Глава 24


Все мысли Валдомиру были заняты одним – как вернуть обратно «Мармореал».

Диктатура Режины скорее забавляла, чем пугала его. Властностью, авторитарностью дочь пошла в него, другое дело, что он по-иному и общался, и обращался с людьми. Он любил чувствовать себя заботливым, предусмотрительным хозяином, поэтому и слушались его охотно. Он искал не рабов, не слуг, а сотрудников-единомышленников.

– Вот и потягается мастер с подмастерьем, – шутливо бурчал себе под нос Валдомиру, работая на шлифовальном станке. – Недолго ждать осталось.

А ждать и в самом деле осталось недолго. Скоро уже должен состояться суд, после которого Валдомиру в качестве наследника умершей дочери должен получить шесть процентов акций «Мармореала».

– Лиха беда начала, – думал Валдомиру. – Я свою дочку по всем статьям обставлю.

Он даже не сердился на Режину, ему нравилось, что она у него такая нравная, характерная, что никогда от задуманного не отступает.

К вечеру пришел Клаудиу, чтобы обсудить с Валдомиру поведение на предстоящем суде. Обычно добродушное его лицо сияло широкой улыбкой, но на этот раз он был озабочен и мрачен. Не дожидаясь вопроса Валдомиру, он сообщил:

– Опять пришлось заниматься делами Лавинии. Еле избавил бедную от тюремной решетки, а вот от штрафа избавить не смог, придется платить по полной программе.

Валдомиру сделал вид, что ничего не слышал.

Однако Клаудиу то и дело возвращался к бедственному положению несчастной, явно желая получить от Валдомиру помощь. Но тот только рассердился.

– Нечего ей Лазаря петь, – резко заявил он, – захочет – звезду с неба достанет.

Клаудиу не одобрил резкость своего клиента. И даже не без некоторого удовольствия, словно бы в отместку за жестокосердие, сообщил:

– Ваша дочь Режина оспаривает ваше право на наследство, подвергая сомнению результат экспертизы.

Валдомиру вскинул на него взгляд.

– Что это значит?

– То, что она подала апелляцию, – спокойно сообщил Клаудиу

– Какова возможная реакция суда? – Валдомиру напрягся, подобрался, прикидывая ответные шаги.

– Суд может счесть ее аргументы убедительными и не приобщить экспертизу к делу.

– Тогда мы потребуем повторной экспертизы! – решительно заявил Валдомиру.

– А вы понимаете, с чем это связано? – поинтересовался Клаудиу.

– С эксгумацией моей дочери Клариси, – отчеканил Валдомиру.

– Именно. – Клаудиу с преувеличенной почтительностью наклонил голову. – Рад, что вы это понимаете.

– Мне это особой радости не доставит, но иного выхода я не вижу, – подвел итог Валдомиру.

– Я тоже, – согласился Клаудиу, – но на это понадобится особое разрешение.

– Так позаботьтесь о не, прошу вас, – распорядился Валдомиру. – Мы не должны терять ни минуты. Решение суда еще только оформляется, а у нас уже готов ответный шаг.

– За этим я к вам и пришел, – кивнул головой Клаудиу. – Но вы сами понимаете, материя тонкая, сразу к ней не приступишь. Я рад, что у нас по этому вопросу общее мнение.

– Я тоже, – доброжелательно отозвался Валдомиру.

Клаудиу откланялся, а Валдомиру взволнованно заходил по комнате. Но а этот раз причиной его беспокойства был вовсе не «Мармореал» и даже не повторная экспертиза, связанная с осквернением могилы. Темные прекрасные глаза Инес-Лавинии смотрели на него с упреком. «Как ты можешь бросить на произвол судьбы меня, свою жену?» – словно бы говорили они.

Валдомиру отгораживался от этого упрека множеством других упреков, обвинениями, насмешками, оскорблениями. Но скорбные глаза молчаливо твердили свое, прожигая сердце, лишая сна и покоя.

Наконец Валдомиру не выдержал. Он оделся и отправился к Карлоте. К счастью, она была дома и явно обрадовалась своему гостю.

Валдомиру был ей за это благодарен.

Карлота не обманывалась насчет своего места в жизни Валдомиру, оно было не первое и не главное. Но оно было прочное и принадлежало именно ей, и ей одной. А это было уже немало.

Как всегда, она сумела его расслабить, успокоить, и, вернувшись домой, он даже заснул. Но проснулся очень рано, быстро умылся, оделся и сразу же вышел из дома.

Он добрался до знакомой узкой улицы, но не стал караулить у дома, не пошел в табачную лавку, чтобы следить, кто выходит из двери, а просто-напросто постучался.

Открыла ему Лавиния и, очевидно, от неожиданности сделала шаг в сторону. Валдомиру вошел.

В полутемной комнате она показалась ему еще худее, еще угловатее. И глаза стали еще больше.

Ее беззащитность больно царапнула ему сердце.

– Прости, я без предупреждения, – полуизвинился он.

– Что поделаешь, телефона у меня нет, – сразу же простила она.

Валдомиру привычно направился на кухню.

Он так ясно помнил каждый сантиметр этой бедной, незавидной квартирки, что каждый его шаг отзывался болью.

– Пить очень хочется, – пожаловался он.

От волнения у него вдруг страшно пересохло в горле. Ему хотелось одного – закрыть глаза и обнять эту стоящую перед ним женщину.

Лавиния открыла холодильник, и он невольно увидел, что стоит там только вода. Эту воду она и налила ему в стакан.

– Я слышал, что у тебя неприятности и хотел бы помочь тебе, – выговорил он хрипло. – Хотя понятия не имею, что тебе пойдет на пользу. Ты все умеешь обратить себе во вред. Ты похожа на сеть, которая вместе с рыбой тянет за собой и водоросли, и прочую дрянь.

Начав говорить, Валдомиру не мог остановиться.

– А по-моему, ты пришел не помочь, а поиздеваться. – Обида и гнев захлестнули Лавинию, услышавшую очередное нравоучение. – Попей водички и шагом марш из моего дома!

– Клаудиу мне все рассказал, – продолжал Валдомиру, пропустив мимо ушей ее слова, словно имел дело с неразумным ребенком, на выходки которого не стоит обращать внимания. – Так вот я считаю, что...

– Убирайся немедленно! Сейчас же! Сию же минуту! – Лавиния чувствовала, что еще секунда – и она буквально взорвется от ненависти. – Мне наплевать, что ты там считаешь! Я знать этого не хочу! Ты считаешь всю свою жизнь и просчитался!

– Упрямая ослица! Дура неблагодарная! Неблагодарная! – не остался в долгу и Валдомиру. – Кто тебе поможет, кроме меня? А когда я пытаюсь поговорить с тобой по-человечески, ты...

– Это ты называешь по-человечески? – задохнулась Лавиния. – Когда я пришла к тебе, ты выгнал меня. Когда проходила мимо, держался за кошелек, а теперь оскорбляешь меня в моем собственном доме? Да я знать тебя не хочу!

Она распахнула дверь.

– Убирайся! И чтобы больше ноги твоей здесь не было!

Валдомиру достал из кармана кошелек, положил его на стол и направился к двери. Но кошелек полетел ему вслед.

– Не надо мне твоих денег! Я не нуждаюсь в подаянии, – кричала Лавиния. – Я же из тех стерв, которые обирают до нитки!

– Дура! – еще раз злобно и яростно обругал ее Валдомиру, подхватив на лету кошелек. – Ну и пей свою воду на здоровье!

Но Лавиния не удостоила его ответом. Она захлопнула дверь и повернула в ней ключ.

А потом опустилась на пол и разрыдалась.

Она плакала сначала беззвучно, а потом громко, в голос, отчаянно, безудержно, как плачут дети.

Перед глазами у нее стояло лицо Валдомиру, но не того, который только что пытался учить ее жить, проповедовал, советовал, оценивал, а любящего Валдомиру, беззащитного, счастливого, нежного. Валдомиру, который надел ей на палец кольцо и назвал ее своей женой.

– Я все погубила! Все! – прошептала Лавиния. – Так чего же я медлю? Надо уж губить все до конца! И чем скорее, тем лучше.

Она поднялась, подошла к шкафу и из самой его глубины достала заветное кольцо. Еще совсем недавно она не собиралась расставаться с этим кольцом никогда. Но теперь оно словно жгло ей руку.

Прошлого не вернуть, не вернуть Валдомиру, а значит, для чего ей этот призрак, мечта, иллюзия? Надежда на то, что жизнь еще вернется? Жизнь кончена, и нужно мужественно принять смерть.

Лавиния бросила кольцо в сумочку, привела себя в порядок и вышла из дому. Она все делала механически, как автомат, но с присущей автоматам четкостью и обстоятельностью.

Она зашла в первую попавшуюся лавчонку, где скупали все подряд, не спрашивая, откуда у оборванца старинный браслет или женское платье, и протянула кольцо.

Глаза хозяина вспыхнули, хотя лицо сохраняло притворное равнодушие.

Он предложил смехотворную цену, не сомневаясь, что начнется долгий и упорный торг, но Лавиния равнодушно кивнула.

Хозяин, и без того не сомневавшийся, что кольцо краденое, заподозрил и «мокрое» дело. «Ишь как торопится избавится», – подумал он.

Он не ошибся, почувствовав, что речь идет об убийстве, только не знал, что убийство совершается у него на глазах, что убивают любовь и жертва истекает кровью, но все еще дышит.

Услышав сумму, Лавиния отметила только одно – и штраф, и долг будут заплачены. Хватит и еще на одну трату. А больше ей ничего не нужно.

На обратном пути она заглянула к Матилди, и та, взглянув на подругу, перепугалась.

– Лавиния! Не смей отчаиваться! – горячо заговорила она. – Вот увидишь...

– С чего ты взяла? Какие глупости! Я принесла долг Освалду, вот и все, – все с тем же равнодушием сообщила Лавиния.

Матилди с испугом смотрела на деньги.

– Да успокойся ты! – сказала она подруге, – это самые обыкновенные деньги. Я забыла, что у меня есть кольцо. Я продала его и теперь могу начать новую жизнь. Теперь меня ничего не связывает с Валдомиру, и я приняла самое прекрасное и разумное решение. Я решила сделать аборт. В моем положении это и разумно, и правильно. Дай мне, пожалуйста, телефон больницы. Я прямо от тебя и позвоню.

– Нельзя решать такое сгоряча. – Матилди видела, что Лавиния не в себе. – Очень прошу тебя, подумай как следует. Потом пожалеешь, но будет поздно.

– Я все уже обдумала, и это единственное мое желание.

– Деньги не возьму, иди сама к Освалду.

Матилди хотела выиграть время и сообразить, что же ей делать.

Она не хотела давать телефон больницы, но прекрасно понимала, что Лавиния раздобудет сотню телефонов. А так по крайней мере она будет знать, где искать подругу...

Телефон она дала, но на прощание сказала:

– Имей в виду, аборт – только через мой труп.

Освалду был рад несказанно тому, что Лавиния принесла долг. Втайне он уже распростился со своими денежками. Он сразу подобрел и проникся симпатией к незадачливой подруге своей жены.

– Может, еще какой-нибудь коммерцией займешься, – добродушно сказал он.

– Пока я займусь абортом, – не стала таиться от Освалду Лавиния.

– А вот это ты зря. Я тебе не советую этим заниматься, – неожиданно серьезно сказал Освалду. – Ты об этом еще пожалеешь.

Но чем больше отговаривали Лавинию, тем яростнее цеплялась она за свое решение. Освалду она вообще слушать не стала махнула ему рукой на прощание и пошла. Он посмотрел ей вслед и почал головой – чем поможешь, если сам себе человек помогать не хочет?

Лавиния ушла, а Матилди места себе не находила. Что же делать? Как образумить бедную? Она набрала номер Клаудиу.

– Ты пробовал помирить Валдомиру с Лавинией? – спросила Матилди.

– Пробовал, но безуспешно. Они слышать друг о друге не могут, не то что увидеться и поговорить, – ответил со вздохом адвокат.

– Да. Это правда, – горестно отозвалась Матилди и взяла у Клаудиу номер телефона Валдомиру. Но звонить ему не стала, а поехала прямо на фабрику.

Валдомиру вспомнил подругу Лавинии и усмехнулся – женская логика! Самой взять стыдно, а послать клянчить подругу не стыдно.

– Я ничего ей больше не дам, не стоит и просить, – произнес он жестко, но при этом улыбался деланной улыбкой.

– Стоит! – горячо ответила Матилди. – Я не денег у вас прошу, а помощи! Лавиния ждет от вас ребенка и внезапно решила сделать аборт. Кто знает, может, в эту самую минуту вы лишаетесь наследника...

Валдомиру вскочил на ноги. Он был потрясен.

– Вы знаете, где она? Едем!


Загрузка...