Несмеяна для босса

Глава 53. Снова курьер

Я уже пару недель живу в ритме корпорации - короткими перебежками, просветами между дверями и лифтами, тенью в стеклянных перегородках и шёпотом штор на сквозняках административного этажа.

Утром - рано, тихо, в капюшоне и с термокружкой. Днём - “курьер Ян”, который не спорит, не задерживается в дверях, не назначает встреч и не интересуется чужими делами. У “бедняги курьера” по-прежнему парализованы голосовые связки - так, по крайней мере, думают все вокруг, - поэтому я глуховато кашляю, коротко киваю и говорю глазами. Это удобно: меньше шансов сорваться на “женский” тембр и выдать себя одним-единственным “да” не с той нотой. А накладные усишки, сгорбленная осанка и несуразно лохматая прическа а-ля Кузя-домовой довершает не слишком привлекательный образ бедняги.

Впрочем, любопытные находятся всегда.

В первые дни было такое, что кто-нибудь вроде Славки из снабжения ловил Лизу у принтера и, оглянувшись, шептал ей в самое ухо:

- Слушай, а что за хрень с этим вашим курьером? Он что, глухонемой?

В тот раз я стояла в паре метров, делая вид, что проверяю накладные, но каждое слово слышала отчётливо.

- Нет, - так же тихо отвечала Лиза. - Голосовые связки.

- Ну… ангина, что ли?

- Односторонний паралич голосовых складок после травмы возвратного гортанного нерва, - назубок декламировала она скучным медицинским тоном. - Может только шептать, и то не всегда. Может, через год заговорит. А может, и нет.

Славка хмыкал, явно уже жалея, что спросил, но всё равно скользил по мне оценивающим взглядом. А я подняла глаза, и наши взгляды встретились. Прошла мимо и, не глядя на него, выдала насмешливым змеиным шепотом:

- Остынь, шерлок, ФБР уже в курсе…

Он аж заморгал, и в этот момент где-то за спиной захрюкали над ним от сдержанного смеха две девочки из отдела менеджеров. Одна из них быстро прикрыла рот ладонью, другая уткнулась в папку, но плечи у обеих так и подпрыгивали.

Славка тогда страшно смутился, пробормотал что-то про “дела” и свалил так быстро, словно у него срочная поставка в соседнее здание. И больше про мои связки не вспоминал.

Как и большинство других любопытных, которым оказывалось достаточно один раз получить щелчок по любопытному носу.

Короленко я вижу редко и словно с другого конца мира.

Отдалённый силуэт в конце коридора, спина в тёмном пальто, тень на стене конференц-зала… иногда бывала редкая встреча у поворота, когда мы расходились на расстоянии вытянутой руки, и у меня руки в этот момент были заняты подносом с кофе.

Я даже не пытаюсь спрашивать у кого-нибудь про ту девушку из столовой.

Кто она, откуда… Сердце, как обожженное, отказывается прикасаться к этому знанию. Проще считать её новой подружкой Артура и помнить, что у курьера нет такого понятия, как ревность. У курьера есть поручения, пропуска и сигналы от Батянина, который теперь держит меня рядом, как обещал. И одновременно контролирует жизнь корпорации в тонком балансе, где одна лишняя фраза может стоить чьей-то судьбы и карьеры.

В этот календарь моих дел с самого начала плотно вписался Кирилл.

Крайне закомплексованный айтишник с припухшими от вечного недосыпа веками и неловкой походкой человека, который слишком уединенно живёт. О нём Батянин сказал на следующий день после нашей договорённости.

Этот айтишник - "двойной агент", вроде меня когда-то. Только не добровольный, а вынужденный. У Германа на подхвате все его слабые места: бабушка и младшая сестра под колпаком. У него с Батяниным каким-то чудом образовалась тонкая нитка доверия, которую нельзя тянуть - только держать.

- Не дави на него, - сказал тогда Батянин, - пусть он сам решит, насколько готов рисковать. Твоя задача психологическая. Ему надо чувствовать: его видят, его понимают и его прикроют. А родственников защитят. Иначе он захлопнется и не будет сотрудничать.

С тех пор я наблюдаю за Кириллом так, как наблюдают за человеком, которого нельзя ни спугнуть, ни оставить одного.

Он всегда выходит на обед за пару минут до толпы. Выбирает дальний стол у автомата с супами на своем восьмом “техническом” этаже и сидит там, как ученик у края парты, чтобы можно было быстро встать и уйти. Руки у него худые, движения экономные, взгляд - робкий и бегающий.

А рядом маячит неизменная, присматривающая за ним тень: один и тот же молодой прыщавый охранник с пустыми, как у Бейбарыса, глазами.

Это Вован, младший сотрудник службы безопасности с восьмого этажа, которому, к счастью, нет доступа в охранную базу без прямого разрешения руководства. И он же - третий шпион Германа. Настоящий.

Он прислоняется к стене, смотрит в телефон, но в стекле автомата супов я вижу, как его взгляд не отпускает Кирилла. И мне каждый раз хочется раздавить этот телефон каблуком.

Первый день я просто прохожу мимо, неся пачку пустых конвертов.

Во второй - “забываю” возле его подноса полотняную салфетку с тиснёным логотипом “Сэвэн”, и он, не поднимая глаз, аккуратно складывает её.

На третий - подвинув поднос, оставляю на краю стойки крошечную флешку Батянина без маркировки. Она почти сливается с металлической полосой, и всё равно через минуту флешки уже нет - исчезла, как исчезают вещи у людей, которые научились не оставлять следов. Я не разворачиваюсь. Просто дышу и чувствую лопатками взгляд охранника: он не понял, что произошло. И это хорошо.

После обеда мне выдают тонкую папку с договорами и красным штампом “СРОЧНО”. Бумага шелестит в руках, и мне нужно только одно: создать небольшой шум.

Я беспечно иду по длинному коридору восьмого этажа и держу папку на виду у вечно ошивающегося возле IT-отдела Вована. Не прячу в сумку или в подмышке. И ровно посередине прохода “спотыкаюсь” о собственные шнурки. Папка раскрывается, а документы веером рассыпаются по полу…

Идеально.

Несколько сотрудников тут же нагибаются, у кого-то на лице злорадная ухмылка:

- Вот так, мальчик, и теряются миллионы, - произносит рыжеватый юрист, подмигивая девушке из соседнего отдела бухгалтерии.

Я полузадушенно кашляю в платок, кое-как сгребаю листы… и сразу же вжимаюсь плечом в стену, пропуская мимо начальника отдела продаж Акулова Давида Олеговича[*], который презрительно изгибает бровь.

- Что за бестолочь этот курьер у генерального… - цедит под нос он достаточно громко, чтобы его услышали все. - И за что его только тут держат, позорище…

Пять шагов… десять…

И всё, очередная негативная сплетня живёт собственным дыханием. И таких уже десятки, если не больше.

Ровно через час дверь кабинета Батянина закрывается у меня за спиной. Он сидит за столом в своей привычной позе: локоть на подлокотнике, запястье прямое, пальцы неторопливо постукивают о дерево с той особой точностью, от которой у людей напротив всегда выпрямляется спина.

Его взгляд скользит по мне и останавливается на папке.

- Ты хоть понимаешь, - произносит он негромко, - что эти бумаги могли оказаться на любом столе? И что “любой стол” иногда опаснее прямого конкурента?

Прижав папку к груди, опускаю глаза и делаю виноватую складку на переносице. По легенде курьер старательный, но нервный, и это мне на руку. Я тоже по жизни нервная.

- Здесь не место рассеянности, Ян. Здесь даже курьеры обязаны думать. - Он делает паузу. - Под присмотром поработаешь. Пока что.

Я "удрученно" извиняюсь. Мы оба знаем, что на столе у Лизы, которая временно заменяет Ирину Константиновну в приемной, валяются чужие ”уши”, услышавшие всё это через навороченную гарнитуру IT-отдела. С таким микрофоном, что и сквозь дверь слышно, кто и о чём говорит.

Вряд ли она не догадывается о нашей игре, сопоставив факты. Но разумно делает вид, что ее это никак не касается. Разве что иногда слишком долго таращится в сторону Батянина с задумчиво-рассеянным видом, когда думает, что никто этого не видит.

В обратную сторону нарочно прохожу с обиженным видом мимо того места, где любит ошиваться охранник Вован. Он смотрит на меня слишком внимательно - ему отлично известно, кто я такая, от самого Германа. Что ж, пусть видит и привыкает, что я всегда рядом с Батяниным, который всё больше и больше “тяготится” этим фактом.

Я мешаю…

Я создаю неудобства.

Я та самая “горячая картошка”, от которой родной отец рад бы избавиться, да принципы не позволяют.

И это та часть “реальности”, которая должна очень и очень порадовать Германа.

На следующий день Батянин зовёт меня без публики в виде прослушки.

- Ты вчера облажалась на ура, - произносит он одобрительно. - Шум поднялся там, где надо. Кириллу дали новый приказ. Присмотреться к моей реакции на тебя повнимательнее, и цербера его тем же самым озадачили. Нам осталось только выдержать ритм… И ещё, - он смотрит прямо на меня. - Артура ты сегодня не встретишь. Он в командировке.

Я киваю и благодарю его одним взглядом. Не скрывая ни облегчения, ни своей отложенной боли… ни того, что пока я не готова перестать быть трусихой.

Выходя из кабинета я действительно случайно задеваю стопку папок, и пара листов соскальзывает на пол. Приседаю… и замираю: один исписан аккуратными пометками чьей-то юридической руки: “Пакет исполненных действий”, “переоформление”, “отзыв старого завещательного распоряжения”…

Я поднимаю взгляд на Батянина.

Он молча мне кивает, подтверждая полный ход процессов, нейтрализующих то треклятое завещание, из-за которого я угодила когда-то совсем ребенком в лапы Германа. И у меня внутри расправляются какие-то старые, давно сводившие судорогой пружины. Приятно понимать, что всё идет по плану не только с моей стороны.

Днем курьер снова косячит.

На этот раз не с бумагами, а с логистикой: по “ошибке” меняют местами два подноса с едой - для переговорной и для отдела охраны. Вместо сытной порции отборных котлет с макаронами и умопомрачительным запахом на стол охраны попадает микроскопическая порция тоненьких веганских канапе. Даже сам невозмутимый Вован злится: у него урчит в животе так громко, что слышно через весь холл.

- Некоторые идиоты не должны работать на административном этаже! - бросает он с такой злостью, словно этот возглас способен немедленно телепортировать ему котлеты обратно.

Я украдкой кривлю губы. С таким запалом злобы отчеты на столе Германа просто обречены стать убедительно красочными, выставляя меня самой бестолковой дурой на свете, способной испортить жизнь любому.

В этом странном искусстве маскарада больше всего меня мотивирует тайная мысль, в которой я не хочу и не могу себе признаться.

Больше всего на свете мне хочется заставить Германа проглотить эту наживку, чтобы тот, кого я в мыслях всё ещё зовут “мой Артур”, однажды увидел меня без чужой куртки и без чужого бейджа. И хочется верить, что у нас всё когда-нибудь получится…

Даже если человек, от которого всё ещё сжимается сердце, однажды от меня отказался по моей же глупости.

[*] Начальник отдела продаж Акулов, айтишник Кирилл - знакомые все лица из седьмой истории про Батянина и Лизу "Босс для Белоснежки". Освежить память об их личностях здесь https:// /shrt/ZBat