Глава 10

Я уже лежала в постели, бездумно перелистывая книгу, когда дверь между спальнями открылась, и появился мой муж. В бархатном халате с золотыми кистями.

– Простите меня, дорогая, что я позволяю себе врываться, – начал он.

– Проходите, дорогой супруг, – я отложила книгу.

– Понимаете, мы должны провести какое-то время вместе в одной постели, – совсем тихо сказал он и покраснел. Я удивленно посмотрела на него. Надеюсь, он не девственник?

– Конечно, мы же супруги. Вы можете не уходить к себе, спать здесь до утра, – я приглашающе отогнула край одеяла.

– Простите меня, – грустно сказал он, скромно присев на край кровати.

– За что? – мое удивление все росло.

– Я не смог удержаться. Мне так отчаянно хотелось быть с вами рядом, прикасаться к вам, вдыхать ваш аромат, что я не смог отказаться.

Это что сейчас происходит?

– Я не понимаю, Тобиас.

– Чувствую себя ужасно, – вздохнул он. – Я не имел права желать вас. Кто я? Жалкий бастард. Урод. Я слишком часто видел презрение в глазах окружающих меня людей, чтоб питать иллюзии по поводу своей внешности или положения.

– Что же вас так мучает? Я никогда не презирала вас.

– Я сам себе ненавистен! – жарко воскликнул Деровер, вскакивая. – Но все же низко воспользовался вашей беспомощностью, чтоб встать рядом с вами. Видеть вас ежедневно. Говорить с вами. Умирать от света ваших глаз. И надеяться получить капельку ласки, хоть малую толику внимания.

Я закрыла глаза. Господи, за что мне это? Я не психотерапевт, совершенно ничего не понимаю в мужских истериках. Он импотент или гей? В чем он мне тут признается?

– Но я возьму себя в руки! – твердо отпечатал он, шагая по спальне. – Я никогда не обижу вас. Не упрекну, не оскорблю. Не воспользуюсь своими правами, обещаю. Лишь на людях прошу уважения и лояльности.

– Лишь на людях? – удивилась я. Он что, мазохист, и без людей желает получать трепку и унижения? Это не ко мне, дорогой супруг! Никогда не имела такой склонности. Да что же он так мечется-то? И на лице написано подлинное, искреннее страдание.

– Вы можете быть спокойны. Никто никогда не узнает вашей тайны. Я дам свою фамилию и воспитаю ребенка, как своего. Взамен прошу лишь уважать меня. Рядом с вами мне тяжело сдерживаться.

Вот это да! Я откинулась на подушки, глядя во все глаза на мужа.

– Тяжело находиться – то есть я вам так неприятна? – решила уточнить на всякий случай. Он меня терпел всю дорогу, а сейчас нервы не выдержали?

– Не мучайте меня, – глухо сказал он. Опустился на колени перед кроватью и бережно взял мою руку. Провел моей ладонью по своему лицу. – Если бы я мог надеяться, что вы пожалеете меня. Не обольете презрением, не оттолкнете, как шелудивого пса. Если бы я мог рассчитывать, что вы прикоснетесь ко мне без отвращения, хоть когда-нибудь…

– Тобиас, прекратите, вы разрываете мне сердце, – не могу больше слышать это самобичевание. – Не хочу больше слышать таких слов. Ложитесь рядом.

Он осторожно лег, как и был, в халате. Замер. Я подползла к нему ближе, обняла, прижалась к его груди головой. Не могу видеть, как мучается человек, а я ничем не могу помочь. На моих глазах выступили слезы. Самые настоящие слезы! Это у меня, прожженной опытной тетки? Я всхлипнула, утыкаясь носом в бархатный халат.

– Не плачьте, дорогая, – он нежно провел рукой по моим волосам. – Я не достоин ваших слез.

Не достоин он. А кто тогда вообще их достоин. Боже мой, он ведь решил, что я…

– Тобиас! – я взяла его лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на себя. – Вы подумали, что я беременна?!

На его лице появилась растерянность. И стыд.

– Разве нет? – прошептал он, пытаясь отвернуться и отвести взгляд.

– Нет! Как вы могли подумать? Я не беременна! Вы решили, что я хочу прикрыться вашим именем, чтоб родить незаконного ребенка!? Вы захотели меня защитить фиктивным браком?

– Но зачем же тогда вы согласились… когда дела Тарн… вы не могли выбрать меня! – воскликнул он.

– Какой глупый у меня муж, – я погладила его щеки и поцеловала в губы.

Тобиас судорожно сглотнул. У него были мягкие нежные губы, я осторожно прикасалась к ним, ласкала языком, слегка посасывала. Кажется, кто-то забыл, как дышать?

– Тобиас, я выбрала тебя. Ты смелый, отважный, умный, благородный, – на каждое слово следовал поцелуй.

– Я же уродливый, – муж замер, испытующе глядя мне в глаза.

– Глупый Тобиас, – я поцеловала его в кончик носа. – Поцелуй меня. Или ты не хочешь меня целовать?

– Я не хочу? Я!?

Провокация удалась. О, да, он хотел меня целовать! Не очень хорошо умел, но очень хотел. И обнимать. Когда моя сорочка оказалась на полу, и я оказалась перед ним голенькая, он закрыл глаза и помотал головой.

– Ущипни меня. Это сон?

Я сдернула с него халат и длинную рубашку. Мне все это мешало. Еще бы паранджу надел! Под рубашкой у него оказались панталоны с оборочками. Миленькие такие, до колен. И ничего у него плечи не узкие, талия тонкая, и четкий треугольник рисуется, как на геометрии! И ягодицы круглые и крепкие, как яблочки. А ноги – да они у него лучше, чем мои! Ну, может, не лучше, но ровные и стройные, не у каждой женщины такие! Да, нет кубиков на животе, но это дело наживное. Осанка, плечи, руки, это мы сделаем за два месяца, спину и бедра за четыре, а через полгода ты у меня будешь просто мальчик с картинки!

Тобиас стыдливо прикрывался рукой и все медлил. Приглашения ждем? Официального? Ладно, мне не трудно.

– Мой дорогой супруг, я требую исполнения вами супружеского долга.

Лег, закрыл глаза. Ладно, оживим этот трупик. Стеснительность – не порок, а не изжитые комплексы. И кто ему внушил, что он урод? У него глаза красивые. Нос внушительный, но большой нос – гордость аристократа, между прочим! Признак породы. И вообще, что мы тут так стыдливо прячем? Таможенный досмотр! Предъявите все ценное! Муж сдавленно пискнул и дернулся.

– Тоби, перестань закрываться, – прошептала я ему на ухо. – Ты со своей законной женой в постели имеешь право делать все, что нам обоим нравится. Я могу трогать и гладить тебя везде, где захочу. И ты тоже.

Ему понравилось гладить мою спину и опускаться все ниже. Потом он нашел новый источник наслаждения – грудь и с восторгом стал ее исследовать. Я тоже не отставала, гладила, целовала, прикусывала все, до чего дотягивалась. Воздух стал тяжелым и неподвижным, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.

– Я боюсь причинить тебе боль, – прошептал Тоби, нависая надо мной.

Ты ее причинишь, если промедлишь еще хоть минуту!

– Мне очень хорошо, – я прижалась плотнее, обхватила тяжелую плоть и направила в себя. О, да! Мы так долго к этому шли! Я не могла себя сдержать, извивалась, царапалась, кажется, даже рычала. Мне хотелось, чтоб он был как можно глубже во мне, заполнил всю меня. Тобиас мерно двигался, тяжело дыша, его спина стала мокрой от пота. О, да, так, еще! Еще!

Я закинула ему ноги на поясницу, Тобиас изменил угол и ритм, теперь толчки стали быстрыми и неглубокими.

– Дай меня себя, всего себя, – просила я. – Хочу тебя!

Тобиас застонал, врезался в меня глубоко и упал на локти, упираясь мокрым лбом мне в плечо. Я чувствовала, как во мне затихает его огненная пульсация.

– Я был ужасен, груб, да? Прости! – хрипло сказал он. – Прости меня!

– Перестань, мне все понравилось. Это же первый раз. Будет еще лучше, когда мы приноровимся к друг другу и лучше научимся понимать.

– Лучше, чем это? Не бывает, – возразил он, переваливаясь на бок.

Я улыбнулась в темноту. Еще как бывает. Мы только в начале пути. Мы лежали рядом, восстанавливая дыхание.

– Я счастлив. Никогда не был таким счастливым, – Тобиас поцеловал меня в плечо. – Ты моя. Моя настоящая жена.

– Ты собирался, кажется, спать у себя? – я шлепнула его по ягодице.

– Да ни за что! – муж сгреб меня в охапку и стал щекотно дышать в макушку.

Я немного повозилась в надежных руках моего законного мужа. Все-таки что-то в этом есть. Были ведь и руки половчее, и грудь пошире, и мужчины поопытнее, а все-таки с законным мужем – как-то по-другому. Не могу этого объяснить. Какое-то ощущение правильности. Принадлежности. Взаимопроникновения. Чего не бывает вне брака. Глупые мужики не понимают, как женщине это важно – ощущение правильности, порядка, гармонии. А беспорядочные связи – они и есть беспорядочные. Не правильные. Суррогат. С голода, от одиночества. От желания отомстить или кому-то сделать назло. От скуки. Из спортивного интереса.

Утро робко коснулось розовым лучом моего лица. Я потянулась и наткнулась на внимательный взгляд синих глаз.

– Привет, – я чмокнула мужа в щеку.

– Ты не вздрогнула от отвращения, – задумчиво сказал он.

– Тоби, ну что опять?

– Мне кажется, я сплю, и мне снится невозможный, невероятный сон. Что самая красивая невеста Элизии вышла за меня замуж. За бастарда и урода, – он откинулся на подушку и стал смотреть в потолок.

– М-м-м, давай проверим. Где наше свидетельство о браке?

– Я положил в сейф, это слишком ценный документ.

– Но там же написано, что ты мой муж, а я – твоя жена? Словам не веришь, ощущениям не веришь, написанному не веришь. Я не знаю, как тебя убедить. И потом, я не выходила замуж за бастарда и урода.

– Да?

– Я вышла замуж за отпрыска королевской крови, человека редкостной храбрости, великодушного, щедрого, порядочного, с невероятной силой воли. И я не вижу никаких жутких недостатков в тебе. Глаза одинаковые, на одном уровне, нос, где надо, зубы – ровные. Чем ты недоволен?

– Дорогая, ты так убежденно говоришь, что я могу и поверить.

– Верь мне, я плохого не скажу, – кивнула я. – Вставать будем?

– Нет, не будем, – подумав, ответил муж. – Мы ведь молодожены. Сейчас сходим в купальню, прикажем принести завтрак, и весь день проведем в постели. Да?

– А это сочетается с приличиями, традициями и устоями семьи? – я скептически прищурилась.

– Ни в малейшей степени. Я должен был провести полчаса у тебя, затем неделю не приходить в твою спальню.

– Почему неделю?

– Ну, на рыдания, наверно, – пожимает плечами муж. – Выглядеть счастливой и довольной после первой брачной ночи для супруги неприлично.

– О, надо быть опухшей и зареванной? А что скажут слуги?

– Что я безумно влюблен в свою жену.

– А ты влюблен?

– Да. Отчаянно и глубоко. С детства.

Ой, с этого места подробнее можно? Деровер вздохнул, обнял меня и начал рассказывать.

Герцог Варрон, отец нынешнего, часто приезжал в столицу с сыновьями, и Тобиас помнил меня еще златокудрой шестилетней девочкой, вредной и капризной настолько, насколько она была красива. Денверы тоже общались с маленькой принцессой. Потом мальчиков отправили по учебным заведениям, и снова увидеть принцессу Тобиасу удалось в пятнадцать лет, на детском балу. Принцессе было двенадцать, и она оказалась избалованной, высокомерной и потрясающе красивой злюкой.

Потом случилось несчастье с королевой, Денверов, а заодно и Варронов отправили в изгнание, но Варрона скоро простили и вернули, а Денверы до сих пор в опале. Каждый год Тобиас видел принцессу на дворцовом празднике перемены года. Окруженную толпой льстивых лизоблюдов и завистливых подружек, сияющую, нарядную. Прицессу заваливали подарками, посвящали стихи и баллады, она купалась во внимании придворных. Недоступная, как звезда.

– Я не помню, – сказала я смущенно.

– Конечно, я был невзрачным хилым уродом, только ленивый не называл меня открыто незаконнорожденным. И я решил добиться твоего внимания. Закончил академию в числе лучших, я ведь маг земли, поэтому изучил горное и рудное дело, и обнаружил, что наш отец сидит буквально на золоте и алмазах. Он мне не поверил. Не позволил начать разработку. Выгнал, накричал. Отправил с братом путешествовать, чтоб дурь выветрилась, как он сказал.

Два года мы путешествовали, я изучал горное дело в Иллирии и Шардане, Занде и Суласе. Когда вернулись, застали отца серьезно больным. Он требовал от брата жениться как можно скорее. Брат женился на богатой и родовитой девушке, но она никак не могла зачать. Отец злился, проклинал свой выбор, безжалостно третировал невестку, ругал сына. Злоба и раздражение приблизили его конец. Брат унаследовал титул, и полностью доверил мне разработку недр наших гор. Мы стали богатейшим родом страны.

Когда объявили, что принцессе подыскивают жениха, я почувствовал, что у меня в сердце повернули раскаленную иглу. Варрон посмеялся надо мной. Он знал о моих чувствах и не верил, что я могу добиться твоей благосклонности. Я был самым невзрачным женихом, но зато самым богатым. Я надеялся роскошными подарками привлечь твое внимание. Принцесса обожала драгоценности, весь этот блеск, вызывающий зависть окружающих.

Еще принцесса прославилась капризами и ветреностью. Слухи лгали. Ты совсем не такая.

Я не знала, что на это ответить. Любить всю жизнь злую, жестокую, легкомысленную дрянь только из-за внешней красоты? Мучиться и страдать из-за высокомерной пустышки? Ну, и кто тут глупый тогда? Любовь воистину страшная сила, способная искалечить жизнь даже самому разумному человеку.

Между тем Тобиас продолжал рассказывать.

– Я приехал в столицу и осознал тщетность моих усилий. Высокородный Виленн, племянник Императрицы! Великолепный принц аль-Дагоссир, обаятельный сердцеед маркиз Кара-Баррас, все они затмевали меня. Я не опасался лишь делла Хара, и Адемара, он ведь сейчас совершенно лишен средств. Но они оба красивы, могли вам понравиться, и мое сердце затопила черная тоска.

Ни один из женихов не питал к вам настоящей склонности. Виленн искал политического союза, сердцеед Дагоссир – новую красотку в свой гарем, Денвер стремится восстановить имя своей семьи, а остальных принуждали к женитьбе старшие родственники. Про принцессу ходили разные слухи. А ваша репутация… она была давно уже утрачена, еще когда я путешествовал с братом.

Я удивленно подняла брови. Даже так?

– Мне не следует пересказывать сплетни, – смутился Тобиас.

– Прошу, продолжайте, это такая редкая возможность узнать, что о тебе думают окружающие, услышать о себе что-то новое!

– Король Дориан обожал свою жену и вас, младшую принцессу, вы просто копия матери. Старшая, Лилиан, почти не унаследовала материнской красоты, а характер у нее был еще хуже, чем ваш.

– У меня плохой характер? – удивилась я.

– Говорили, что старшая принцесса отличается злобным нравом, мстительна, высокомерна и жестока. Вы были живым, любопытным ребенком, наивной девушкой, хоть и невероятно избалованной, и думаю, это сестра поощрила вас к нарушению приличий. Ведь она в этом случае всегда могла вас унизить и подчеркнуть свое превосходство. Говорили, она подкупила смазливого офицера дворцовой стражи, чтоб он… пошел с вами до конца. Ее же стараниями это стало всем известно. Ваша матушка слегла от огорчения, офицера заточили в темницу, а ваша сестрица торжествовала. Она мечтала стать женой Денвера, которого считала своей собственностью, несмотря на помолвку с вами. Но внезапно ваша матушка умерла, лекарь нашел следы яда. Обвинили Денверов, Лилиан винила себя, что своим поступком подкосила здоровье матери и стала прилежной богомолкой.

– Она в монастыре, – подтвердила я.

– О, не от благочестия,– усмехнулся Тобиас. – Она хотела Денвера и только его. Ушла в монастырь, чтоб ее не выдали замуж за другого, ведь Денверам стала закрыта дорога в столицу. Ее, как старшую принцессу, отдали бы за наследника престола в Иллирии или Занде.

– И что же было дальше? – о, как мне не хватало всех этих сведений во дворце! Как же поздно я узнаю такие важные подробности! Проклятые лицемерки, они еще якобы за мою репутацию переживали! А сами хихикали в кулачок!

– Говорили, – Тобиас обнял меня и продолжил говорить в макушку. – Говорили, что принцесса Анна-Оттавия так легка нравом, что ни один симпатичный мужчина не пройдет мимо незамеченным. Я не хочу оскорблять вас списком ваших реальных или мнимых любовников.

Мы представились вам на приеме. Я с трепетом ждал увидеть испорченную женщину с печатью порока на лице и алчностью в глазах, а увидел ангела во плоти. То, что о вас говорили, и то, что увидели мы все, поразило нас, даже бездушного Виленна. А вы приняли букет от Денвера и похвалили цветы.

– Ну, цветы были чудесные, – заметила я.

– Между нами тут же разгорелось соперничество. Каждый хотел узнать, насколько ваш характер соответствует молве. Все мы встречались с вами и могли составить собственное впечатление.

– Сплетники, – пробурчала я.

– Вы были так милы, непосредственны, ни один из нас не чувствовал ни грамма фальши. С маркизом вы ловили рыбу! С делла Хара рисовали, с Дагоссиром играли в нарды. Даже Виленн нехотя сказал, что вы значительно лучше своей репутации, и что придворные во дворце – отменные лжецы и клеветники. А Денвер, хоть и знал вас с детства, по-новому взглянул на вас и всерьез увлекся.

– Не заметила, он был такой холодный.

– Маркиз даже признал, что не отправил бы вас после рождения ребенка в монастырь, как намеревался.

– О, как! – какой любезный толстячок, а я и не знала, какая участь меня ждет.

– Вас окружали такие видные кавалеры, а что я мог вам предложить? Только деньги. А вы проявили полное равнодушие к красоте и огранке редчайших голубых алмазов, к стоимости редкого сплава золота и платины.

Я же не со зла! Ну, не специалист, я золото от качественной бижутерии не отличу. Из украшений у меня была пара скромных сережек и колечко, подаренное мамой на совершеннолетие, с нефритом. Откуда мне в голубых алмазах понимать?

– Я хотел уехать, чтобы не видеть счастливого лица вашего избранника. И вдруг Карим объявляет, что добился вас. Это было ужасно. Мне казалось, я умер. Конечно, все мы объявили его бесчестным лжецом. Знаете, я ведь совсем неплохо владею шпагой, но я хотел, чтоб меня убили.

– А папенька сказал, что вы плохой боец.

– Я вовсе не безобиден. Изгою и бастарду умение себя защитить намного важнее, чем остальным. Всегда рассчитывать только на себя, – Тобиас закрыл глаза, прижимая меня к себе. – И вот эта дуэль. Никто не ожидал, что вы остановите ее, погубив себя.

– Из ваших слов следует, что губить было особо нечего, – хмыкнула я.

– Во дворце никто особой стыдливостью не отличается, главное, не попадаться на горячем. Никто бы не удивился, если бы вы строили оскорбленную невинность, требовали покарать болтуна.

– Я не хотела смерти ни одному из вас. Умирать из-за каких-то слов это чересчур глупо, я считаю.

– А на следующее утро приехал король Тарн. Все мы сразу поняли, что именно он увезет вас, и наше соперничество на этом закончено. Нас никто не выгонял, напротив, радушно пригласили на свадьбу. Все во дворце радостно суетились, разумеется, и принцесса должна была разделять это всеобщее ликование. Это был бы великолепный союз, о таком блестящем браке можно лишь мечтать. Но вы выглядели такой удрученной. Наш разговор и вдруг ваше согласие. Мне казалось, я сплю. Потом я понял ваш план.

– Вы, пожертвовав собой, решили благородно спасти меня от позорной участи матери внебрачного ребенка,– я решительно выпуталась из объятий.

– Простите, я оскорбил вас. Тебя, – Тобиас поймал меня за руку и удержал. – Прости. До сих пор не могу поверить. Это сон.

– Это не сон и я ужасно голодна! – заявила я. – Пусти!

Тобиас густо покраснел.

– Прости, я совершенно забылся. Сейчас прикажу накрыть завтрак.

– Уже обед, дорогой, – засмеялась я.

В купальню пошла одна, решив пощадить на первое время стыдливость моего супруга. Не стоит шокировать столь тонкую натуру избытком обнаженного тела.

Загрузка...