Навсегда моя

Глава 40. Я больше не боюсь

Прокручиваю письмо Кати вниз. Я прочитала только половину. То есть, ужасы, совершенные Севастьяном, еще не закончились. Мне страшно читать дальше. Но и остановиться на полпути не могу. Включаю Оскару мультики по телевизору и снова открываю письмо Кати.

«После убийства моего второго брата родители поняли, что Севастьяна нужно остановить. Сделать это из Италии было сложно. У папы давно лежал компромат на твоего мужа. Увесистая папка со всеми его преступлениями: уход от уплаты налогов на ликеро-водочном заводе, дача взяток, мошенничество и, конечно же, убийства. Севастьян убивал людей раньше, и у папы были доказательства этого.

Был только один способ посадить Севастьяна за решетку: передать папку российским правоохранительным органам. Для этого моя мама решила лететь в Россию. Мы с папой отговаривали ее, это был слишком рискованно. Если Севастьян убивал нас в Италии, то сделать это в России для него бы точно труда не составило.

Но мама все равно настояла на своей поездке. Оказалось, твой муж знал о ее приезде и подготовился к нему. Нет, он не убил мою маму. Он сообщил российской полиции ложную информацию о ней, и маму посадили в тюрьму на тринадцать лет за преступления, которые она не совершала. На маму повесили какое-то мошенничество, рэкет и прочий бред, который моя мама не могла совершить даже в страшном сне. У Севастьяна были связи и ресурсы упрятать мою маму за решетку по сфабрикованным обвинениям.

Мы с папой остались вдвоем. В любой момент шестерки Севастьяна могли прийти за нами. Отец запретил мне выходить на улицу. Даже во двор нашего дома. С соседних крыш на него открывался прекрасный вид, и киллер мог выстрелить в меня. Я сидела в четырех стенах с зашторенными окнами. Я жила в постоянном патологическом страхе, что люди Севастьяна Терлецкого придут за мной. Я могла только догадываться, что со мной сделают. Смерть была бы самым простым и легким вариантом.

Я ошибалась, когда думала, что за мной придут люди Севастьяна. Потому что он пришел сам лично.

Я проснулась ночью от странного шума под моими окнами. Я еще глаза толком не открыла, как зашторенное окно в мою комнату разбилось. Я только успела закричать. На мой крик в спальню прибежал папа. Но когда он ворвался в мою комнату, Севастьян и еще один человек с ним уже были внутри. Оба одеты во все черное, руки в хлопковых перчатках, чтобы не оставлять отпечатков, лица спрятаны за масками.

Сообщник твоего мужа выбил из папиных рук пистолет и связал его. Я оставалась сидеть на кровати, дрожа от страха. Ты представить себе не можешь, Элла, какой ужас я испытывала в тот момент. Такой ужас тебе даже в кино играть не приходилось. Севастьян во всем черном расхаживал по моей комнате, пока его человек держал на мушке пистолета папу и меня.

Но мой отец не робкого десятка. Он не стушевался перед Терлецким. Между ними завязался диалог, который я запомнила наизусть.

- Что тебе еще от нас нужно, щенок? - начал папа. - Тебе мало всего того, что ты уже сделал с нашей семьей? Чего ты хочешь? Денег?

Севастьян звонко засмеялся.

- Василий Петрович, деньги только вас интересуют.

- А тебя нет, что ли? Не прикидывайся благородным. Я еще раз спрашиваю: что тебе от нас всех нужно?

- Василий Петрович, я задам вам вопрос и хочу получить на него честный ответ.

- Ты для этого сюда приехал? Вопросы задавать?

- Нет, на самом деле я приехал для другого. Но сначала хочу задать вопрос. Так вот: у вас в спортзале есть турник?

- Что?

Ни я, ни папа не поняли вопрос. А мой мозг от шока так вообще слабо соображал.

- У вас на вилле есть спортзал. Там установлен турник?.

Папа несколько раз моргнул.

- Да.

- Тогда переместимся туда.

Сообщник твоего мужа пистолетом подтолкнул папу к выходу из комнаты. А меня схватил сам Севастьян. Сначала за руку, а когда я стала сопротивляться, он ухватил меня за волосы и так поволок в спортзал на первом этаже. Ноги почти не слушались меня, я сильно плакала, поэтому Терлецкий волочил меня за волосы фактически по полу. Когда мы дошли до спортзала в его руке остался большой клок моих волос.

Я валялась на полу, горько рыдая. Мои всхлипы были громче их голосов, поэтому дальнейший разговор папы с Севастьяном я не помню. Я пришла в себя, только когда меня снова грубо схватили за волосы и поставили на ноги. Это был Севастьян. Через секунду моего виска коснулся холодный металл. Дуло пистолета.

Сквозь пелену слез перед глазами я рассмотрела, что к турнику в спортзале приделана веревка. С петлей.

- Отпусти мою дочь, сукин ты сын, - взревел папа. Но он был крепко связан, к тому же его держал на мушке сообщник твоего мужа, поэтому папа ничего не мог сделать.

- Отпущу. Обещаю. Но только после того, как ты залезешь в петлю.

У меня внутри все умерло и остановилось, когда я поняла, что Севастьян хочет повесить моего папу.

- Нет-нет-нет, - затараторила я.

- Заткнись, - прорычал мне на ухо Терлецкий. А затем обратился к папе: - Или ты лезешь в петлю, или я прямо сейчас прострелю твоей любимой дочке бошку. Выбирай.

Я не знаю, что было дальше, потому что, видимо, я потеряла сознание. Я не знаю, сколько времени провела в отключке. Может, минуту. А может, десять. Но я пришла в себя от острой боли в голове. Меня снова схватили за волосы и поставили вертикально. Когда мне удалось сфокусировать взгляд, я увидела, как мой папа, находясь на мушке сообщника Севастьяна, встает на стул возле петли.

Крик застрял у меня в горле. Я перестала чувствовать боль. Меня пронзил самый страшный ужас, какой вообще возможно испытать.

- Поклянись, что ты оставишь мою дочь живой, - потребовал, дрожа, папа.

- Только один из вас может продолжить жить. Или твоя любимая Катенька, или ты.

- Папа, пожалуйста, не слушай его! - завопила я. Я хотела броситься к отцу, но Терлецкий не дал мне, силой усадив за волосы на пол.

- Катюша, прости меня за все, - папа дрожал.

- Я даю тебе свое слово, что твоя дочь будет жить, - пообещал Севастьян. - Но если через три секунды ты не засунешь свою жирную бошку в петлю, я прострелю Катеньке мозги.

Папа плакал. А у меня уже даже слез не было. Я не понимала, реальность ли это все. Не существует такого фильма ужасов, который бы хотя бы на десятую долю передавал то, что я испытывала в тот момент.

Папа просунул голову в петлю, и сообщник Севастьяна выбил из-под его ног стул.

- Смотри прямо, - прошипел мне Севастьян. - Закроешь глаза или отведешь их в сторону, полезешь в петлю следующей.

Он заставил меня смотреть, как папа умирает. Я не могу описать свое состояние в тот миг. Ни в одном языке мира не существует подходящих слов. Но совершенно точно я умерла в тот момент вместе с папой. Сердце почему-то продолжало биться, нос продолжал втягивать воздух, но внутри у меня все было мертво. Я стояла на коленях с дулом пистолета у головы и смотрела, как постепенно папа перестает дергаться. Я больше не чувствовала боли, страха, ненависти. Вообще ничего не чувствовала.

Когда папа перестал дергаться, Севастьян поднял меня на ноги.

- Слушай меня внимательно и запоминай, - процедил. - В восемь утра ты позвонишь в полицию и скажешь, что обнаружила своего отца повешенным. Скажешь, что ничего подозрительного не слышала и не видела. Если ты сболтнешь хоть что-то лишнее, если ты позвонишь в полицию, когда мы выйдем за дверь, твоя мать в российской тюрьме будет убита в ту же секунду. А жены и дети твоих братьев умрут на следующий день. Ты же умная, Катенька? - ухмыльнулся. - Не станешь подвергать смертельном риску свою маму и семьи своих братьев, их маленьких детей?

Я понимала: Севастьян не шутит. Он действительно убьет маму, жен братьев и племянников, если я не выполню его указания. У меня хватило сил только на то, чтобы кивнуть.

- Вот и славно.

Севастьян выпустил меня из рук, и я рухнула на пол.

- А у губернатора дочка зачетная, - донесся до меня противный голос сообщника твоего мужа. - Босс, можно я ее трахну?

Севастьян посмотрел на меня холодным безразличным взглядом пару секунд, как будто о чем-то задумался.

- Можно, - постановил. - Но только оставь ее живой. - А следом развернулся и пошел на выход, ни разу не обернувшись на мои крики.

Он изнасиловал меня. К счастью, я почти сразу потеряла сознание и ничего не чувствовала. Когда я пришла в себя, на мне была порванная пижама, а между ног засохла сперма.

Я сделала все так, как приказал Севастьян. В восемь утра позвонила в итальянскую полицию и рассказала, что обнаружила своего папу повешенным на турнике в спортзале. Они сразу записали смерть в самоубийство и закрыли дело.

Терлецкий долго и тщательно готовил это. Камеры видеонаблюдения в нашем доме оказались выключены, сигнализация тоже. Не было ни одного свидетеля, ни одного доказательства, что Севастьян Терлецкий проник в наш дом. Даже если бы я потом пошла в полицию и рассказала правду, мне бы никто не поверил.

Вот вся правда о твоем муже, Элла. Сейчас, я знаю, за мной продолжают следить люди Терлецкого. В любой момент по его приказу меня могут убить. Но мне плевать. Знаешь, я даже сама ищу смерти. Иногда заплываю в море и намеренно ухожу на дно. Но проклятые волны выталкивают меня на поверхность. А еще иногда поднимаюсь на крышу нашего трехэтажного дома и смотрю вниз. Я слабачка, у меня не хватает духу прыгнуть.

Но я пишу тебе это письмо без страха. Передай своему мужу, что я жду его людей или его самого. Передай ему, что я хочу умереть. Мне не страшно. Я больше не боюсь».

Я закрываю письмо Кати и сползаю вниз по стене.