Нежный яд. Страсти

Глава 12

Марсия видела, как тяжело подействовал на Фигейру внезапный отъезд Режины, и постаралась помочь ему. Увела детей подальше от дома, чтобы они не видели, в каком состоянии находится их отец. Домой они вернулись только к ужину, и Марсия надеялась, что за столь длительное время Фигейре удастся справиться с ситуацией и взять себя в руки. Но он по-прежнему сидел на террасе словно окаменевший и тупо смотрел перед собой.

Ужинали Марсия и дети тоже без него.

Потом она уложила детей спать и тихо прошла на террасу, боясь нарушить уединение Фигейры.

Ее появление он не заметил. Все так же сидел, подперев голову руками, и, казалось, вглядывался в подернутую сумерками морскую даль или вслушивался в мерный шум прибоя.

На самом же деле Фигейра был погружен в свои мрачные мысли, и ничто не достигало его зрения и слуха. Марсия поняла это, постояв несколько минут за его спиной.

Можно было, конечно же, уйти, оставив Фигейру наедине с его переживаниями, но интуиция подсказывала Марсии, что ему сейчас нужна помощь. Надо вывести его из оцепенения. Просто, по-дружески, каким-нибудь словом или жестом.

Мысленно Марсия обратилась к нему с таким словом, но вслух произнести его не смогла, так как поняла, что любой звук, изданный ею, прозвучал бы в этой застоявшейся оцепенелой тишине подобно раскату грома.

Поэтому она, подойдя к Фигейре сзади, молча положила руки ему на плечи.

В момент прикосновения он едва заметно вздрогнул, затем еще больше напрягся, сжался. Но при этом не обернулся к ней и не проронил ни слова.

Марсия стала осторожно, медленно поглаживать его плечи и почувствовала, как у нее под руками они расслабляются, распрямляются, просто оживают.

Марсии стало ясно, что она избрала, возможно, единственно верный способ привести Фигейру в чувство, и принялась массировать его плечи более энергично.

Ее усилия не пропали даром: Фигейра вдруг пошевелился, повел одним плечом, другим... А потом произошло нечто непредвиденное: он вдруг стал целовать руки Марсии, но не страстно, а нежно – в искреннем порыве благодарности.

Марсия растерялась, хотя рук и не отдернула, дав возможность Фигейре излить прорвавшиеся в нем чувства. Он же усадил ее в кресло напротив и лишь после этого наконец заговорил.

– Для тебя, наверное, не секрет, что мой брак с Режиной давно трещит по швам, – сказал он. – Но я делал все возможное, чтобы поддерживать его ради детей. Из-за них – Рафаэла и Пати – мы сюда, в Ангру, и приехали. Долго собирались, долго договаривались, и вот... Режина умчалась, даже не попрощавшись с детьми! А перед этим мы с ней крепко схватились. Разумеется, это была далеко не первая наша ссора и, в общем, не самая кровопролитная. У нас бывали схватки и покруче... Но именно сегодня, после этой ссоры, я окончательно понял, что наш брак обречен! В то же время я с ужасом думаю, как воспримут развод Пати и Рафаэл...

– Я не возьму на себя смелость что-либо тебя советовать, а просто выскажу свое мнение, – отозвалась Марсия. – Если между родителями нет согласия, то дети страдают в любом случае. Они ведь все видят и понимают. И это, по-моему, большое заблуждение – думать, будто в такой семье детям живется комфортнее. Наоборот! Я, например, очень страдала из-за того, что папа с мамой разошлись. Но потом увидела, как им обоим стало спокойнее. И тогда мне тоже стало легче. Потому что прекратились эти бесконечные ссоры и препирательства... Ты хороший отец, Фигейра. Дети тебя очень любят и знают, что ты и после развода их не бросишь...

– Я много думал об этом. Конечно, я их не брошу. Но Режина наверняка станет чинить тут всякие препятствия. Хотя сегодня я прямо сказал ей, что мое терпение лопнуло.

– А что ответила она?

– Осыпала меня оскорблениями! Назвала тюфяком и пустым местом. Она считает, что я не способен на такой решительный поступок.

– А готов ли ты в самом деле к этому? – задала ему нелицеприятный вопрос Марсия. – Не к разводу как таковому, а к тому, что устроит Режина? Мы ведь знаем, на что она способна!

– Битва будет тяжелой, я в этом не сомневаюсь, – вздохнул Фигейра. – Но и отступать дальше некуда. Наш брак изжил себя, и реанимировать его невозможно.

– После развода Режина сделает все, чтобы сместить тебя с поста президента, – заметила Марсия.

– Ну и пусть! Я все равно останусь в компании как представитель интересов Рафаэла и Пати, имеющих свою долю акций, – сказал Фигейра и после небольшой паузы добавил уже не так уверенно: – Если только Режина не лишит меня этого права. Закон тут на моей стороне, но Режина и раньше прибегала к грязным приемам, а уж теперь и вовсе ни перед чем не остановится...

Фигейра был недалек от истины: примерно в это же время Режина, сидя в гостиной у Ивана и Антонии, говорила им:

– Я объявляю Фигейре войну! Он хочет развода? Пожалуйста! Я возражать не стану. Однако ж буду драться при разделе имущества за каждый носовой платок, флакон одеколона или теннисную ракетку! А после развода он станет для нас абсолютно чужим человеком, и тогда у нашей семьи появятся все основания сместить его с должности президента компании!

Мария-Антония попыталась вразумить сестру:

– А о детях ты подумала? Им ведь будет очень тяжело!

– Подумала! – парировала Режина. – Детям придется потерпеть. Да-да, жизнь – штука суровая! К тому же не они первые, не они последние. Родители разводятся сплошь и рядом, а дети от этого не умирают.

– Но я надеюсь, ты не станешь препятствовать Фигейре видеться с детьми? – спросила Мария-Антония.

– Не дождется! – отрезала Режина. – Если Фигейра хочет от меня уйти, пусть заранее скажет «до свидания» детям, дому, работе и собственному бумажнику!

– Тем самым ты накажешь прежде всего Рафаэла и Пати! – вступила с ней в спор Мария-Антония, но переубедить сестру не смогла – Режина твердо стояла на своем.

– Детей Фигейра не получит, а из компании – вылетит!

– Ну так уж и «вылетит»? – позволил себе высказать сомнение Иван.

– Это будет сделать непросто, но я постараюсь, – ответила ему Режина. – Сначала сместим его с президентской должности... Или ты и с этим не согласен?

– Весь вопрос в том, кто заменит Фигейру, – уклончиво ответил Иван. – Ты, разумеется, надеешься, что изберут тебя. А я в этом далеко не уверен. Ведь кроме тебя, есть еще дона Элеонор, есть Марсия, есть сеньор Валдомиру – в том случае, если он получит по наследству долю Клариси. Есть я, наконец!

Режине такой ответ не понравился, и она, не найдя союзников в лице сестры и ее мужа, поспешила их покинуть.

Когда Режина ушла, Иван выразился более жестко и определенно:

– Мне плевать на личную жизнь Фигейры и Режины, но их развод больно ударит по компании. После ухода твоего отца мы и так столкнулись с серьезными трудностями. Кстати, я не думаю, что Режина, став президентом, сумела бы изменить ситуацию к лучшему. Фигейра действительно рохля, он долго не продержится. И вот когда пост президента освободится, я должен быть начеку. Потому что я гораздо умнее твоей интриганки-сестры и докажу это!

Воскресный день в Ангре прошел как настоящий праздник. Фигейра и Марсия постарались сделать все, чтобы дети не ощущали отсутствие матери. С утра, до наступления жары, они – все четверо – отправились кататься верхом, и эта конная прогулка особенно понравилась Рафаэлу и Пати. Они шалили, резвились, и никто не одергивал их строгими недовольными окриками, как это обычно делала Режина.

– Честно говоря, я очень рад, что Режина избавила нас от своего общества, – признался Фигейра Марсии. – Ты заметила, как сразу раскрепостились дети? Выходит, им с ней тоже тяжело? Она подавляет их, подминает под себя. До сегодняшнего дня я не понимал этого.

Встретившийся им по дороге турист попросил Фигейру:

– Будьте добры, возьмите мой фотоаппарат и снимите меня с женой. Уж больно красивые тут места! Хочется запечатлеть свое пребывание на этом сказочном побережье.

Фигейра охотно выполнил просьбу заезжего путешественника, а тот в благодарность за услугу предложил:

– Давайте и я сфотографирую вас с женой и детьми! А фотографию потом пришлю по почте. Оставьте только мне ваш адрес.

Фигейре почему-то очень понравилось то, что посторонние люди приняли Марсию за его жену. И сфотографироваться в таком составе ему было бы весьма приятно. Однако слова туриста все же привели Фигейру в некоторое замешательство, и он помедлил с ответом. Зато Пати все разъяснила фотографу:

– Это не мама! Это мамина сестра.

– Ну и что? – не увидел в том большой разницы турист. – Все равно вы – одна семья. Причем очень симпатичная семья! Ну-ка, прижмитесь друг к другу поближе – я сниму вас на память.

Из Ангры они вернулись и в самом деле как единая дружная семья, в которой все очень любят друг друга. Прежде чем отправиться в свой дом, дети нежно поцеловали Марсию, а потом еще несколько раз оборачивались и посылали ей воздушные поцелуи. Она с такой же нежностью глядела им вслед и махала рукой.

Фигейра поблагодарил Марсию за то, что она сумела спасти выходные, которые, казалось, были непоправимо испорчены. А потом взял ее руку в свою и произнес взволнованно:

– Если бы ты знала, как мне не хочется с тобой прощаться!

Марсия смутилась и поспешила все перевести в шутку:

– Ладно, иди. Тебя ждут великие дела!

Он, повинуясь, сделал несколько шагов по направлению к дому, затем вдруг обернулся и, подражая детям, тоже послал Марсии воздушный поцелуй.

Его озорная выходка рассмешила Марсию. Не долго думая она ответила Фигейре точно таким же воздушным поцелуем.

Режина, издали наблюдавшая за их прощанием, вышла навстречу Фигейре и спросила в лоб:

– Давно это у вас с Марсией?

Сцену ревности она устроила по всем правилам жанра – с криком, со слезами, с угрозами: «Я разведусь с тобой, развратник, аморальный тип, и не позволю тебе общаться с моими детьми!»

Элеонор и Мария-Антония, не поверившие в то, что между Фигейрой и Марсией может быть любовная связь, пристыдили Режину.

– Если ты не уважаешь мужа и сестру, то хотя бы подумай о детях, – сказала Элеонор. – Они ведь могут услышать весь этот бред!

– Да, ты права, – внезапно согласилась с матерью Режина. – Я не должна так себя вести. Просто на меня что-то нашло, и я потеряла над собой контроль.

Потом она попросила прощения у Фигейры – и за свой внезапный отъезд из Ангры, и за сегодняшний приступ ревности.

– Если сможешь, забудь все, что я тебе наговорила... В том числе и о разводе... Я люблю тебя, поэтому и бешусь от ревности. Давай еще раз попробуем все начать сначала!

Фигейра молчал, угрюмо качая головой. Примирение с Режиной не радовало его, но и для борьбы с ней у него сейчас не было сил.

А Режина мысленно злорадствовала: «Подождите, голубки, тихони! Я выведу вас на чистую воду! И уж тогда вы у меня оба заплачете!»

Вскоре после скандала, учиненного Элеонор на вернисаже, к ней неожиданно пожаловал Марселу Барони собственной персоной.

Явился он к ней домой без предварительного звонка и без доклада, причем ему каким-то образом удалось беспрепятственно миновать пост охраны в городке «Мармореала».

Элеонор это удивило, но из вежливости она не стала расспрашивать гостя о том, как он сумел проникнуть к ней в дом, и вообще, зачем ему понадобилось наносить ей этот визит, если они даже не знакомы.

Возможно, последний вопрос она бы все же задала в мягкой форме, но Барони упредил его, заявив с порога:

– Меня зовут Марселу Барони. Я – владелец галереи, с которым вы как-то разговаривали по телефону. Мне хотелось засвидетельствовать вам свое почтение.

– Ой, что вы! – смутилась Элеонор. – Это я должна была принести вам свои извинения за ту ужасну выходку.

– Нет-нет, я как раз за тем и пришел, чтобы вы не чувствовали себя виноватой. Вот, возьмите пожалуйста.

Он протянул ей скромный, но изящный букетик полевых цветов, и Элеонор изумленно воскликнула:

– Невероятно! Как вы узнали, что это мои любимые цветы? Кто вам сказал?

– Мне не нужно было никого спрашивать, – ответил он. – Я просто знаю, что такие цветы нравятся очень немногим, только особенным женщинам. А вы – именно такая женщина!

Элеонор понимала, что это всего лишь комплимент, но ей, как и всякой женщине, было приятно слышать подобные заявления, тем более произносимые столь элегантным и даже изысканным мужчиной.

Пригласив Барони в дом, Элеонор предложила ему выпить кофе и сама не заметила, как втянулась в довольно откровенную беседу, на которую ее, конечно же, спровоцировал этот нежданный гость.

Он словно невзначай спросил у нее, как она могла увлечься Элизеу – юношей, бесспорно, талантливым, но все же весьма примитивным, и она, вместо того чтобы вовремя осадить чрезмерно любопытствующего Барони, сказала:

– Ах, если бы вы знали всю эту историю с самого начала, то поняли бы меня.

– А вы расскажите! – попросил он. – Поверьте, я благодарный слушатель.

От внимания Элеонор ускользнуло, что при этих словах Барони слегка повернул булавку у себя на галстуке. Она только почувствовала, как у нее слегка закружилась голова, но и этому факту не придала серьезного значения.

– Видимо, я сама виновата, что доверилась в общем-то незнакомому человеку, – начала свою исповедь Элеонор. – Но в моей жизни никогда не было других мужчин, кроме Валдомиру, бывшего мужа. Возможно, поэтому я и позволила себе увлечься человеком молодым. Годящимся мне в сыновья...

Потом она подробно рассказала о своем знакомстве с Элизеу, о тех чувствах, которые он в ней всколыхнул, и наконец дошла до самого болезненного момента:

– Я буквально порхала от счастья, пока не узнала, что мой юный избранник любит одну девушку – свою сверстницу...

Тут Элеонор осеклась и умолкла, но Барони это явно не устраивало, и он спросил:

– Вы знаете эту девушку? Кто она?

Элеонор, чувствуя над собой странную власть собеседника, уже готова была подчиниться его воле, однако в последний момент в ней все же сработал какой-то внутренний тормоз, и она отрицательно покачала головой.

Барони понял, что зашел в своих расспросах слишком далеко, и, вернув булавку в прежнее положение, заодно сменил тему разговора:

– Я очень благодарен вам за общение. Вы восхитительная женщина! Не откажетесь ли пообедать со мной завтра в ресторане?

Элеонор приняла его приглашение.

Потом в разговоре с Алсести она недоумевала:

– Сама не понимаю, отчего я так разоткровенничалась с Марселу. Конечно, он – мужчина обаятельный, галантный. Но ведь и я не девочка, чтобы так легко поддаться шарму незнакомого человека!

– Ну вот пойдешь в ресторан и познакомишься с ним поближе, – сказал Алсести. – Даст Бог, этот обходительный Марселу Барони поможет тебе забыть твоего неблагодарного художника.

– Я о нем уже забыла! – ответила Элеонор, не слишком погрешив против истины.

В отличие от Элеонор Марселу Барони отнюдь не забыл об Элизеу и едва ли не каждый день напоминал ему:

– Работай, мой друг, работай! Наш договор остается в силе. К тому же многие известные коллекционеры выразили желание приобрести твои полотна. Так что не трать слишком много времени на творческие поиски. Ты стал модным художником, и у тебя сейчас раскупят все!

После визита к Элеонор Барони также встретился с Элизеу и, кроме ставших привычными советов и напутствий, сказал ему как бы между прочим:

– Я сегодня был в гостях у твоей покровительницы Элеонор Берганти. Она произвела на меня самое благоприятное впечатление. Я даже пригласил ее на обед.

– Что ж, надеюсь, вы прекрасно проведете время, – без каких-либо эмоций произнес Элизеу, и Марселу, похоже, остался доволен его реакцией на это сообщение.

Затем Марселу Барони отправился в свою галерею, выслушал отчет секретарши Доры, которая доложила ему о том, чем занимается Валдомиру Серкейра после ухода из «Мармореала» и где он в данное время проживает.

А спустя час неутомимый владелец галереи уже сидел в ресторане отеля за одним столиком с Валдомиру Серкейрой и незаметно для последнего втягивал его в беседу.

– Простите, мне знакомо ваше лицо. Вы, случайно, не художник? – обратился он к Валдомиру.

– Почему вы так решили? – задал тот вполне резонный вопрос, на который и рассчитывал Марселу.

– Потому что я – коллекционер, владелец художественной галереи. И круг моих знакомых составляют в основном художники.

– Вынужден вас разочаровать – улыбнулся Валдомиру, – я не принадлежу к этому кругу. Хотя в утешение вам могу сказать, что моя бывшая жена – большой знаток в области живописи.

– Элеонор Берганти! – воскликнул вдруг Марселу. – Ну конечно же! Теперь я вас узнал! Вы знаменитый «мраморный король». Я видел ваши фотографии в газетах.

Тут, по замыслу Барони, должна была последовать реплика «мраморного короля», однако тот не оправдал ожиданий собеседника. И тогда Барони вынужден был продолжить:

– А вы знаете, не далее как сегодня я был в гостях у вашей жены...

– Бывшей жены, – холодно поправил его Валдомиру.

– Да, простите. Мы познакомились с ней на вернисаже в моей галерее.

Валдомиру остался равнодушен и к этому сообщению. Закончив свою нехитрую трапезу, он встал из-за стола.

– Всего вам доброго. Приятно было познакомиться.

– А вы не хотите продолжить наше знакомство, скажем, за стойкой бара? – ухватился за последнюю возможность Барони, поворачивая при этом свою чудодейственную булавку.

– Нет, спасибо. Я что-то устал сегодня. Пойду, пожалуй, отдохну, – не поддался на его уговоры Валдомиру.

– Да, крепкий орешек! – покачал головой Барони, оставшись за столиком один.

У Валдомиру и в самом деле был очень хлопотный день. С утра он заехал к Женинье и попросил узнать, нет ли в ее доме свободных квартир.

– Ты хочешь съехать из отеля? – спросила она.

– Да. Снимать квартиру в вашем доме стоит значительно дешевле, чем оплачивать проживание в отеле. Я не могу злоупотреблять щедростью Фортунату.

Женинья пообещала что-нибудь подыскать для Валдомиру и пригласила его на ужин.

– Если хочешь, можешь привести с собой Лавинию, – добавил от себя подошедший к ним Фортунату, чем вызвал неудовольствие Валдомиру:

– Я тебе уже сто раз говорил, что с Лавинией у меня все кончено! И не напоминай мне больше о ней!

– Ну прости, я хотел как лучше... повинился Фортунату. – Мне надоело видеть тебя одиноким и грустным.

– Я грущу не от одиночества, а оттого что остался не у дел, да еще и без средств к существованию. А если ты действительно хочешь мне помочь, то давай поедем сейчас к доне Бенвинде!

– Ты заинтересовался ее фабрикой по обработке мрамора? – удивился Фортунату.

– Да. Насколько мне известно, дона Бенвинда хотела отдать свое предприятие «Мармореалу» в счет давних долгов, но Режина отказалась от этой фабрики. А я решил посмотреть, в каком она состоянии.

– Зачем тебе это?

– Я хочу убедить Фигейру согласиться с предложением Бенвинды. А потом, когда суд признает мое право на часть акций «Мармореала», принадлежавших Клариси, я вместо них возьму себе эту фабрику.

– Хочешь все начать сначала? – догадался наконец Фортунату.

– Да. Не зря же меня называют «мраморным королем», – усмехнулся Валдомиру. – Я сделаю эту фабрику процветающей!

Фортунату поехал с ним на фабрику Бенвинды. Там они все внимательно осмотрели и пришли к выводу, что игра стоит свеч.

– Я соскучился по настоящему делу! – признался Валдомиру своему старому другу. – Взгляни вон на те плиты, подготовленные к шлифовке. Видишь, среди них есть одна голубого цвета? Я уверен, что она доставлена сюда из Серра-да-Вереда!

– Ты надеешься когда-нибудь туда вернуться? – верно угадал его мысли Фортунату.

– Мне очень бы этого хотелось. Только я должен вернуться туда как хозяин!

Валдомиру какое-то время помолчал, с нежностью и болью глядя на голубую, с ярко-синими вкраплениями, плиту, и произнес взволнованно:

– Я, наверно, с ума сошел, когда решил, что смогу прожить без своего заветного уголка – без Серра-да-Вереда, которая наполняла меня силой, заряжала энергией... И все это я потерял из-за Инес!.. Или Лавинии – не важно. У Клариси был хоть какой-то повод для того чтобы мне вредить, а эта!.. Потому я ее и ненавижу!

От доны Бенвинды друзья поехали к Фигейре и подробно изложили ему суть идеи Валдомиру. Фигейра охотно поддержал ее, но сказал, что это придется сделать тайком от Режины.

– Вот поэтому я и прошу тебя, – сказал Валдомиру. – Отвлеки ее внимание на что-нибудь более значимое, а тем временем я вступлю в права наследования, и сам попытаюсь противостоять Режине!