День подходил к концу. Подходила к концу и торговля на площади Кариока. Торговцы подсчитывали выручку. Грузили непроданный товар на тележки и предвкушали мирный ужин в кругу семьи, прохладу, тишину во дворике перед домом после целого дня жары и базарной сутолоки. Каждый был так занят своими делами, своими мыслями, что никто и не смотрел в сторону несчастной Лавинии, что едва дыша, со слезами на глазах сидела в отчаянии у обочины, пытаясь перевести дух. Рядом с ней сидела верная Матилди и с ласковой укоризной говорила ей:
– Сумасшедшая! Да разве можно тебе так бегать? В твоем-то положении!
Этих дружеских, почти материнских слов было достаточно, чтобы Лавиния разрыдалась.
– Украл! Все украл! До последнего сентаво! – твердила она в отчаянии, и слезы текли по ее щекам. – Как я буду отдавать долг твоему Освалду? Мало того, что долг. Он же мне и товара больше не даст!..
На эти слова Матилди нечего было ответить. Лучше всех она знала неуступчивость своего мужа. Знала, что он и ее не послушает, даже если она попросит за свою подругу, которой так не везет.
– Я уверена, что все это не просто так! – продолжала Лавиния, вытирая слезы. – Откуда было пацаненку знать, что сегодня у меня такая выручка? Это его Элпидеу навел. Они тут все с ним делятся.
При мысли, что у нее есть не только враг, но и возможность поквитаться с ним, слезы у Лавинии окончательно высохли, а в глазах загорелся гнев.
– Что ты выдумала? – замахала на нее руками Матилди. – Не хватало только, чтобы кто-то услышал, живо передадут! Тогда уж точно жди беды! Ты же знаешь, какой у него характер мстительный!
– Да я ему в лицо все скажу! – мгновенно вспыхнула Лавиния. – Я у него из горла вырву мои деньги! Мне жить на что-то надо! Я ребенка жду!
– Вот именно, – вновь принялась урезонивать Матилди свою пылкую подругу. Ты не ругай Элпидеу, а лучше обратись к нему за помощью. Он же как-никак полицейский и должен за порядком следить. Может, он и поймает маленького мошенника.
– Как же! – возмутилась Лавиния. – Он и сам на руку нечист. И всю эту свору малолетних преступников поддерживает. Нет! Я прямо к нему пойду! Пусть возвращает мои деньги!
– Даже не думай! – испугалась Матилди. – Глупости какие! Элпидеу если и берет со всех нас мзду, то берет с нашего согласия. Так уж искони повелось, чтобы полицейский на базарной площади имел с торговли доход. Для того и повелось, чтобы не было интереса воров поддерживать.
– А он вам головы и дурит, со всех разом имеет, – выкрикнула Лавиния, и как оказалось, прямо в лицо полицейскому, который словно из-под земли вырос и внимательно на нее смотрел.
– Это ты меня в воровстве обвиняешь? – грозно спросил он. – Ну-ка повтори еще раз, пусть все услышат, что ты оскорбляешь должностное лицо при исполнении служебных обязанностей!
Лавиния повторила бы. И не только повторила, но и многое еще прибавила бы. Все высказала, что думает о волках в овечьей шкуре, грабителях в полицейском мундире. Она уже было открыла рот, чтобы высказать все, что у нее накопилось против этого стража порядка, как вдруг появился Освалду. Матилди крепко сжала руку Лавинии, всячески давая ей понять, чтобы она помалкивала и ни во что не вмешивалась, а Освалду дружески похлопал Элпидеу по плечу и небрежно сказал:
– Нашел с кем разговаривать, приятель! Пойдем-ка лучше пропустим по рюмочке в честь окончания рабочего дня. А чтобы ты на эту дурочку обиды не держал, я готов возместить тебе моральный ущерб.
Элпидеу мгновенно оценил обстановку и кивнул. Он был согласен и на возмещение ущерба, и на рюмочку.
Освалду, уходя, кинул недовольный взгляд на Лавинию.
– А для тебя, имей в виду, никаких скидок не будет! Больно глупо себя ведешь, вот и плати по счетам!
– Но ее же обокрали, Освалду, – вступилась за подругу Матилди. – Мы же можем подождать немного?
– Чего ждать? Очередной порции глупостей? Пусть платит как договаривались, у нее впереди еще целая неделя!
Матилди горестно поджала губы. Много раз она убеждалась в жестокосердии Освалду и убедилась еще раз. И опять это было для нее жестоким ударом.
Лавиния поняла свою подругу, ей захотелось ее утешить.
– Освалду прав, – сказала она, – Я на него не в обиде. Взяла товар, изволь отдать деньги. А как иначе?
– Так-то оно так, – вздохнула Матилди, которой сразу стало легче от того, что подруга все понимает. – А тебе что делать?
– Не знаю пока, – вновь понурилась Лавиния. – Займу у кого-нибудь. Вот только не знаю еще у кого.
– А что если у Аделму? – обрадовалась найденному выходу Матилди.
– Нет. Ему самому еле хватает. У него же Жуниор, ты сама понимаешь, ребенку сегодня одно, завтра другое нужно.
– Пусть он у Режины попросит, она ему не откажет. – Матилди озорно посмотрела на подругу.
Но Лавиния не присоединилась к ее веселью.
– Режина мне разве что яду подсыплет. Ничего другого мне от нее ждать не стоит, – горько ответила Лавиния.
– Да она и знать не будет, – настаивала на своем Матилди.
– Да нет, ты и сама знаешь, что это не выход. Ты что, Аделму не знаешь?
Матилди знала Аделму, и достаточно хорошо, поэтому была вынуждена согласиться, что это и в самом деле не выход.
– Тогда иди к Валдомиру! – решительно заявила она. – Скажи, что у тебя от него ребенок. Он тебе не откажет, поможет.
– Чтобы я? К Валдомиру? – Лавиния даже привстала от негодования. – Никогда в жизни!
– Матушка Клариси тоже, небось, была очень гордая. Тоже не хотела обратиться за помощью к отцу своего ребенка. А что хорошего вышло? Нравится тебе судьба Клариси? А то, что она выделывала?
Лавиния молчала.
– Ты сама сказала, ребенку сегодня одно нужно, завтра другое. Ведь и твоему много чего понадобится. Так что не гордись. Пойди сходи к Валдомиру. Вот тебе мой совет, – с этими словами Матилди поднялась, попрощалась и ушла. Лавиния одна спокойно поразмыслит над сказанным.
Горько было на душе у Лавинии. То, что с ней происходит, это не судьба, она сама во многом виновата. Навсегда потеряла человека, которого полюбила, который ее полюбил... А теперь идти к нему и о чем-то просить? Конечно, ей было бы гораздо легче не просить его ни о чем. Так она и поступала. Но вот она оказалась в безвыходной ситуации, и может быть, как раз для того, чтобы они вновь увиделись. Может, ей не нужно избегать этого перста судьбы?
Чем больше Лавиния думала, тем больше убеждалась, что сама жизнь заставляет ее встретиться с Валдомиру. Наконец эта мысль стала для нее такой естественной, такой очевидной, что она тщательно привела себя в порядок и отправилась по незнакомому адресу.
Она шла и представляла себе лицо Валдомиру, его загоревшиеся радостью глаза, и сердце ее трепетало.
Вот и дверь. Она нажала кнопку звонка и в каком-то восторге ожидания замерла.
Дверь открыла незнакомая женщина, что сразу же отрезвило Лавинию. Из кухни пахло чем-то вкусным, в доме готовили ужин. Но все-таки она очень просто и естественно попросила:
– Скажите сеньору Валдомиру, что пришла Лавиния. Он непременно захочет меня увидеть.
Карлота пристально смотрела на стоящую на пороге женщину и не спешила пригласить ее в дом. Так вот она какая, эта самая Инес-Лавиния!
Лавинии не понравился экзамен.
– А вы тут кто? Кухарка? – спросила она.
– Соседка, – спокойно отозвалась Карлота. – Я помогаю сеньору Валдомиру обживать новую квартиру.
Помощь была очень заметна – о ней говорило и благоухание соуса, и появление Валдомиру. Он только что принял душ и вышел по-домашнему, в халате. Увидев Лавинию, он сразу пригласил ее в комнату. Глаза его загорелись, но чувство, которое заставило их блестеть, трудно было назвать радостью. Если и была в них радость, то радость мести.
Валдомиру находился в состоянии гнева и раздражения. Он еще не справился с тем, что заставила его пережить Режина.
Первым делом, как только они приехали из мотеля домой к Марсии, он вызвал Зезе и стал расспрашивать ее о звонке.
– Голос-то был женский, – говорила служанка, – но уж очень тихий. Нет, Марсию я не узнала, врать не буду. Но она сама сказала, что она Марсия.
– А я точно знаю, что не звонила, – заявила Марсия. – Я уснула, будто провалилась, в таком состоянии я звонить не могла.
– Да, она спала очень крепко, – подтвердил Фигейра. – Она не проснулась, даже когда я взял ее на руки, даже когда поцеловал. А поцеловал потому, что не мог удержаться, она была такая милая...
Слова его прозвучали так безыскусно, так искренне, что все ему поверили. К тому же все тут давным-давно друг друга знали, жили одной семьей, так что сюрпризов особых быть не могло. Сюрпризы устраивала одна Режина. Фигейра так и сказал:
– Режина давно мне грозила устроить нечто подобное, и вот устроила. Я признаю свое поражение и согласен на любые ее условия при разводе, лишь бы она не впутывала в наши дрязги детей.
– У меня два условия: ты немедленно освобождаешь мою квартиру и уходишь с поста президента! – тут же продиктовала Режина.
– Побойся Бога! – возмутился Валдомиру. – Ему же жить негде!
– Почему? – вступила в разговор Марсия. Щеки у нее пылали от негодования. – Он может жить здесь. Все, что произошло, подстроила Режина. Вспомни, папа, она и тебя отсюда выселила! И продолжает свою деятельность по выселению! Я уверена, во время обеда она мне что-то подсыпала, потому и была такой доброй и ласковой. Я вот только не понимаю, как можно было задействовать Лео...
– Лео уехал на несколько дней за город, – сообщила Элеонор. – Я только что звонила Уалберу.
– Ну вот видите, и это подстроено! – возмутился Валдомиру.
– Да, подстроено, – цинично признала правоту родственников Режина. – Ловушку устроила я, но в нее попались все те, у кого рыльце уже было в пушку. Чего стоит одно только приглашение Марсии!
– Оно стоит только доброго отношения, – возмущенно ответила ей сестра.
– Ради достижения свих целей я готова на все, – хладнокровно заявила Режина. – Но добиваюсь я только того, что принадлежит мне по праву – только я достойна поста президента нашей компании!
– Да это просто чудовище какое-то! – проговорил Валдомиру.
Он смотрел на свою дочь, молодую женщину, которая стояла перед ним с гордо закинутой головой, хотел отыскать на ее красивом лице печать дьявола, но не мог. Это было лицо просто красивой женщины.
А теперь он смотрел на красивое лицо молодой женщины, своей бывшей возлюбленной, и пытался на нем отыскать печать дьявола. И опять не мог.
Печати эти, очевидно, ставятся на сердце.
Он даже слова не дал сказать Лавинии, такая горькая обида вновь поднялась в нем. Как они смели так надругаться над его чувствами?! Он был открыт, доверчив, счастлив, и всеми его самыми лучшими чувствами воспользовались ради того, чтобы украсть какое-то количество денег. Какая глупость! И какая мерзость!..
Лавинии он не дал и слова сказать.
– Догадываюсь, с чем ты ко мне явилась. Ты в крайних обстоятельствах, и только я могу тебя спасти. Что ты выдумаешь на этот раз, чтобы выманить у меня очередную порцию денег, – смертельную болезнь и попросишь на лечение? Или у тебя в запасе есть еще какой-нибудь трюк?
Руки Валдомиру дрожали. Если бы он мог, он бы этими самыми дрожащими руками придушил и стер с лица земли эту алчную жалкую узколобую породу, к которой, к несчастью, принадлежала его дочь и та, которую он полюбил и которой доверился.
Лавиния молчала. Слезы душили ее. Что она могла сказать этому человеку? Как отвести его несправедливые обвинения?
Стоило ей заговорить, как она оказалась именно той, чей отвратительный портрет Валдомиру только что нарисовал, – алчной вымогательницей, и только.
Она сидела и глотала слезы.
Валдомиру расхохотался.
– Ну что? Не прошел трюк? Я вовремя разгадал его?
Обида захлестнула Лавинию – что себе позволяет этот человек? Как он смеет смешивать ее с грязью? Он что, считает, что всегда и во всем прав?! А Клариси? А ее трагическая судьба? Он был всему причиной. И если она по стечению обстоятельств отплатила ему злом за добро, то ведь и он причинил столько же зла невинной женщине и потом своей родной дочери! Но сделала она это по недомыслию, по глупости, молодости! А он как человек гораздо более опытный мог бы что-то понять и простить ее!
А Валдомиру смотрел с непередаваемой язвительностью на жалкую авантюристку, которая снова задумала его облапошить. За кого она его принимает? За полного идиота?
Лавиния не выдержала этого язвительного недоверчивого взгляда.
– Ты, Валдомиру, не человек! – сказала она ему. – Ты стал им на короткий миг и тут же пожалел об этом! Пожалел и хочешь растоптать то святое, что у тебя и в самом деле было. Человек умеет прощать, он умеет увидеть другого, умеет понять, что с ним происходит! Желание растоптать и уничтожить стоят у него не на первом месте! А ты... ты своим неумением любить порождаешь чудовищ вроде твоей Режины, вроде несчастной Клариси! Это твои плоды! Ты сеешь вокруг себя ненависть.
– Вон! – заорал вне себя Валдомиру. – Вон из моего дома!
– Да, мне здесь нечего делать, – гордо бросила ему Лавиния. Она ушла, хлопнув дверью, но на лестнице едва не разрыдалась.
– Жизнь, прежде всего жизнь, – вдруг услышала она.
Лавиния подняла голову и увидела очень странного молодого человека – необычен был его взгляд, он словно бы пронизывал ее насквозь.
– Я знаю, что сейчас вам плохо, что вы нуждаетесь в помощи, и постараюсь помочь вам, – пообещал он.
Лавиния горько улыбнулась – никто не мог ей помочь сейчас, кроме Господа Бога.
– На Него и полагайся, – услышала она ответ на свои мысли.
Уалбер одарил молодую женщину улыбкой, и ему показалось, что ей стало гораздо спокойнее. Во всяком случае, она улыбнулась ему в ответ.
– А ты, однако, ее любишь, – сказала Карлота, которая уже несколько минут наблюдала за сидящим в кресле Валдомиру.
Он поднял голову, взглянул на нее несчастными глазами и не стал отрицать.
– Эта женщина словно яд, – пожаловался он. – Я пытаюсь заставить себя возненавидеть ее, но у меня ничего не получается. Она отравила меня... Я перед ней беспомощен...
– Сейчас я тебе помогу, – пообещала Карлота.
Она подошла к несчастному Валдомиру, обняла его как только она одна умела, прижалась губами к его губам, и он почувствовал, что по жилам у него потек жар желания. И та же Карлота умело погасила этот жар...
– Тебе стало легче? – спросила она, поднимая голову с подушки.
– Не то слово, – нежно отозвался Валдомиру. – Но надеюсь, ты не ждешь от меня...
Карлота не дала ему договорить.
– Я давно уже не ребенок и ничего ни от кого не жду, даже о тебя, – сказала она ласково. – Я очень дорожу нашей чистой, светлой дружбой. Давай попробуем сохранить ее.