не все время, конечно. Но возможность такая есть. Я много раз хотел позвонить вам, но не знал, не наврежу ли своим звонком.

- Почему бы ты нам навредил?

- Я же не знал, что ты рассказала Оскару.

- Он будет счастлив, если ты позвонишь ему из командировки.

- Хорошо. Сегодня позвоню. И каждый день буду звонить.

Все, я не могу больше держаться. Слёзы градом потекли по лицу.

- Эй, ты чего? - ласково шепчет. - Элла, пожалуйста, не надо.

- Это я виновата, - всхлипываю.

- Ну конечно, нет! Элла ты вообще не при чем.

- Ты сделал это из-за моих обвинений.

- Нет. Элла, ты не при чем.

Я вытираю щеки и стараюсь восстановить дыхание. Шмыгаю носом.

- Ты что, серьёзно планировал это? Зачем?

- Мне это было нужно.

- Для чего? Я не понимаю.

Сева тяжело вздыхает и задумывается, глядя куда-то поверх моего плеча. Я терпеливо жду.

- Понимаешь, я действительно решил завязать со всем этим. Честно. Искренне. Но у меня остаются враги. Не такие серьёзные, каким был Новосельцев, и все же. Я много кому дорогу перешел, у меня хватает недоброжелателей. Мне нужно залечь на дно, чтобы они про меня забыли. Процесс надо мной закрытый, но рано или поздно до людей дойдут слухи, что я мотаю срок. Они наконец-то будут удовлетворены тем, что я исчез с радаров и больше не стою у них поперек горла. Они успокоятся и забудут про меня. Ну и конечно же, вы с Оскаром будете в безопасности. А то папарацци слишком много стали про нас писать.

Я таращусь на Севу через грязное стекло, не находя слов. То есть, бандитское прошлое не отпускает и нужно залечь на дно? И для этого он выбрал тюрьму?

- А нельзя было уехать за границу и залечь на дно там? Знаешь, даже фильм такой есть: «Залечь на дно в Брюгге».

Сева слегка смеется, и вокруг его глаз собираются маленькие морщинки.

- Это основная причина, почему я сдался полиции. Но есть еще одна.

- Какая?

- Я правда хочу обнулиться. Ты много раз спрашивала, чему я могу научить Оскара. Я бы хотел научить нашего сына честности. Я бы хотел научить его не бояться нести ответственность за свои поступки. Не бежать за границу и прятаться, как трус, а честно понести наказание.

- Ты сумасшедший, - качаю головой.

- Так нужно, Элла. Так правда нужно. Я много думал, какие у меня есть варианты покончить с прошлым, порвать со старыми врагами и обезопасить вас с сыном. Это единственный вариант. Бежать за границу и прятаться, как Новосельцев, я не буду. Я хочу жить в нашей стране. У тебя здесь работа и карьера. Ты долго к ней шла, и я не буду выдергивать тебя из России, где у тебя стало получаться. А чтобы мне тут остаться, нужно было сделать то, что я сделал. Это было тяжелое решение. Но оно единственное. Я должен залечь на дно и исчезнуть с радаров. Про меня должны забыть.

Севастьян снова всех перехитрил. Как я вообще могла сомневаться в нем? Полагать, будто он под давлением моей истерики сдался в полицию. Может, моя истерика и подтолкнула его, но решение он принял раньше. У Севастьяна всегда есть план. Он всегда просчитывает ходы на несколько шагов вперед.

Я сглатываю новый комок слез. Как ни странно, мне стало легче. Сева знает, что он делает. А мне остается только довериться ему.

- Сев, - зову шепотом.

- Что?

Молчу секунду. Прогоняю слёзы.

- Я буду тебя ждать.