Я замечаю его слежку за мной не сразу.
После того инцидента с прятками от Короленко под столом наступил период затишья. Я постоянно дрейфовала на эмоциональных качелях от сомнений к надежде, что категоричные слова Дианы - это чистая правда… но теперь уже слишком далеко зашла в своем решении, чтобы вот так просто взять и подойти к нему. Даже когда я видела его издалека, меня охватывал страх перед его реакцией. Но каждую ночь, перед сном, я думала о нем и тосковала, ругая себя на все лады за свою нерешительность.
А тем временем, как оказалось, он уже начал действовать.
Сначала я просто стала чаще пересекаться с Короленко в коридорах. Вроде бы случайно. Потом совпадения начали складываться в цепочку, а цепочка - затягиваться на шее. Он вдруг слишком часто оказывался именно там, куда я шла. Слишком быстро меня замечал, даже если я старалась проскользнуть мимо стенки, втянув голову в плечи. Слишком внимательно смотрел. Но пока еще не подходил. И мало-помалу я начала осознавать, что он уже вовсю копает информацию про курьера, полностью наплевав на запрет Батянина. И помалкивает пока лишь только потому, что еще не до конца уверен. Зато его глаза преследуют меня повсюду.
Особо внимательные сотрудницы корпорации - и ее главные сплетницы во главе с офис-менеджером Маргошей, - конечно, не могли не заметить его поведения. Женщины и так наблюдательны от природы, а когда что-то выбивается из рутинного серого фона - сразу делают охотничью стойку на новую сплетню. Даже о нашем “романе” с Лизой сразу позабыли.
Поначалу это были невинные смешки: “Ну надо же, какой ценный кадр у нас курьерится… видно, парень знает, как не потеряться в глазах руководства…»
Потом случайные обрывки фраз в коридоре…
То дамочки из бухгалтерии шепчутся у лифта: “Ну что, у нас новый фаворит Короленко?” - и еле слышно, с лёгкой ухмылкой добавляют: “Угу бдит за ним, как будто на кону важная сделка… или этот опять накосячил?..”
То менеджеры возле кофемашины, делая вид, что обсуждают отчёты, вполголоса болтают: “Не курьер, а магнит для Артура Георгиевича…”
И в конце концов всё это выливается в феерическую сплетню: “Ну что, девочки, похоже, у нас назревает роман века! Не, ну вы только гляньте, как он на него залипает…” Слухи здесь размножаются быстрее вируса, и теперь тема “босса и курьера” - идеальная для того, чтобы растягивать её на все перерывы.
Я делаю вид, что ничего не слышу. Но, увы, похоже, для некоторых это уже стало утренней офисной забавой: считать, сколько секунд Артур Георгиевич сегодня будет меня глазами провожать с того конца коридора.
Но я-то знаю, что всё не так. И именно это «не так» делает ситуацию в разы хуже.
Он не просто наблюдает. Он роет. Я уже чувствую этот хищный прищур. Тихий, но настойчивый. Короленко всегда выглядел человеком, который действует без лишних движений, но когда он вцепляется в что-то, отпустить для него - не вариант. Он будто закидывает в мою сторону невидимые крючки и ждет, когда я дернусь.
Вечером того же дня он добирается до моего личного дела в кадрах.
Я об этом узнаю от Лизы - она мельком слышала, как одна из кадровичек, хихикая, рассказывала коллеге, что он лично приказал скинуть ему на почту старые архивные записи по курьерам. Ее робкое замечание, что Батянин велел не светить их, отмел с ходу, так что она не осмелилась возразить. А в этих архивах однозначно есть то, что он ищет…
Мой адрес.
Тот самый. Проклятый адрес моей комнаты в общаге из той ловушки Мрачко, о которой я старалась не думать, но который теперь снова лезет в голову липкими воспоминаниями. И сложить дважды два ему не составит труда.
Он складывает пазл. Я это чувствую кожей.
На следующий день начинается настоящий цирк. Короленко будто забывает, что в компании существует кто-то, кроме меня. Смотрит так, что я начинаю чувствовать себя не курьером, а дичью на охоте. Появляется на моём маршруте с поразительной точностью, и мне только каким-то чудом удается ускользнуть. Это какой-то сплошной день из жизни партизана, когда я лишний раз из закутка в приемной и нос боюсь высунуть.
Наверное, только авторитет Батянина и удерживает его пока от вторжения.
Коллеги перешёптываются в коридорах. Некоторые уже улыбаются мне с каким-то почти сочувственным подмигиванием. Я ловлю новые куски еще более абсурдных фраз: “Ну, Артур Георгиевич у нас, конечно, ещё тот…”, “А я говорил - не просто так он тут шастает…”
Кто-то из отдела маркетинга даже тихо спрашивает у меня:
- А он вообще не того..? - и выразительно играет бровями, - ну… не по мальчикам случайно?
Мне даже не приходится делать вид, что это смешно. На самом деле смешно, но только от абсурдности происходящего. А внутри уже начинает медленно разгораться какой-то волнующе томительный страх. От него путаются мысли, дрожат руки и становится очень сложно мыслить логически.
Я знаю, чем всё это кончится. В конце концов, у охотника всегда есть день, когда дичь делает неправильный шаг.
И сегодня я этот шаг делаю.
Девятый административный этаж. Я только собираюсь подойти к лифту, когда двери разъезжаются медленно, с мягким механическим звуком. Я жду кого угодно, только не его.
И, конечно же, это он.
Короленко выходит шагом, в котором нет ни тени сомнений, словно внутри лифта он собрал всю эту целеустремлённость в кулак, чтобы выпустить её именно сейчас. Лицо неподвижное, взгляд прямой, ровный, почти колющий.
И он идёт. Прямо. На. Меня.
Не просто идёт, а движется как будто невидимая нить тянет его прямо ко мне. Ни влево, ни вправо, взгляд цепляется намертво. Шаги медленные, но в них есть что-то от хищника, который уверен, что жертва уже никуда не денется.
Я моргаю, делаю крошечный шаг назад, но он даже не замедляется.
Пятиться начинаю, ещё не решив, что именно делаю. Спиной цепляю столик с вазой, и она опасно звякает. Стоящий неподалеку один из боссов “Сэвэн” - кажется, Царевичев, замолкающий на полуслове, - переводит взгляд с меня на Короленко, нахмурив брови. По левую руку от него оглядывается тщедушный аналитик с кипой папок и вопросом в глазах: “А это что за цирк?”
- Артур, ты чего? - недоумённо спрашивает Царевичев, но тот не отвечает и продолжает переть вперед, как танк, с каким-то… терминаторским выражением лица. Я прямо-таки вижу мигающую у него на лбу надпись: “Схватить и уничтожить”.
- Ого… - пугливо вырывается у аналитика, и он тут же прилипает спиной к стене, давая ему дорогу.
И тут что-то внутри меня, видимо, снова включает режим “беги, Яна, беги”.
Я разворачиваюсь и устремляюсь прямиком к лестничной клетке. Когда пролетаю мимо одного из отделов за стеклянной перегородкой и толкаю дверь на лестницу, сразу несколько сотрудников внутри синхронно поднимают головы и моргают, позабыв о работе.
Но мне уже как-то плевать на свою и без того испорченную репутацию с клеймом главного офисного косячника. Выскакиваю на лестницу и перебираю ногами ступени, слыша ускоряющиеся шаги за спиной.
Сердце колотится так, что звук шагов и пульс сливаются в один шум. Понимаю, что со стороны это выглядит нелепо: курьер и босс, бегающие по лестнице… но внутри меня паника и сладкое, горячее волнение. Я даже не понимаю, чего именно боюсь - разговора, разоблачения, или того, что он просто посмотрит слишком близко и обвинит в том, какая я дура.
Пропускаю слишком тихий восьмой этаж и на следующем пролёте налетаю на пару коллег. От столкновения из рук одного выскальзывает кипа каких-то пустых бланков, и белые листы, как крупные хлопья снега, летят на ступени. С жалобным выдохом: “Извините!” я перепрыгиваю через них. А потом уже на входе в двери седьмого этажа краем глаза вижу, как Короленко наступает на пару листов, даже не сбавив шага.
Седьмой этаж встречает меня шумом разговоров и запахом сладкого. Здесь яркие постеры, открытые двери в креативные, перегруженные столами кабинеты.
Какой-то мужик из отдела продаж, облокотившись о стойку, лениво пьёт чай. Увидев мой активный бег трусцой и выросшего в дверях лестничного пролета Короленко, он случайно делает слишком большой глоток и принимается отчаянно кашлять. Кто-то из окружающих спрашивает:
- Это что сейчас было? - но ответ теряется в шуме моих шагов.
Мой расчет затеряться среди коллег на этом многолюдном этаже с его вечной суетой и звонками терпит полный крах. Короленко явно не собирается оставлять меня в покое, и похоже, что ему плевать на зрителей. Он идёт с нарастающей скоростью, не реагируя на оклики с резонными вопросами, что за хрень мы тут устроили в разгар рабочего дня.
Шаги позади всё ближе и ближе.
Я окончательно бросаю попытки замаскировать бегство под очень быстрый спортивный шаг и проношусь мимо кулера на крейсерской скорости. Девушка, наполняющая там стаканчик, смотрит на меня с разинутым ртом, не замечая льющуюся мимо воду.
- Что за..? - слышу вслед, но не оборачиваюсь.
Вновь лестница. Лечу вниз, задевая перила, цепляя подошвами ступени, перепрыгивая через две-три сразу. Сердце грохочет в висках, лёгкие горят, но внутри сладко щемит и почему-то жарко, будто этот бег - не от него, а к чему-то, что я сама боюсь назвать.
Шестой… четвертый… Второй…
Печать тяжелых шагов позади нарастает вместе с моей скоростью. Но когда я наконец достигаю первого этажа, погоня прекращается моментально из-за… табуретки. Простой пластиковой табуретки охранника, на которой тот обычно коротает тут время, распахнув двери в общий зал. Которые, кстати, сейчас прикрыты.
Каким-то чудом не навернувшись, я притормаживаю и огибаю этот табурет, а затем слышу резкий грохот за спиной. Короленко одним движением отшвыривает его в сторону. Он ударяется о стену и валится на пол ножками вверх.
Я оборачиваюсь… и всё.
Короленко с горящими глазами наступает на меня до последнего, заставляя пятиться до тех пор, пока я не врезаюсь спиной в стену. Две мощные длинные руки упираются по обе стороны от меня, замыкая пространство. Наше горячее шумное дыхание смешивается лицом к лицу.
И, наклонившись так близко, что мне остаётся только смотреть в его тёмные глаза, он тяжело и обвиняюще произносит:
- Попалась…