Навсегда моя

Глава 43. Разумный срок

Ночью, когда Оскар давно спит, в дверь раздается тихий стук. Я сижу на кухне и гипнотизирую кружку с чаем. Поначалу кажется, что мне послышалось, но потом стук повторяется чуть громче. У Севастьяна есть ключи от моей квартиры, и обычно он сам открывает дверь, но я все равно подскакиваю, как ужаленная, и мчусь открывать с надеждой, что это он.

На пороге стоит мужчина. На первый взгляд незнакомый, но потом я присматриваюсь к нему и узнаю: Герман. Друг Севы.

- Привет, Элла. Не разбудил?

Мое сердце разгоняется до шума в ушах. Нет сомнений: он пришел по поводу Севастьяна. Герман выглядит мрачным и угрюмым.

- Нет, все в порядке, - бормочу едва слышно.

- Можно войти?

Я мигом распахиваю дверь и приглашаю Германа в квартиру.

- Тебе что-то известно? - взволнованно спрашиваю.

- Да.

Герман снимает зимнее пальто, покрытое тонким слоем снега, и вешает на крючок в прихожей. Снимает ботинки. Мне кажется, он делает все очень медленно. Я почти подпрыгиваю от нетерпения узнать хоть что-то о делах Севы и его местонахождении.

- Будешь чай?

- Нет, спасибо.

Мы проходим на кухню, Герман садится на стул, я напротив него.

- Во-первых, успокойся, - начинает. - С Севой все в порядке.

Конечно же, я не успокаиваюсь.

- Где он?

- Его только закончили допрашивать, утром суд изберет меру пресечения.

- Почему его так долго допрашивали? - изумляюсь. - Больше суток, получается.

- Потому что Сева решил признаться во всех своих грехах, вплоть до того, что в семь лет украл жвачку в продуктовом магазине. Ну, про жвачку я утрирую, но ты поняла. Сева рассказал о себе все. Это заняло больше суток.

Я падаю лицом в ладони.

- Что с ним теперь будет? Ему грозит пожизненное?

На последнем вопросе у меня надламывается голос, а ладони быстро становятся мокрыми от слез.

- Я только что разговаривал с адвокатом Севы. Пожизненного заключения не будет. На самом деле все не так ужасно, как кажется на первый взгляд.

Я шмыгаю носом и вытираю глаза. Не могу сказать, что мне полегчало, но хотя бы появилась надежда.

- По самым первым преступлениям Севы, а именно по убийствам из-за Алисы, истек срок давности. За них Севу судить не будут.

- Точно?

- Да. Срок давности по особо тяжким преступлениям - пятнадцать лет. А с тех убийств прошло семнадцать. Плюс истек срок давности по мошенничеству и уходу от уплаты налогов на заводе. Сева работал в серую, когда только построил свой завод. Потом он быстро раскрутился и полностью перешел в легальное поле.

- Господи, он и в этом сознался?

- Я же сказал: Сева решил признаться в абсолютно всех своих грехах. Мог бы сходить в церковь к батюшке на генеральную исповедь, но он почему-то решил обратиться в полицию.

- Это я виновата. Я узнала, что Сева убил Новосельцева. Мы поругались, и я наговорила ему лишнего, я спровоцировала его на звонок в полицию.

- Элл, ты правда думаешь, что такой продуманный человек, как Сева, будет принимать столь важные жизненные решения из-за женской истерики? Ты серьёзно думаешь, что Сева упрячет себя за решетку, пойдя на поводу у женских слез? Пускай это даже слёзы его жены и матери его ребёнка.

Я осекаюсь.

- К чему ты клонишь?

- К тому, что раз Сева это сделал, значит, он это планировал. Как минимум, думал об этом.

Я растерянно гляжу на Германа. В полумраке кухни его каштановые волосы кажутся темнее, а голубая радужка глаз почти скрылась из-за расширившихся зрачков.

- Планировал сесть в тюрьму?! Зачем?

- Это известно только Севе, - разводит руками. - Раз он так сделал, значит, ему это было нужно. Так что ты тут вообще ни при чем. Не вини себя. Севу невозможно заставить что-то сделать, если он сам этого не хочет.

Мне становится чуть легче. Но не потому, что у меня пропало чувство вины, а потому что у Севы заранее был план.

Надеюсь, был.

- А что по остальным преступлениям? Даже если по убийствам из-за Алисы прошел срок давности, других убийств тоже хватит для пожизненного. Новосельцев и его сыновья, убийства, когда спасал меня из заложников…

Герман кивает.

- С Новосельцевыми все не так просто. Когда они бежали из России в Италию, они от греха подальше отказались от российского гражданства и сделали себе итальянское. И в связи с этим становится не очень понятно, как судить Севу.

- Почему?

- Потому что гражданин России приходит в российскую полицию и говорит: «Несколько лет назад в Средиземном море на территории Италии утонул гражданин Италии. На самом деле это я заказал, чтобы его утопили. Но доказательств у меня нет. Поверьте мне на слово». Как российская полиция должна себя повести? А вдруг Сева на себя наговаривает? А вдруг он выгораживает кого-то другого? В случае с убийцами Алисы Сева может показать, где закопал их тела. В случае с твоими похитителями тоже. Это будут доказательства того, что их убил действительно Севастьян. Но в случае с Новосельцевыми у Севы никаких доказательств собственной вины нет.

- Ничего не понимаю. Как это у Севы нет доказательств, что он выступил заказчиком убийств?

- Потому что заказные убийства проворачиваются так, чтобы не оставить ни единого следа. Ты же не думаешь, что Сева лично этим занимался, искал исполнителя, переписывался с ним по смс, а потом перевел ему деньги на карту по номеру телефона?

- Герман, я понятия не имею, как делают заказные убийства.

Друг Севы вздыхает.

- У Севастьяна был Паша. Это его человек для всякой грязной работы. Сева просто сказал Паше: «Убери сыновей Новосельцева». И все. Дальше Паша сделал всю работу сам. Сева не знает, каким образом Паша искал исполнителя, на каких условиях договаривался с ним и сколько ему платил. Сева только дал задание, а потом получил отчет о выполненной работе.

- Ну вот. Сева скажет следователям, что поручил Паше такое задание.

- А Паша скажет, что ничего ему Сева не поручал, это ложь и клевета. Еще наймет адвоката и подаст против Севы иск в суд за очернение его репутации. И кому должно поверить следствие?

- Всё равно не понимаю, - качаю головой. - Сева же платил за эти убийства. Даже если не сам переводил деньги исполнителю.

- Сева дал Паше несколько слитков золота. Паша их продал, и эти деньги пошли на организацию убийств.

- Ну вот. Сева расплатился физическим золотом.

- Ага. Вот только Паша скажет, что никакое золото он от Севы не получал и вообще впервые об этом слышит. Паша в отличие от Севы в тюрьму не хочет.

- Все, я сдаюсь, - поднимаю ладони вверх. Мое настроение немного улучшилось, и я делаю глоток давно остывшего чая.

- Нет, конечно, если очень сильно задаться целью, то можно доказать, что Сева организовал те убийства. Наши следственные органы должны будут написать запрос в Италию, что, мол, так и так: пришел наш гражданин и сказал, что те несчастные случаи в вашей стране с вашими гражданами были не несчастными случаями. Тогда итальянская полиция должна будет возобновить уголовное дело, начать расследование. А захотят ли они? А то знаешь, пришлют отписку: «Ничего не знаем, это были несчастные случаи». Но даже если захотят копаться в старом деле, тоже вряд ли что-то нароют. Паша ведь не дурак. Наверняка он использовал несколько прокладок между собой и исполнителем. Все равно будет сложно что-то найти, доказать. Ну и повторю: наше следствие должно сильно захотеть в этом копаться.

- А есть надежда, что не захочет? - у меня точно есть надежда, поэтому я чуть ли не подпрыгиваю на стуле.

- Сева федеральный чиновник. Министр. Фокус, который он выкинул, сильно бьет по имиджу президента и правительства. Поэтому с самого верха пришло распоряжение сделать процесс закрытым и максимально скрыть информацию от прессы. И там, наверху, - Герман показывает указательным пальцем в потолок. - Не заинтересованы в том, чтобы Севу сильно наказывали, потому что так-то у него хорошие заслуги перед Отечеством. Руководство страны было довольно работой Севы на госслужбе. Поэтому если какие-то преступления можно списать, их спишут.

У меня отлегло. Я наконец-то расслабляю плечи и падаю на спинку стула.

- Но ведь самого Новосельцева Сева лично убил. И есть свидетель - Катя.

- Не лично. Новосельцев сам полез в петлю. Добровольно.

- Нет, его вынудили.

- Каким образом?

- Навели пистолет на Катю и на него самого.

- Ну и что? Голову в петлю он засунул сам. Это было его личное решение.

Я закатываю глаза.

- Герман, ну ты же прекрасно все понимаешь.

- Я понимаю и ты понимаешь. Но суд работает не по понятиям, а по конкретным фактам. Это раз. Второе - Сева был в черном костюме и маске, Катя не видела его лица. Камеры наблюдения не засекли Севу на вилле Новосельцева, отпечатков он не оставил. Так что Катя не может точно утверждать, что это был Сева. Может, она перепутала голос с кем-то другим. Третье - стул из-под ног Новосельцева выбил не Сева, а его помощник.

- Кстати, а кто это был с Севой? Паша?

- Конечно, нет. Какой-то местный русскоговорящий мигрант, которого нашел Паша.

- Катя написала мне в письме, что он сказал: «Зачетная дочка у губернатора» или что-то такое. То есть, он знал Новосельцева.

- Ну уж погуглил, к кому в дом лезет.

Мы замолкаем. Я делаю еще несколько глотков холодного чая.

- Мое личное ощущение, и адвокат со мной согласен: - говорит Герман после небольшой паузы, - наше следствие не будет давать ход всей этой истории с Новосельцевыми. Они граждане другой страны, местная полиция смерти сыновей признала несчастными случаями, а самого Новосельцева самоубийством. Мало ли что там Сева на себя наговаривает? У него нет доказательств того, что он их убил. Плюс Новосельцевы у нас тут здорово обосрались. Супруге губернатора не просто так тринадцать лет дали. И ей не позволят выйти по УДО. Отсидит все тринадцать лет от гудка до гудка. На их семейку давно был зуб. Они развалили всю область.

- И все же Катя может во всеуслышание заявить, что ее папу убил Севастьян.… - бормочу. - Особенно если узнает, что он сам сдался полиции.

- А как она узнает? Процесс над Севой закрытый. Если ты обратила внимание, президент уволил Севастьяна по собственному желанию, а не в связи с утратой доверия. Мало ли почему Сева решил уволиться с госслужбы. Может, решил вернуться в бизнес. Главное, чтобы журналисты не пронюхали.

Я тоже обратила внимание, что в новостях не было ни единого сообщения о том, что министр транспорта признался в совершенных убийствах. Только вскользь сообщили: подал в отставку. Те СМИ, что пожелтее, сделали заголовок: «Президент уволил министра транспорта». Как раз такие ссылки мне и прислал мой агент. А нормальные газеты по-другому написали: «Министр транспорта уволился по собственному желанию».

- Тогда что остается у Севы? Освобождение меня из заложников? Там много кого убили.

- Да, - кивает Герман. - И вот тут нужна будет твоя помощь.

- Как я могу помочь?

Я снова натягиваюсь струной. Если в моих силах сделать хоть что-то для освобождения Севастьяна, я, безусловно, сделаю.

- Нужно настаивать на том, что, когда Сева тебя спасал, он находился в состоянии аффекта. Это очень-очень сложно сделать. Специалисты почти никогда не признают состояние аффекта у подсудимого. Но тогда хотя бы получится натянуть, что это была оборона, спасение человека. Ты была его беременной женой. Тебя беременную похитили, удерживали в заложниках, - Герман на секунду замолкает, но все же добавляет: - Изнасиловали. Сева тебя спасал. И очень нужно притянуть сюда состояние аффекта. Адвокат будет на этом выстраивать линию защиты.

- Хорошо, но как я могу помочь?

- Тебя будут допрашивать, как свидетеля. Нужно, чтобы ты красочно рассказала обо всех ужасах, которые с тобой происходили. Ты была свидетелем, как Сева убивал твоего насильника. Ты должна рассказать, что он был невменяем.

- Ну тут мне даже не придется врать, - хмыкаю. - Сева действительно был невменяем.

Перед глазами снова встает та леденящая душу картина: Севастьян с налитыми кровью глазами остервенело расстреливает насильника, пока в пистолете не кончаются патроны. Он умер с первой пули, и это сразу было понятно, но Сева находился в таком диком состоянии, что не мог остановиться.

- Если все получится, то Севе удастся отделаться каким-то разумным сроком, - подытоживает Герман.

- Разумным - это каким?

Конечно, я понимаю, что на условный срок не стоит надеяться. Будет реальный. Хоть бы не больше пары лет.

- В случае Севы разумный - это лет десять.

- Сколько?! - вскрикиваю я на всю квартиру, рискуя разбудить Оскара, и вскакиваю на ноги. - Сколько, ты сказал?!

Меня снова парализовал страх. Горло сковало колючей проволокой.

- Элла, ему пожизненное светит, даже если не брать в расчет Новосельцевых. Слишком много людей убито. Так что десять лет - это лучшее, на что можно надеяться.

Я падаю обратно на стул. Надежда на благоприятный исход, которую Герман подарил в начале, бесследно исчезла.

Десять лет… И это в лучшем случае.

Герман глядит на меня с сочувствием.

- Я был в шоке, когда со мной связался адвокат Севы и это рассказал. Я не знал и половины того, что наворотил Севастьян. Но он мой друг, - добавляет тише. - Я пообещал Севе, что позабочусь о тебе и Оскаре. Запиши мой номер и звони всегда, когда что-то будет требоваться. Скоро с тобой свяжется адвокат для дачи твоих свидетельских показаний.

Я приваливаюсь головой к стене и закрываю глаза.

Десять лет.… В лучшем случае…