Навсегда моя

Глава 41. Чем ты лучше?

Севастьян приходит с работы, как обычно, в десять часов. Я встречаю его в прихожей вместе с сыном и не знаю, как себя вести. У меня ощущение, словно мне булыжник по голове прилетел. И я так и хожу, словно пришибленная.

Сева подхватывает Оскара на руки, затем обнимает меня и целует в щеку. От прикосновения губ Севастьяна к моей коже внутри все сжимается в тугой узел. Я отстраняюсь быстрее, чем обычно. К счастью, сын отвлекает Севу разговором, и он не замечает моего странного поведения.

Мы перемещаемся на кухню. Я грею Севе ужин. Мои движения машинальные и четко выверенные, словно в меня встроена программа. Обычно я сажусь за стол вместе с Севой. Он ест, а я пью чай. Мы разговариваем о разном: его работе, моих пробах на новую роль, садике Оскара. Но сейчас я понимаю: сидеть ровно напротив Севастьяна и разговаривать с ним как ни в чем не бывало - выше моих сил.

- Я очень устала, хочу лечь пораньше, - говорю, стараясь не смотреть ему в глаза. - Уложишь сегодня Оскара, ладно? - и не дожидаясь ответа Севы, убегаю в спальню.

Я быстро переодеваюсь в ночную сорочку и залезаю под одеяло. Меня колотит мелкой дрожью. В голове повторяются слова из Катиного письма: «Он заставил меня смотреть, как папа умирает», «Закроешь глаза или отведешь их в сторону, полезешь в петлю следующей», «Терлецкий волочил меня за волосы фактически по полу. Когда мы дошли до спортзала, в его руке остался большой клок моих волос».

Я не знаю, испытываю ли я жалость к Кате. Очевидно, она не знала, каким чудовищем был ее отец и что он со мной сделал. Но после прочтения письма меня мало волнует сама Катя. У меня в голове беспрерывно звучит только один вопрос:

А чем Севастьян отличается от Новосельцева?

Сева такой же монстр, такой же убийца. У них с Новосельцевым была вражда, победил сильнейший. Но в чем между ними разница?

Чем Севастьян лучше Новосельцева???

Ничем не лучше. Он точно такой же.

С Оскаром Севастьян такой же любящий и добренький, каким был Новосельцев со своей дочкой. А за пределами дома и семьи они оба хладнокровные убийцы. Просто на минутку представить: лет через двадцать Севу убьет какой-нибудь его враг, а Оскар будет писать такое же письмо: «Мой папа был замечательным и прекрасным, бла-бла-бла». И Оскар даже подозревать не будет, что на самом деле любимый папа был чудовищем, какого поискать.

Поразительно, сколько может быть граней в одном человеке. От наидобрейшего, наилюбящего до безжалостно, беспощадного убийцы. Сегодня Сева любит меня и Оскара, дарит нам свою ласку, свою доброту. А завтра пойдет и убьет кого-нибудь и даже глазом не моргнет. После убийства вернется к нам и снова будет добреньким.

Господи, как же страшно…

Лицо пронзает спазм боли. Я упорно борюсь со слезами. Мне страшно жить с Севастьяном, страшно делить с ним постель. Страшно, что Оскар будет жить в таком же неведении, в каком жила Катя Новосельцева. Страшно от того, сколько еще людей может убить Севастьян, если ему снова кто-то перейдет дорогу.

Что сделало его таким? Воспитание отца-бандита? Смерть Алисы? Или Сева таким родился?

В квартире уже минут десять тишина. Сева укладывает Оскара. Скоро сын уснет, и Терлецкий придет ко мне. Я не готова разговаривать с ним и уж тем более не готова дарить ему любовь, поэтому изо всех сил стараюсь уснуть.

Но уснуть не получается. Сева тихо заходит в комнату, едва слышно раздевается. Откидывает одеяло и залезает ко мне. Сразу придвигается вплотную и обнимает меня со спины. Я лежу ни жива ни мертва. Плотно зажмуриваю глаза, как будто это поможет мне уснуть.

Сева гладит меня по шелковой ткани сорочки и глубоко дышит мне в затылок. Я чувствую ягодицами его твердость, но не могу откликнуться на нее. Мое тело словно парализовало. Я продолжаю усиленно притворяться спящей, молясь, чтобы Севастьян не стал меня будить. Сымитировать страсть, желание и оргазм мне не поможет даже актерский талант. Даже больше скажу - мой талант в полной отключке. Я не в состоянии играть роль, как будто ничего не произошло.

К счастью, подумав, что я крепко сплю, Сева перестает прижиматься ко мне. Через несколько минут он погружается в глубокий сон, а я не смыкаю глаз до самого утра. Я не встаю провожать Севу на работу, все так же притворяясь спящей. Когда он уходит, поднимаю Оскара и везу в садик.

Как назло, сегодня пятница. Неделю назад мы с Севой решили провести сегодняшний вечер вдвоем в ресторане, а после остаться ночевать в его квартире. С Оскаром ночью будет няня.

Весь день я провожу, словно в трансе. Еще несколько раз перечитываю письмо Кати. И каждый раз от него волосы дыбом становятся. Ну как добрый и любящий Севастьян может быть таким жестоким? Как???

В шесть часов приезжает няня. Это значит, мне пора собираться на свидание с Севой. Я делаю прическу, макияж, надеваю вечернее платье. Через сорок минут я захожу в ресторан на Большой Никитской. Сева уже здесь. Направляюсь к нему на деревянных ногах. За весь день я так и не решила ни что делать, ни как себя вести. Наверное, нам следует поговорить о письме Кати, но я даже не знаю, как начать разговор.

- Потрясно выглядишь, - Сева встает из-за стола и приветствует меня поцелуем в губы. - Это тебе, - достает из вазы цветы.

Я опускаюсь в букет лицом, потому что это мое спасение на секунду избежать с Терлецким зрительного контакта.

- Спасибо, красивые, - ставлю цветы обратно в вазу.

Я сажусь напротив Севастьяна. Людей в зале немного, играет приятная музыка. У нас столик на двоих. Терлецкий выглядит уставшим, как обычно после работы. Официант приносит нам меню и сразу ставит на стол бутылку красного вина.

Я настолько напряжена, что начинают болеть лопатки и шея. Усилием воли я поддерживаю диалог с Севой и улыбаюсь ему. Но я не могу толком ухватить нить нашего разговора, то и дело прося его повторить, что он сказал.

Когда официант приносит нам заказ, Сева начинает что-то подозревать. Я утыкаюсь в тарелку и жую салат, не чувствуя его вкуса. Каждая секунда нахождения с Севастьяном подобна пытке. Невысказанное меня душит. А еще под кожей ползет липкий страх. Понимаю: я боюсь Севастьяна. По-настоящему боюсь.

Он мог бы убить меня?

Если однажды я ему надоем. Если однажды я превращусь в помеху. Если однажды стану для него угрозой.

Севастьян убьет меня?

Мне плохо от этих мыслей, но они пчелиным роем жужжат в голове. Я пришла на свидание с убийцей, я сижу с ним за одним столом, а потом поеду к нему домой и буду заниматься сексом.

- Мне плохо, - громко объявляю и со скрежетом отодвигаю свой стул назад.

Меня мутит, поэтому я быстро бегу в туалетную комнату. Там в кабинке приваливаюсь к стене и пытаюсь восстановить дыхание. Тело покрылось холодным липким потом, голова закружилась.

Марину ведь он не убил. Хотя она ему порядком надоела. Может, и меня не убьет? С другой стороны, Марина не представляет для Севы реальной угрозы. Она же не пошла спать с его конкурентом. А вот если я закручу роман с конкурентом Севастьяна, он как себя поведет? Пристрелит его? Меня? Нас обоих?

Более-менее придя в себя, я возвращаюсь в зал.

- Тебе плохо? - обеспокоенно спрашивает. - Поедем домой?

- Да, давай уйдем отсюда. Я неважно себя чувствую.

Без лишних вопросов Сева просит счет и вызывает такси. На заднем сиденье машины он обнимает меня за плечи и водит носом по моей шее, но я не откликаюсь. Просто не могу себя заставить. Мое тело одеревенело и ничего не чувствует.

- Элла, ты точно в порядке? - спрашивает Сева, когда мы заходим в его квартиру. - Может, давай съездим к врачу? Ты бледная, а губы синие.

- Со мной все в порядке.

Я ухожу в гостиную, чтобы посмотреть на окна своей квартиры. В комнате Оскара горит тусклый свет. Значит, няня укладывает его спать.

- Элла, ну я же вижу, что не в порядке. Ты еще вчера вечером странно себя вела. Почему не хочешь рассказать мне, в чем дело?

Сева останавливается у меня за спиной и кладет ладони на плечи. Я дергаюсь, как от кипятка. Его руки прожигают кожу. Сейчас я отчетливо понимаю: не смогу провести с ним ночь, не смогу целовать его. Я скидываю с себя ладони Севы и отхожу на шаг. Он с подозрением прищуривается.

- Элла, в чем дело? - теперь его тон строг и требователен.

Я медленно пячусь назад, испытывая животный ужас в присутствии этого человека. Как все это странно. Я собственными глазами видела, как Севастьян убивал. Я знала, что он убивал раньше. Но я не думала, что он настолько жесток, что может заставить дочь смотреть, как умирает ее отец, а потом разрешить ее изнасиловать. Для меня это за гранью понимания.

- Элла, да что, черт подери, происходит? - повышает голос. - Ты ничего не хочешь мне рассказать?

- Хочу, - я не узнаю свою интонацию.

- Что случилось?

Облизываю сухие губы.

- Я получила письмо.

Сева настораживается.

- Какое письмо? От кого?

- От Кати Новосельцевой.

На миг возникает оглушительная тишина. Я замечаю, как напряглись плечи Севастьяна.

- И что она тебе написала?

- Могу показать.

- Покажи.

Я иду в прихожую за своей сумочкой. Мое сердце так колотится, что перекрывает звук шагов. Я достаю телефон, открываю письмо Кати и отношу Севе. Он читает долго и напряженно. Я стою, привалившись к стене и внимательно наблюдаю за тем, как меняется выражение его лица. Севастьян то скептически ухмыляется, то наоборот хмурится, то зло сжимает челюсть. Когда дочитывает, поднимает на меня взгляд.

- Это правда? - спрашиваю.

Сева медлит с ответом. Не хочет отвечать. И по его молчанию я понимаю: правда.

- Ты заставил Катю смотреть, как умирает ее отец, а потом позволил ее изнасиловать?

На лбу Севы пролегает глубокая морщина, в глазах появляется толика сожаления. Это красноречивее любых слов. Внутри меня что-то разбивается. Наверное, сердце.

- Элла, ну ты же прекрасно знаешь, что из себя представлял клан Новосельцевых. Тебе действительно их жалко? К слову, обвинения против жены Новосельцева были правдой. Просто Катенька не знала, какими махинациями занимается ее мама, прикрываясь должностью мужа.

- Мне плевать на Новосельцевых. Но мне не плевать на тебя. Ты правда совершил весь этот ужас? - тычу пальцем в свой телефон в руке Севы.

Сева несколько секунд молча смотрит в пол, словно провинившийся ребёнок. Затем поднимает на меня лицо.

- Мне жаль. Я не хотел, чтобы ты об этом узнала.

Мои глаза стремительно наливаются слезами.

- Элла, я должен был обезопасить тебя и Оскара. Ты как никто другой знаешь, на что был способен Новосельцев. Тебя похитили по его приказу. Тебя удерживали в заложниках. Тебя изнасиловали, - последнее слово произносит с нажимом и горечью. - Он бы не остановился, Элла, пока не уничтожил бы всех, кто мне дорог. Тебя и нашего сына - в первую очередь. Я не говорил тебе раньше, но моего отца убил Новосельцев. Он организовал покушение на него. Именно Новосельцев первым начал эту войну.

- Боже мой, Сева, хватит оправдывать свои чудовищные поступки тем, что не ты первый начал! И хватит говорить про своего отца так, будто он был святым человеком, которого убили ни за что. Твой отец был обыкновенным бандюганом. Таким же, как и Новосельцев, таким же, как и ты. Два бандита что-то не поделили, и один второго пристрелил, вот и все! - выкрикиваю.

Сева замер, не ожидав услышать от меня такую пламенную речь.

- Прости, что оскверняю память о твоем папе, - продолжаю более спокойно. - Но давай откровенно: твой отец был бандитом, убийцей и преступником, по которому тюрьма плакала. И если бы Новосельцев не убил твоего отца первым, то твой отец убил бы его, потому что они не могли что-то поделить. Я угадала?

По молчанию Севы понимаю: угадала.

- Знаешь, Сев, мне плевать на Новосельцевых. Они были преступниками и закончили свою жизнь соответствующим образом. Но мне не плевать на тебя. С того момента, как я прочитала письмо Кати, я не перестаю задавать себе один вопрос. Я не нахожу на него ответа. Может, ты поможешь?

- Какой вопрос? - едва шевелит губами.

- А чем ты лучше Новосельцева? - делаю к Севе несколько шагов и останавливаюсь в полуметре. - Чем ты от него отличаешься?

Сева молчит, потому что ему нечего ответить на мой вопрос.

- Ты тот же самый Новосельцев, только вид сбоку.

Сева обреченно прикрывает веки, как будто ему только что сообщили новость о смертельном заболевании. А я продолжаю:

- Знаешь, что самое обидное, Сев? Что наш сын любит тебя так же, как Катя Новосельцева любила своего папу-убийцу. Оскар смотрит на тебя такими же глазами в розовых очках, как Катя на своего отца. Ты только представь: лет через двадцать ты опять с кем-то что-то не поделишь, тебя пристрелят, а Оскар будет писать такое же слезливое письмо о том, каким прекрасным и замечательным человеком был его папа. Представляешь, как адресаты письма посмеются? Ровно как мы смеемся над Катей, - и в подтверждение своих слов я начинаю истерично хохотать.

- Элла, я покончил с криминалом, клянусь тебе. Это в прошлом. Я приложил много сил, чтобы вырваться из области в Москву.

- В вашей профессии бывших не бывает.

- Бывает. Элла, пожалуйста, поверь мне, - Сева берет меня за руку, но я вырываю ее. - Это все в прошлом.

- Ты монстр, - выдыхаю ему в лицо. - Ты чудовище.

- Элла, хватит.

- Ты такой же, как Новосельцев. Ты точно такой же, как он.

- Нет, - заявляет твердо.

- И чем же ты лучше него, а?

Сева молчит.

- ЧЕМ????? - ору. - ЧЕМ ТЫ ЛУЧШЕ НЕГО????

Меня трясет. Я на грани истерики. Осталась последняя капля.

- Чем ты лучше него, ответь мне? ОТВЕТЬ!!!!! - начинаю колотить Севу в грудь. - ОТВЕТЬ, ЧЕМ ТЫ ЛУЧШЕ!!!?!???

Севастьян хватает меня за руки. Сжимает их до боли. Слёзы, стоявшие в глазах, выливаются наружу. Я вою раненым зверем.

Я люблю монстра. Я люблю чудовище. И мне плохо от этого.

Я не хочу его любить.

- Я отличаюсь от Новосельцева тем, что готов нести ответственность и наказание за свои поступки. Я готов искупить свою вину.

Сева выпускает меня из рук, и я чуть не падаю на пол. Гляжу на него сквозь пелену слез, не очень понимая смысл сказанных слов. Севастьян достает из кармана брюк телефон и быстро бьет по экрану. Затем прикладывает трубку к уху.

Кому он звонит?

- Алло, полиция? Меня зовут Севастьян Терлецкий, и я хочу признаться в убийстве.