Нежный яд. Страсти

Глава 27

Прошло несколько дней, Лавиния перезнакомилась с соседями, и одного этого было достаточно, чтобы количество легенд и сплетен о ней уменьшилось. Мало-помалу все привыкли, что утром из квартиры Валдомиру выходит статная темноглазая молодая женщина и возвращается домой к вечеру. Всем было известно, что она работает на фабрике Валдомиру. Самого Валдомиру видели куда чаще с Карлотой, чем с Лавинией. И очень скоро все – может быть, кроме самих участников – к этому привыкли.

Но если сплетен о Лавинии стало меньше, то сама она со временем узнала их множество и была уже в курсе всех событий, которые творились в этом большом многоквартирном доме.

По вечерам ей случалось поболтать с Кловисом, и он всегда жаловался на Марину, невесту своего сына.

– Не верю я в ее любовь! – твердил он. – Деньги она любит, а не Ренилду. Вцепилась в него мертвой хваткой и говорит ему, дурачку, что любит. А если присмотреться, какая это любовь? Вред один. Вредит она моему Ренилду, ничего хорошего он от нее не видит. Ладно бы спала с ним, а то и не спит. Бережет себя, видите ли, до свадьбы. Если бы девушка было, то понятно. Но тут я ее заставил, и она о своем боевом прошлом при моем дурачке все выложила. Мне дурно стало, а ему каково? Я думал, он на нее плюнет и разотрет. Ничего подобного! Еще крепче прикипел. Сохнет, худеет, нервничает. Аппетита лишился, живет как на вулкане. Играть хуже стал, – при этих словах на лице старика отразилась такая боль, что Лавинии захотелось его хоть как-то утешить. – Его ведь в «Милан» не взяли, и в «Атлетико» тоже. Думаете, она к тому руку не приложила? Приложила! На днях приревновала и прогнала. Он ночь не спал. На поле вышел и сразу проштрафился. А за что она на него напустилась? За то, что девочки за ним бегают? Ну и что в этом такого? Он – человек известный, у него поклонниц тьма, они к нему лезут, не он к ним. Гордись, что такого парня отхватила. А она казнит скандалы устраивает, истерики. Ну и какой результат? Еще хуже стал играть Ренилду. Так чего она, спрашивается, добивается, эта так называемая невеста? Чтобы выгнали его к чертовой матери из всех престижных футбольных клубов? Она своего добьется! Только к этому и ведут все ее дурацкие штучки. А выгонят его? Она же его и бросит, потому что только денежки и любит. И не будет у нее ни жениха, ни денег. А вот сына жалко. Любила бы она моего Ренилду, он бы от ее любви играл еще лучше, денег бы у них прибавило, а там, глядишь, и детишки пошли...

Кловис пригорюнился. Он мечтал о внуках, о крепком зажиточном доме, а с этой Мариной, разве что заведешь?

Лавиния ему посочувствовала. Она и сама мечтала о доме, крепкой семье, но уже перестала на это надеяться.

Не обошла Лавинию и история Наны. Ей рассказывали ее с особым удовольствием, ведь как-никак Карлота ушла от Гату к Валдомиру. И Валдомиру до сих пор с ней не расстался, хоть и привез к себе женщину помоложе. А уж как Гату был в нее влюблен, как влюблен! Горевал, горевал, потом на Нану перекинулся. Пошла у них любовь. А по Нане давным-давно Алсести сохнет. Увидел он, что любимая женщина другим увлеклась, и забеспокоился. Разузнал, что у Гату серьезных намерений нет, и сделал Нане предложение. Вот она теперь и мается. С одним ей постель сладка, а с другим будет жить как за каменной стеной. Нана-то в долгу как в шелку. Что выбрать? Так и не знает. Один день так думает, другой – этак. Никак не может ни на что решиться...

И сеньоре Эмилиане посочувствовала Лавиния. Трудный у женщины выбор. Помоги ей Бог не ошибиться!

А у Фортунату с Жениньей своя беда. Их дочка Адриана – приемная, между нами говоря, дочка, только она этого не знает – всегда была образцово-показательной. Умница-разумница, скромница, полная противоположность Марине, которая ни одного мужика не пропустит. И на тебе! Связалась с мужем Марии-Антонии Иваном!

Иван, он тоже из этого дома. Его все тут знают. Еще тот гусь! К тетке, что его вырастила, глаз не кажет, а уж она его ждет! Все глаза проглядела.

Мария-Антония заподозрила неладное и наняла детектива. Словом, грозит им обоим в ближайшем будущем колоссальный скандал, если вовремя не спохватятся. Да похоже, не спохватятся. Застоялась кобылка в стойле да и понеслась вскачь. Кто ее теперь остановит?

Родителям-то невдомек, что с дочкой творится. Это со стороны видно. Весь дом уже гудит как пчелиный рой, языками чешет, а они хоть бы что, ни сном ни духом.

А с другой стороны, ну кто отважится им про любимую дочку такую гадость сказать? Их все уважают и ценят за порядочность, за доброе сердце, за готовность прийти на помощь. Кто станет их огорчать, лишать душевного покоя?

Этим достойным людям Лавиния посочувствовала больше всего. И дочке их тоже, потому что все их беды еще впереди, потому что это только начало.

Об Иване в доме не говорили ничего хорошего. И о его родном брате Лео тоже. Да и Марина была той же породы. Все они больше всего на свете любили деньги и ради них готовы были на все. Порок у них в крови – вот что о них говорили.

Да и как не говорить? Не одна Марина гуляла, Лео стал мальчиком по вызову. Перезрелые матроны пользовались его услугами по мотелям и платили ему немалые деньги, так что он теперь разъезжал на машине, шуршал пачками банкнот и чувствовал себя если не королем, то наследным принцем. Ну и принц! Руки помыть хочется, если, не приведи Бог, поздороваешься.

Сочувствовали в доме и Уалберу. С тех пор как его отец Женивал побывал в больнице и после нее вернулся под семейный кров, бедный Уалбер зарабатывал деньги в поте лица. Женивал умел эксплуатировать всех, умел выжимать людей словно лимоны, а потом выкидывать корочку.

Наслушаешься про чужие беды, и свои легче кажутся. Во всяком случае, Лавиния, поселившись в квартире Валдомиру, повеселела.

Он разрешил, и она каждый день отправлялась на фабрику. Работу ей давали самую разную, она была то учетчицей, то уборщицей. Но работы Лавиния не боялась и охотно бралась за любую.

Валдомиру предупредил, чтобы с новенькой обращались построже, не спускали ей огрехов и просчетов.

Администрация внимательно и даже пристрастно следила за Лавинией, но она оказалась очень добросовестной, и претензий к ней пока не возникало.

В этот день Лавиния пришла на работу в особенно лучезарном настроении – малыш впервые шевельнулся, и этот мягкий, еле слышный толчок наполнил молодую женщину такой несказанной радостью, о какой она и не подозревала.

Ей поручили подсчитать мраморные плиты, и она скакала среди них, словно было ей лет десять, не больше.

Рабочие с симпатией смотрели на Лавинию. Она нравилась всем своей живостью и открытым незлобивым нравом.

– Ишь, коза! – посмеивались они. – Пусть прыгает, пока в охотку!

И вдруг Лавиния исчезла. Молодые рабочие бегом бросились туда, где только что мелькало ее яркое платье. Так и есть – Лавиния лежала на земле. Она оступилась, свалилась с плиты и не решалась подняться. Помертвев при одной только мысли – ребенок! Что будет с ним? – она не отважилась встать и лежала не шевелясь.

Первым подбежал Валдомиру.

– В больницу! Срочно! – скомандовал он.

Лавиния тут же поднялась, но не из послушания, а из гордости: в любую больницу она дойдет на своих ногах и не позволит никому догадаться, что творится у нее на душе.

Валдомиру сам сел за руль, гнал отчаянно и потом сидел и ждал в коридоре.

Ох уж эти коридоры! В точно таком же сидела Лавиния, собираясь сделать аборт. Неужели это все-таки перст судьбы?

Вышел врач. Валдомиру приготовился к самому худшему.

– Все в порядке, – сказал он с улыбкой. – Мы добросовестно обследовали вашу жену и можем с полой ответственностью сказать, что с ребенком все в порядке. Хорошо, что срок еще невелик, вот в следующем месяце неизвестно, чем кончилось бы дело.

Валдомиру облегченно вздохнул.

– Однако пусть ваша жена полежит несколько дней в постели. Мало ли что. А если кровотечение, то немедленно к нам!

– Спасибо, доктор, – с чувством сказал Валдомиру и пожал врачу руку.

Привезя Лавинию домой, он уложил ее в постель, а сам отправился на кухню.

– Да будет тебе известно, что я отличный повар и судомойка! – крикнул он.

Лавиния не хотела, а рассмеялась.

В этот вечер Валдомиру не пошел к Карлоте.

– Я не могу оставить Лавинию, – объяснил он ей по телефону. – Просто боюсь, понимаешь?

– Понимаю, – ответила Карлота.

И как всегда, вложила в это короткое слово очень многое.

С этого дня Валдомиру не отходил от Лавинии. Стоило ей приподняться, как он на нее шикал.

– Доктор велел тебе лежать, – тут же говорил он.

Он готовил ее любимые блюда и радовался, что она ест с большим аппетитом.

– Я всегда ела как птичка, поклевала, и довольно, – сказала Лавиния, – а теперь вот ем за двоих.

– Ешь на здоровье, тебе и нужно за двоих и на двоих.

Чуть позже Лавинии позвонила Матилди. Валдомиру взял трубку, рассказал, что случилось, и попросил ее прийти завтра, когда он уйдет на работу.

– Чтобы было кому позвонить, если что, – объяснил он. – Сам я постараюсь как можно раньше вернуться с работы.

Матилди пришла с утра, растроганные подруги расцеловались. Выглядела Лавиния неважно – худая, бледная, нервная. В разговоре все возвращалась к Валдомиру и Карлоте. И при этом смотрела страдающими глазами, заправляла за ухо выбивающиеся пряди волос, запахивала у горла старенький халатик.

– Да-а, – сказала Матилди, – а я понимаю Валдомиру. Я бы на его месте тоже к Карлоте бегала.

Лавиния с недоумением уставилась на подругу. О чем это она?

– Ты посмотри на себя! – воскликнула Матилди. – Да на такую смотреть противно! Если любишь мужчину, нужно за него бороться! А ты?

– Что я? – спросила Лавиния, а сама тут же вспомнила, какую красивую ночную рубашку подарил ей Валдомиру, как водил по магазинам, какие наряды покупал...

– Послушай, – торопливо обратилась она к подруге, – а ты можешь сходить в магазин и купить мне рубашку посимпатичнее и какой-нибудь пеньюарчик?

– Умница! На лету мои мысли ловишь!

Карлота зашла проведать Лавинию, когда та примеряла обновки, и лишний раз убедилась, что не ошиблась в своих прогнозах, – у этой пары было многое еще впереди.

Когда Валдомиру вернулся с работы, его встретила красивая, уверенная в себе женщина.

Он внутренне ахнул и не мог скрыть своего изумленного восхищения.

– Как тебе идет быть дома! – только и нашелся что сказать. – Сейчас я тебя накормлю, обед у меня приготовлен, только разогреть.

А когда Лавиния заснула, он тихонько сел возле нее и положил руку ей на живот. Он слушал биение новой жизни.