Глава 13
– Ты? Ты!? – в решетку впились побелевшие пальцы.
А я, плюхнувшись на жесткий стул для посетителей, смотрела на девушку за решеткой, и беспомощно открывала и закрывала рот.
Нет, девушка, вышедшая в переговорную, разделенную пополам решеткой, не могла быть моей фрейлиной. Бескровное лицо, сухие губы, запавшие глаза, обведенные темными кругами. Это умертвие какое-то! Эвелин была красавица! Такая живая, энергичная, я же помню! С прической-башней из черных блестящих волос, увитых жемчугом. Сейчас волосы были спрятаны под черную косынку.
– Пришла позлорадствовать? – раздался хриплый голос. Без сомнения, она меня узнала. – Как же я тебя ненавижу!
– Ненавидь, только скажи, за что? – нет, что ее заточили здесь, моя несомненная вина, но ведь она ненавидела меня и раньше.
– За то же, что и все! – ее лицо искривилось в усмешке. – Ты всем приносила несчастье.
– Разве? – удивилась я. Такая юная, такая красивая принцесса – кому она могла серьезно навредить? Ну, избалованная, капризная, но ненавидеть-то за что?
– Ты не понимаешь, – прошептала Эвелин, прижимая лицо к решетке. – Ты действительно так глупа, что не понимаешь. Иначе бы покраснела! И не смотрела такими невинными глазами!
– Оставь в покое мои глаза. Рассказывай, пока нас не прервали.
Эвелин хрипло рассмеялась.
– Хочешь насладиться еще раз, заставить освежить в памяти мою боль?
– Тогда расскажи о других, – быстро предложила я.
– Ты разбиваешь сердца мужчин из прихоти и даже не помнишь этого! Сколько девушек обливались слезами из-за тебя! Вижу, что ты и сейчас не понимаешь, – Эвелин отвернулась. – Что они все в тебе находили? Любая из нас была ничуть не хуже! Избалованная дрянь!
– По существу попрошу, проклинать меня можно и без моего присутствия.
– Сесиль… ее родители год договаривались о браке. Год! А ты разрушила все за десять минут, затащив ее жениха Лотара за бархатную портьеру во время домашнего концерта. Все, кто сидел рядом, слышали вашу возню и хихиканье. Начальник караула отдернул штору. Лотар оказался без штанов, а ты сидела на нем с таким непринужденным видом, как будто занималась вышивкой, а не развратом! Не знаю, как сдержалась Сесиль, я бы залепила тебе пощечину, не посмотрела, что принцесса. А ее мать упала в обморок.
– Мне-то за что? – пробурчала я. Сесиль, значит. Понятно. А нечего было парню зажимать в углу несовершеннолетнюю принцессу! Еще разобраться надо, кто кого затащил. Может, он в глубине души мне благодарен за порушенный брак?
– Лотара сослали на границу, в какой-то захудалый гарнизон. Мы больше о нем ничего не слышали.
– Найдет себе другого жениха, Сесиль же… – я хотела сказать «красивая девушка», но Эвелин громко расхохоталась, прерывая меня.
– Другого?! Стоило тебе появиться, ты отбивала кавалеров одним движением брови! Все они, как умалишенные, искали твоего внимания, а ты радостно меняла их, разбивая сердца. Жестокая, пустая, испорченная…
– Это потом, не отвлекайся! Расскажи еще, я не помню ничего такого.
– Ты не помнишь, как украла у меня моего Тревиса? Опозорила его и его семью?
Я тяжело вздохнула. Вот оно что, значит. Еще одного жениха украла.
– Ты не помнишь своего дня рождения? – продолжала негодовать Эвелин. – Ты заперлась в Лазурной гостиной и заставила всех нас пить вино!
Ой, подумаешь, юные девушки и юноши часто это делают, а в праздник и вообще грех не выпить! И заставлять никого не надо.
– А кто не мог пить, ты заставила снимать предметы туалета!
Я усмехнулась. Пить я не любила, а играть в карты на раздевание приходилось не раз в молодости. Кто же упустит шанс сразить прелестями очередного ухажера? Особенно было смешно, если в игру удавалось затянуть какую-нибудь закомплексованную стыдливую первокурсницу. Скромность – украшение девушки, если у нее нет других украшений.
– Ты смеешься? – голос Эвелин был полон недоверия. – Тебя это смешит?
– Что было дальше? – перебила я ее.
– Нас было пять фрейлин и шесть высокородных лэрдов, среди них возлюбленный Мэлли, жених Сюзанны и брат Тиффани.
В молодежной компании всегда кто-то неровно дышит друг к другу, ничего особенного.
– Лэрды уже лишились камзолов и рубашек, кто-то ремней и сапог… А ты сказала, что украшения не считаются за одежду и первая сняла платье! Мы сгорели со стыда!
Так и вижу радостно-смущенных лэрдов и обгоревшие останки покрасневших лир. При этакой многослойности одежды я никак не могла оказаться голой!
– Я же была в сорочке? – неуверенно предположила я. Да там нижних юбок еще штук пять, как минимум, под парадным платьем.
– Ты проиграла в первом же круге и оказалась без нее! – Эвелин стукнула кулаком по решетке. – Лэрды были пьяны и распалены. Тиффани тогда лишилась невинности, а тебя брали прямо на столе по очереди все лэрды! Как звери!
– Неправда, – смутилась я. Что, принцесса откалывала и такие номера? Такого даже я не творила в своей бурной молодости.
– Правда! Я притворилась, что меня тошнит от выпитого и меня оставили в покое, но я все видела!
– Я не помню, – решительно сказала я. – Правда, не помню!
– Тиффани рыдала два дня, потом исчезла. Ее и Сюзанну убрали из дворца, а ты ходила, как ни в чем не бывало, задирала нос, изводила нас капризами и придирками. Лекарь тогда с тобой долго возился, наверное, убирал последствия, говорили, ты и с ним спала.
– Но все же окончилось хорошо? – робко предположила я. Еще не Деровера тогда дулась, что он мне так откровенно про меня все вывалил! Обидно было: не говорят такого любимым невестам и женам! Он, оказывается, очень-очень картину смягчил!
– Ха! Как бы ни так! – разочаровала меня узница. – Как ни старались, скрыть все не удалось, и отдельные слухи дошли до Его Величества, срочно стали присматривать тебе жениха. – Эвелин зло рассмеялась. – Только никто из порядочных лэрдов не хотел с тобой связываться!
– Разве? – усомнилась я. – Даже из Империи приехали, с Островов…
– Кому нужна испорченная принцесса? Что у тебя были за женихи? Виленн даже не герцог, его так назвали для важности, титул почета, в Империи титулы наследуют девочки, он там был никто! Хотел тут на трон примостить свой тощий зад. Все время в библиотеке сидел, а как разобрался, что кроме принца-консорта ему ничего не светит, сразу домой засобирался.
– С Каримом понятно, гарем решил разнообразить. А зачем ты с ним связалась? Ты же порядочная лира?
– Наше имение заложено, – Эвелин отвернулась. – А Карим сразу подарил мне кольцо, которое оценили в пятнадцать тысяч риксов. Мать и сестры теперь не окажутся на улице.
А, торговать собой за деньги, значит, порядочно, а ради удовольствия это делать – низко и безнравственно.
– Зато ты оказалась тут, – заметила я.
– Это ты специально сделала, не привыкла, чтоб кто-то уходил из твоих лап. Успела его соблазнить? – карие глаза зло прищурились.
– Да там и соблазнять не надо было! – отмахнулась я. – А чем остальные женихи были плохи?
Эвелин презрительно фыркнула.
– Картежник и транжира маркиз, незаконнорожденный урод Деровер, опальный Денвер и липнущий к мужчинам делла Хара?! Ни одни из них не стоит внимания. Кстати, кого ты выбрала? Ты… вышла замуж?
– Да, – кивнула я. – Но ты же не знаешь, что позже всех приехал король Шардана.
– Король Эрберт делла Тарн!? – глаза Эвелин расширились от изумления. Затем она снова скривилась. – И что же он-то в тебе нашел!?
– Считаешь, достойный жених? – я поерзала. У меня уже затекла спина и седалище на жестком стуле.
Громкий вздох Эвелин был мне ответом.
– Так ты теперь королева, – протянула она горько. – Это несправедливо! Почему все досталось тебе? – Окинула мое скромное платье подозрительным взглядом. – Но почему ты в таком жалком виде?
– Не хотела привлекать лишнего внимания.
Загремел засов, послышались шаги.
– Эвелин, а про мою сестру знаешь? – заторопилась я.
– Подожди-ка! Если ты королева, то можешь вытащить меня отсюда! Отдай приказ настоятельнице! – Эвелин снова приблизилась к решетке.
Я смутилась. Не хотелось признаваться, что я беглянка. Да и излишнее человеколюбие мне не свойственно. С другой стороны, такие ценные сведения определенно стоят награды. Девушка и так достаточно наказана за свой длинный язык, на нее смотреть страшно!
– Наверное, я не могу приказывать настоятельнице, – неуверенно призналась я. – У них же своя иерархия, она подчиняется церковному начальству. Но я могу написать отцу, чтобы тебя помиловали и вернули. Хочешь?
Эвелин метнулась куда-то за занавеску с другой стороны решетки и очень быстро вернулась с листком бумаги и пером.
– Пиши, – потребовала она.
Я быстро написала записку папеньке. Потом подумала и приложила к письму кулончик с королевским вензелем, еще из дворца. Так точно король поймет, что это от меня. Эвелин торопливо выхватила бумагу и украшение. Задержала мою руку в своей.
– У тебя нет браслета! Ты наврала! – торжествующе заявила она. – Значит, ты не замужем! Король Тарн побрезговал тобой!
– Глупости какие, – рассердилась я, вырывая руку. Браслет я кинула в реку, когда отплыла от замка Бладрейн. – Ты обещала сказать про Лилиан.
– А что Лилиан? Ты соблазнила Денвера прямо у нее на глазах, а раньше их сговаривали, – видно было, что это нисколько не волновало Эвелин.
– Я спала с Денвером? – не поверила я.
– И с ним, и с начальником стражи, и почти со всеми видными лэрдами страны. Даже с моим отцом, – слова были полны ненависти. – Из-за тебя родители теперь живут раздельно, матушка не смогла его простить.
Я закашлялась. Ничего себе новости! Действительно, складывается образ крайне неприглядный. Что же от меня нужно было королю Тарну, раз он такой могущественный, да и вообще мужчина хоть куда? Не невинность уж точно.
– Ты сказала монашкам, что ты моя сестра, – вдруг проявила сообразительность Эвелин. – Ты скрываешься? А если я тебя выдам?
– Выдавай, – пожала я плечом. – К вам пускают только родственников, вот и придумала.
– Да, – согласилась Эвелин. – Тут строгое заключение. И все же зачем?
– Чтоб думали, что я милостивая и справедливая. Я как раз сейчас посещаю монастыри и тюрьмы, – вранье лилось свободно, без запинки. – Не хочу шумихи, и тебя бы мне точно не показали бы. Ты ужасно подурнела.
– Совесть замучила? – не поверила Эвелин.
– Да откуда? Не знаю такого слова, – ответила я, поднимаясь.
Дверь открылась, вошла грузная монахиня в синем платье.
– Свидание окончено.
– Прощай, сестричка, спасибо, что навестила, – крикнула Эвелин уже из-за занавески.
– Сестра так плохо выглядит, ее морят голодом? – обратилась я к монахине.
– Кто нарушает режим, попадает в карцер, – равнодушно сказала монашка. – Сначала на хлеб и воду. Если нарушает снова – просто на воду. Третий раз – голодная диета.
Я поежилась. Меня проводили из пристройки во двор.
– Надеюсь, ты не такая строптивая, как твоя сестра. Скромность, послушание, трудолюбие, целомудрие! Вот основные принципы поведения девушки.
– Да, я так и буду себя вести, побывав в святом месте, – пискнула я, торопясь за монашкой.
Мне нестерпимо захотелось оказаться вне этих стен.
– Мы идем не к воротам? – я остановилась. Куда она меня ведет?
– Сейчас обеденное служение, обязана посетить, раз оказалась здесь. Молись за сестру! – приказала монахиня.
Сырой и холодный храм совсем не поражал размерами. Мерцающие огоньки свечей не рассеивали темноту, а словно делали ее еще плотнее. Почерневшее дерево панелей, покрытых искусной резьбой, довершало мрачный облик. И ужасная решетка, за которой стояли на коленях монахини. Нет, я знала, что это приют кающихся грешниц, но, на мой взгляд, это был перебор. Эвелин отсюда я узнать не могла, склоненные затылки все казались одинаковыми. Службу я провела, скрючившись на жесткой скамье в углу, и очень обрадовалась, когда она закончилась.
– Иди за мной, дитя, – за мной явилась провожатая.
Мы снова идем не туда! Я заволновалась. Меня давили эти темные мрачные стены, черные камни мощеного двора, приземистые унылые постройки с редкими маленькими окнами. Сюда, кажется, и летнее солнце заглядывает с опаской. Я вся пропиталась сыростью и холодом. Мой экскурсионный энтузиазм полностью удовлетворен, хочу выбраться отсюда поскорее!
– Тебя желает видеть настоятельница, – с этими словами монашка взяла меня за плечо и повела внутрь галереи.
Я едва не застонала! Ну, что за невезение!
Настоятельница сидела в своем кабинете за большим письменным столом. Явно не келья – слишком много книг. К моему удивлению, она не показалась типичной надзирательницей, грубой и жестокой. У нее было довольно миловидное молодое лицо, почти лишенное красок, как у людей, которые редко бывают на солнце. Несколько минут мы молча рассматривали друг друга.
– Итак, дитя, – прошелестел ее негромкий голос. – Ты повидалась с сестрой.
Я кивнула. Отрицать было бессмысленно.
– Ты еще очень молода и не можешь быть испорчена до мозга костей. Что ты умеешь? Шить, вышивать, готовить пищу, ухаживать за скотом?
Они что, меня тут хотят рабыней сделать? Хороший монастырь – это крепкое хозяйство, в котором всегда нужны рабочие руки. Которым можно не платить, истово верующие будут работать за скудную еду. Я видела по дороге несколько мельниц, кузницу, поля, сады и виноградники. Наверняка есть и швейный цех, вязальный. Пекарня, маслобойня, сыроварня, скотный двор… Понятно, что себя снабжают, но ведь излишки продают с выгодой! А налоги короне не платят!
– Я ничего не умею и совершенно бесталанна, – пискнула я. Не для того бежала от дорогого супруга, чтоб кончить свои дни здесь, загнувшись от непосильной работы. – Меня ничему не смогли научить, кроме чтения и письма.
Монахиня окинула взглядом мою тощую фигурку, тонкие нежные пальчики. Я совсем не походила на ее монашек – рослых, крепких, сильных.
– Ты могла бы остаться здесь, чтоб поддержать сестру, ей плохо в уединении, – мягко предложила она. – А мы бы дали тебе несложную необременительную работу. Например, отбеливать и крахмалить воротнички. Вязать кружева хочешь научиться? Со все округи заказы берем.
– Я не справлюсь с таким тонким делом, – понурилась я. – Матушка меня называла косорукой, а сестры всегда смеялись надо мной.
– Ты ведь из столицы, какие там новости?
– Я очень долго добиралась сюда, почти два месяца,– я подняла глаза на настоятельницу. – После свадьбы принцессы я не знаю новостей. Говорили, короли были в ужасном гневе.
– Конечно, – усмехнулась настоятельница. – Любой бы разгневался, когда тебя обводит вокруг пальцев пигалица.
– Я слыхала, выслали погоню, – добавила я.
– Королю Тарну нет нужды бегать за тем, что ему предложили на блюдечке, – отмахнулась настоятельница. – Он легко откроет портал в любое место, не защищенное магией.
Задав еще несколько вопросов – есть ли у меня деньги на проезд, ждет ли меня старший родственник в Лестере, меня отпустили.
Из высоких кованых ворот я бы вылетела бегом вприпрыжку, но сдержала себя и пошла не торопясь. Только отойдя на достаточно большое расстояние, я присела на валун и облегченно вздохнула. Хорошо, что настоятельница сочла меня непригодной для работы. Отсюда сбежать было бы труднее, чем из замка любимого мужа. Там меня не сторожили и не запирали, голодом не морили.
Сердце болезненно заныло. Тобиас, зачем ты так поступил? Лгал, притворялся. А на самом деле не только ты, но и все окружающие знали, что принцесса – весьма распутная девица. Фарс с дуэлью устроили, защитники чести. Лицемеры. Ну, что ж, муженек, надеюсь, ты был приятно удивлен и счастлив эти два месяца. А мне нужно обдумать и переварить полученные от Эвелин сведения.
Я дошла до перекрестка и задумалась. В какой стороне Лестер, я не знала, по солнцу ориентироваться не могла, вот оно светит, но я же не знаю, откуда оно встало и куда сядет. Да и что мне это даст?
Наверное, самая широкая дорога все-таки ведет в город, решила я и неторопливо побрела по ней. Золотые монеты вчера вечером в трактире я спрятала под стельки обуви, драгоценности зашила в пояс нижней юбки, а мое невзрачное платье и потертая сумка не должны вызвать никакого желания меня ограбить. Я поправила косынку, закрывающую волосы, и поглубже нахлобучила шляпу.
Монашки предлагали мне отобедать в трапезной, но я отказалась, стремясь вырваться из монастыря как можно скорее. Отсюда монастырь напоминал лежащего медведя – мощные почерневшие стены, приземистые широкие башни с позеленевшей черепицей, крохотные бойницы производили впечатление безрадостное, но надежное. Под защитой этих стен можно спокойно пересидеть любую осаду. И пленницам монастыря оттуда не выбраться. Я еще раз поежилась.
– Эй, красотка! – раздался сзади веселый голос.
Меня догнала крытая повозка. Вот как можно обращаться к девушке со спины «красотка»? Может, она как раз уродина?
– Садись, подброшу до Лестера, – возница остановил лошадь и подвинулся на облучке. Я не стала долго раздумывать, и приняла протянутую крепкую руку.
Парень оказался довольно симпатичным – загорелый, с шапкой черных вьющихся, давно не стриженых волос, со смеющимися серыми глазами. Думаю, из болтовни с ним я узнаю много полезной информации.
Парень назвался Раулем, служил на кухне у барона дель Гедера и ехал в Лестер по поручению главного повара. В замке намечалась помолвка, барон ждал всех окрестных дворян на пир, так что повару необходимо было пополнить запасы специй и пряностей.
– Так заказали бы поставщикам, все привезли бы, – заметила я. – Стала бы я мотаться в город за пучком трав или парой мешочков специй.
– Прогуляться захотел, вот и вызвался, – засмеялся парень и игриво толкнул меня в бок. – Теперь ты рассказывай.
Рассказывать мне было нечего: навещала сестру в монастыре, до сих пор страх берет. Надеюсь, сестру скоро помилуют, и она вернется домой.
Парень оказался отзывчивым, и посочувствовал, рассказал пару веселых баек про монашек, чтоб поднять настроение, и дал напиться воды из широкой фляги. «Мне как раз надо такую купить», – подумала я.
– Детка, – на талию мне опустилась широкая и горячая ладонь. – Может, нам встать вон в той рощице, чтоб лошадь отдохнула?
– Тебе видней, – мне тоже хотелось прохлады, и жаркую ладонь я убрала.
Рощица оказалась крохотная, пять деревьев и густые кусты ежевики. Очень обрадовал звонкий ручей, прыгающий с камня на камень, у корней дуба образующий небольшую заводь. Пока Рауль поил лошадь, я полезла искать ягоды. Оно того не стоило – испачкалась и поцарапалась.
Фыркая и выбирая из волос веточки и листики, подошла к повозке. Рауль уже и одеяло расстелил, и плащ свернул вместо подушки. И корзина с провизией стоит рядышком, горлышко бутылки блестит из-под салфетки. Хозяйственный парень, сразу видно.
Рауль подошел сзади и положил руки мне на талию.
– Давай отдохнем, – прошептал на ухо.
– Что ты имеешь в виду? – пробурчала я, отцепляя настырные руки.
– Ты такая красивая, у меня все горит в штанах, – парень задышал мне в затылок.
– Ты же спешишь, – вывернулась я. – Тебя повар ждет!
– Да я в город отправился, чтоб пар спустить, к Розалин. Баронесса жутко строгая, шашней в замке не терпит, – засмеялся парень, снова без труда меня хватая. – А тут такая оказия.
Хм. Кому-то оказия, а кому-то беспорядочные половые связи и… а, нет же у них инфекций. Так это в корне меняет дело! А парень красивый. Нет, правда, красивый. Ладный, высокий, широкоплечий. Так и пышет силой и здоровьем. Не очкастый интернетный заморыш.
– Ты не думай, у меня есть деньги, я тебе все отдам.
Я закашлялась. Заплатить мне? Это… наверное, оскорбительно? Почему я себя не чувствую оскорбленной? Потому что мужчина и должен все отдавать женщине, охотно и с радостью. Это абсолютно нормально. Нравы тут простые. Если я буду ломаться или отказываться, наведу на подозрения. И строить недотрогу глупо, пешком до Лестера идти неохота. Да и парень мне нравится. Откровенно говоря, не чета моему супругу. Бывшему, то есть, супругу. Я его вычеркнула из своей жизни, значит, и раздумывать нечего. К тому же после монастыря мне нужны приятные впечатления. До сих пор озноб не прошел.
– Ты только вымойся хорошенько, – я указала пальцем на заводь.
– Да я чистый, мылся позавчера! – воскликнул Рауль.
Увидев, как я закатила глаза, без слов стал раздеваться. Скинул рубашку, штаны, башмаки. А больше ему снимать было нечего. Я прикусила губу, мне ужасно понравилось то, что я увидела. Сильная загорела спина, ровные ноги, крепкие ягодицы. Парень ухнул в заводь, она оказалась совсем неглубокой, вода доходила ему до груди. Отфыркиваясь, Рауль стал тереться пучком мыльной травы, сорванной тут же, на бережке. Я прилегла на покрывало, оперлась на локоть и стала получать эстетическое наслаждение. Для начала.
А когда он выскочил на берег, я слюну с трудом сглотнула. Хорош! До чего же хорош! И вверху, и внизу – все, как надо! А капли воды, стекающие по бронзовому телу, сверкающие в солнечных лучах, пробивающихся сквозь листву! Это ж самый банальный штамп всех любовных романов! Вид мокрого чистого мужчины всегда приводит барышень в экстаз, чем я хуже? Я тоже впаду в экстаз. То есть в соблазн. Подобрать языком наглые капли, стекающие в кудрявые темные завитки…
В животе стало горячо, я начала развязывать шейный платок. На мои руки опустились холодные ладони.
– Сам хочу тебя раздеть, – прошептал Рауль, и от его горячего дыхания у меня мурашки по спине побежали. – Это же так приятно, как подарок развернуть.
Кто бы мог ожидать такой тонкости чувств от деревенского парня? Я хмыкнула, давая волю его рукам.