Глава 15. Перед отъездом

Больше ничего толкового подслушать не удалось.

Рустам, правда, заикнулся было прокомментировать что-то еще по поводу отцовского заявления. Однако Дибир Агаев тут же шикнул на него и напомнил, что они находятся в главном офисе «Сэвэн», а не у себя дома. После чего сын резко заткнулся, и оба молча ушли.

Судьба Короленко не могла меня не обеспокоить в этот момент.

Не из-за невесты, которую ему навязывают, вовсе нет. Воспоминания о Саре вообще меня не трогали и никакой ревности я к ней не испытывала. Потому что какая ревность может быть к хоть и подросшей, но избалованной до ужаса девчонке, которую и сам Короленко теперь сторонится?..

Моя тревога совсем по другому поводу.

Что именно намерен предпринять Герман, чтобы взять моего бывшего босса «под контроль»? Я ведь в курсе его беспредельно-криминальных методов... а учитывая, что понятия «подконтрольный» и «Артур Короленко» фактически несовместимы, то перспективы вырисовываются довольно страшные. Убийственно страшные!

Совсем распереживавшись, стою и кусаю губы до боли.

Что делать, что делать...

Дверь архива приоткрывается, заставив инстинктивно отшатнуться назад во избежание столкновения с моим носом.

- ...Эй, как там тебя... Ян! - заглядывает внутрь главная администраторша первого этажа. - Генеральный только что звонил, спрашивал, где ты. Ничего конкретного не сказал, но лучше тебе подняться. Андрей Борисович просто так никогда ничего не делает.

Даже одно звучание этого имени придает мне сил. Не знаю, почему, но я испытываю к нему невероятно глубокое доверие на подсознательном уровне. И мне всегда кажется, что он способен решить любые проблемы. Эдакая странная, забавная уверенность в духе детской песенки «Папа может, папа может всё, что угодно...»

Жаль только, что этот папа ни сном, ни духом о своей дочке не ведает. Ну да ладно. Главное - что он вообще на свете есть.

Киваю администраторше и, воодушевленная собственной верой в Батянина, энергично направляюсь наверх.

Как и было сказано, никаких конкретных дел для меня не нашлось. Генеральный директор «Сэвэн» сидит в кресле, лениво подперев кулаком щеку со шрамом, и разглядывает доску с шахматными фигурами. Похоже, играет партию сам с собой.

- Брать под контроль по-плохому? - задумчиво повторяет он, выслушав меня. - Дибир Давидович так и сказал?

- Да, дословно.

- Ладно... - Батянин плавным движением отправляет черного шахматного коня пастись в тыл к белым фигурам и чему-то усмехается. - И чего людям спокойно не живется? Тогда возьму его, пожалуй, в столицу с собой. Под контроль, как он любит.

Я неловко мну руками края своей одежды.

- А... вы уверены, что Артур Георгиевич будет в безопасности рядом с ним?..

Мой вопрос заставляет Батянина внимательно на меня посмотреть.

- Переживаешь за него?

- Ну... как бы да, - я очень стараюсь говорить серьезным деловым тоном, но получается так себе. - Всё-таки работала на него когда-то. Не чужие уж люди.

Побарабанив пальцами по столу, он отодвигает наконец от себя шахматную доску. Как будто полностью потерял интерес к собственной игре. А затем небрежно спрашивает:

- Артур тебя не беспокоил в последнее время? Я имею в виду - тебя настоящую. Там, где ты живешь.

Я немного колеблюсь, прежде чем ответить. В итоге делаю это в целом хоть и правдиво, но с аккуратным умолчанием. Не хочу, чтобы из-за меня у Короленко с генеральным директором “Сэвэн” были неприятности по поводу его пьяной выходки на улице.

- Специально нет, не беспокоил, - и озабоченно нахмуриваюсь. - А он что, знает мой новый адрес?

- Знает.

У меня непроизвольно расширяются глаза.

- Но если он знает, то почему тогда до сих пор не…

- Я запретил ему тебя прессовать, - спокойно поясняет Батянин. - Этому есть причины, но рассказывать о них я пока считаю преждевременным.

- Ладно, - я облегченно вздыхаю, а то уж было сердце совсем вскачь пустилось от такой новости.

Причины причинами, а мне гораздо важнее, чтобы моя комнатушка оставалась неприкосновенной. Я так устала от постоянных переездов и ощущения себя “перекати-полем”, а не нормальным человеком! Так стабильности какой-то хочется, сил никаких нет.

- Что касается проблемы твоего бывшего начальника… - буднично продолжает Батянин, - то какое-то время я смогу его держать подальше от головного офиса. Командировок и срочных задач, требующих решения, этой осенью у нас более, чем достаточно. Не без стараний Германа, разумеется… Но имей в виду, зимой у всех наших корпоративных партнеров обычно гораздо меньше поездок, так что встреч с ними не избежать. Твою личность я раскрывать никому не буду. Сама решишь, что с ней делать - это твое право и твоя жизнь, - он наклоняет черноволосую голову набок, и резкие черты его смугловато-хищного лица с глубоким шрамом трогает какая-то неизъяснимо тонкая улыбка. - В обмен на сотрудничество против Германа, естественно…

Я не свожу с него восторженных глаз и слушаю, как завороженная.

Даже не представляю, как выразить всю ту благодарность, которую я к нему испытываю. За один простой и такой жизненно важный шанс, что он подарил. За то, что отнесся так… по-человечески. Ценность такого редкого отношения может по-настоящему понять только тот, кто хоть раз стоял на грани между молотом и наковальней.

- Надеюсь, рано или поздно у меня получится реабилитировать свое имя, Андрей Борисович! - пламенно обещаю я. - Можете на меня во всем рассчитывать.

- Договорились.

Внутренний телефон прерывает нашу беседу звонком. Специально приглушенным, как любит хозяин кабинета. Собеседника практически не слышно, но судя по мирно-спокойной мимике Батянина, это скорее всего круглая тётушка-секретарь, Ирина Константиновна. Только с ней он ведет себя так… ну не знаю… по-домашнему, что ли.

Разговаривая с ней, он кивком указывает мне на шахматы - мол, собери всё. Я послушно раскладываю красивые фигурки по местам, пользуясь возможностью хорошенько рассмотреть их. Такие блестящие, идеально вырезанные из какого-то прочного материала с инкрустацией сверкающих камней, подозрительно похожих на драгоценные…

Чувствую легкий трепет - всё-таки дорогущие, плюс чужая семейная ценность. Раритет какой-то, наверное.

Да, именно ощущение чего-то раритетного и эксклюзивного исходит от красивого шахматного ларца с блестящей золоченой гравировкой на внутренней стороне. Буквы все очень мелкие, но если хорошенько присмотреться, то можно разобрать надпись: “ Батянин Борис Иванович ”. Полное имя… моего настоящего родного деда.

- Нравится? - глубокий низкий голос Батянина, уже завершившего разговор, заставляет меня быстро очнуться от сентиментальных размышлений.

- Да, это потрясающий экземпляр, - искренне признаюсь я. - Никогда такими красивыми шахматами не играла.

- М-м… сама научилась или помог кто-то?

- Друг научил, - я улыбаюсь, вспомнив недавнюю метаморфозу своего пожилого товарища в парке из-за таинственной бабули. - Всю жизнь в шахматы играет, хотя уже фактически пенсионер. Он для меня всё равно что дедушка.

Батянин не выглядит удивленным, как будто такого ответа и ожидал. А спрашивал просто, чтобы сравнить с моей версией. Ну да, у него, наверное, уже давно целое досье обо мне и моих интересах имеется.

- Как дедушка, говоришь, - зачем-то повторяет он и задумчиво смотрит на свои шахматы. - Значит, учил тебя от души.

Я тоже снова прилипаю взглядом к именной гравировке. И, неожиданно для себя самой, рискую поинтересоваться:

- Андрей Борисович, а-а… ваши родители оставили вам эти шахматы сами или это… память о них?

Он смотрит на меня молча, кажется, чуть ли не целую минуту, прежде чем соизволить дать ответ. И за это время у меня чуть душа в пятки не проваливается из-за опасения, что я слишком далеко зашла в своей фамильярности.

- Это память о покойном отце. А мать еще жива, - и не слишком охотно добавляет: - Но она ни с кем не общается. Много лет уже нездорова.

Я потрясенно моргаю.

Слишком удивительным оказалось узнать такие подробности от того, кто, как я слышала, не обсуждает личные темы даже со своими проверенными партнерами по бизнесу. Зато курьеру а-ля “засланному казачку” вдруг решил сделать скидку на дерзость…

Любопытно. Очень любопытно.

А может, он уже того..? В курсе нашего родства?

Загрузка...