Дождь, придя за порывистым ветром, зашумел очень рано, еще когда Мидир, поплотнее притираясь бедром к бедру Этайн, лениво наблюдал за рассветными сумерками, что мрели в королевской спальне поверх великолепного изгиба ее плеча…
Сейчас ливень застучал с новой силой, обещая стать грозой к вечеру и бурей к ночи.
Джаред сделал запись, просушил чернила и ушел с Книгой семей, унеся на лице вселенскую скорбь.
Под шорох капель Мидир с Этайн стали мужем и женой, и теперь волчий король, стоя у окна и разглаживая серебристый шелк на плечах супруги, внимал ему с волнением. Этайн тоже зачарованно смотрела на дальние холмы в полупрозрачной дымке.
— Может, отложим прогулку? — прикусил Мидир ушко Этайн.
Нельзя, чтобы его теперь уже полноправная супруга пострадала. Люди отличались от ши не только сроком жизни, их тела были хрупки, и его своенравную Этайн следовало беречь, как цветок.
Сама она, похоже, имела другое мнение. Не отодвинулась, не обернулась, но ухватила его руки своими.
— Мидир, это всего лишь вода! Я вполне могу прогуляться по дворцовому саду! Или добежать до беседки. Дождь не волк, он не успеет догнать меня. Ну, хотя бы настолько, — голос заметно смягчился, а ее ладони погладили его, — чтобы прогло… чтобы я промокла целиком!
Видение Этайн, бегущей под дождем и отряхивающей густые пряди волос от капель в прилипшей к телу одежде, показалось Мидиру очень заманчивым. Стук капель немного поутих, и хотя влага держалась в воздухе, волчий король мог позволить своей королеве ее прихоть.
— Но тогда кто-то должен будет тебя согреть, — слегка повернул голову, стараясь говорить бесстрастно, но вышло глухо и прерывисто. — Любой волк будет счастлив спасти королеву от холода… Но кто же им позволит? А беседка сложена из камня, и хоть увита поверх цветами и плющом, она не дает тепла.
— В отличие от тебя. Возможно, я даже смогу полюбоваться теми цветами… — она вздохнула. — Греясь о твою волчью кожу!
— Если мы не найдем занятия поинтереснее.
— Я не сомневаюсь, мой супруг.
— Хотя цветы могут быть очень привлекательны даже для волка. Их можно нюхать, кусать… целовать!
Мидир, оторвавшись от плеч смущенной Этайн, отвесил полупоклон, сразу после этого предложив ей локоть.
— Насколько я помню, по человеческим законам у нас должна быть какая-то особенная ночь после свадьбы?
Этайн залилась краской внезапно и жарко.
— То есть года и еще почти недели наших ночей тебе мало, мой неутомимый волк?
— И дней! — отерся он щекой о ее щеку.
— И дней… — эхом повторила Этайн, млея от ласки.
— Мне всегда будет мало тебя!
— Раз ты вспомнил про наши законы… — отоодвинулась Этайн и коснулась пальцем кончика его носа, — то первую ночь я должна была бы провести в объятиях короля. Если бы он счел меня достаточно привлекательной и не стал брать выкуп. Ты уступишь ему место в нашей постели?
— Это очень, очень соблазнительно. Хотя выкуп… Надо подумать. Наша казна может сильно пополниться… И все-таки нет. Никакого выкупа!
Мидир отвлекся на смех Этайн, а потом отдал приказание принести в беседку обед. Воган едва ли не впервые беседовал с ним мысленно, в ответ пожелал королю и королеве долгих лет вместе… Заодно Мидир распорядился не искать его. В конце концов, сегодня у него свадьба! Джаред услышал, понял, но промолчал печально.
И веселый бег под дождем, и стягивание мокрой одежды, неожиданно яростная и уже привычно яркая страсть Этайн — всё дополняло и усиливало ощущение праздника…
Гроза собралась раньше, чем рассчитывал Мидир. Уже к обеду над ними грохотало, а свежий ветер, пахнущий молниями, врывался в беседку, остужая разгоряченную объятиями кожу. Этайн обняла Мидира, устроила голову у него на груди, а он накинул поверх плащ с меховым подбоем. Женщина завозилась, подтягивая свои чудные длинные ноги, обвивая ими Мидира, счастливо вздыхала, но мыслями была далеко отсюда.
Мидир не желал делить Этайн ни с кем и ни с чем, даже с её туманными размышлениями:
— О чем задумалась, мое сокровище?
Этайн подняла голову, глянула высокомерно: словно озорница, что расшалилась, но не попалась.
— Мне кажется, будто грозы другие. Не как в Верхнем. Они более долгие, шумные, а сквозь грохот слышны слова старых богов, — протянула руки к его лицу, огладила брови, провела по скулам и щекам. — И как вы не боитесь?
— Боимся? Мы?! Моя милая Этайн, ты находишься в доме Волка, среди нас жили старые боги. Будь уверена, тут грозы не боится никто, даже самый крохотный волчонок!
— Те трое старых богов, что спасли мир? — встрепенулась Этайн. — Зеленый, желтый и черный?
— Не нужно верить всему, о чем болтают, — как можно более легкомысленно сказал Мидир.
Этайн недоверчиво посмотрела на него, обвела пальчиками контур его губ, попалась, покраснела, стоило Мидиру прикусить ноготок, и им снова стало не до разговоров и стихий.
Несколько позже, когда разнеженная Этайн уже спала, вместе с отблеском ветвистой молнии к Мидиру пришли воспоминания о доме, страхе и волчатах.
Так было не всегда…
***
Дом Волка редко сотрясали особенно большие катаклизмы хотя бы потому, что сотрясти Дом Волка в принципе непросто. И на памяти пятнадцатилетнего Мидира это происходило впервые. Старший, Мэрвин, постоянно находился подле отца, и хотя брату было всего пятьдесят, Джаретт доверял ему. И сейчас отправлял возглавлять отряд на границу, снаряжал в дорогу наставлениями и экипировкой. Мидиру никто не говорил, что произошло, а подслушать старших ему не удалось, потому что…
— Мидил! Мидил, мне стлашно!
…да, потому что пятилетний Мэллин был его персональной заботой. Брат таскался за ним повсюду, дергал за штанину, поминутно требовал внимания, поминутно задавал вопросы, прижимал к груди лоскутного Фелли и не был в состоянии соблюдать тишину хоть сколько-нибудь долго.
— Мидил, а почему головы волков такие злые? Вчела ещё не были злые, а сегодня у всех толчат клыки, — и сам оскалился молочными зубами.
Мидир фыркнул. Брат иногда вел себя потешно, хотя большую часть времени был попросту приставучим.
— Это происходит потому, Мэллин, что на нас кто-то хочет напасть. И вот если бы ты тогда возле тронного зала так не перепугался теней и молний за окном, то я бы смог сказать — кто! Ты же волк! Ты не должен бояться!
Мэллин опустил голову, прижал к себе Вульфи крепче, одновременно вцепляясь в ладонь Мидира.
— Я волк, но даже вот эти волки, котолые на стенах, они все лавно скалятся. Значит, тоже боятся! И я могу!
Мидир раздраженно вздохнул. В голове брата творится сущий беспорядок. Хотя мысли его казались занятными, но иногда обескураживали. А пятнадцатилетнему наследнику дома Волка полагалось знать ответы на все вопросы.
— Они каменные и волшебные, а ты живой настоящий принц. На тебя все смотрят, ты не можешь подавать своим подданным дурной пример!
Мэллин, поспевающий за широким шагом брата, два раза подпрыгнул, чтобы забежать вперед.
— Неплавда! Они смотлят на тебя и на Мэлвина! А на меня пока можно не смотлеть! Я же маленький, — Мэллин серьезно кивнул, полагая, что аргументы подобрал самые убедительные.
Мидир не сдержался и фыркнул на застенчивую улыбку брата, не понимающего, что смешного он сказал.
Они уже миновали особенно оживленные коридоры, тут попадались только патрули, а внимательный взгляд на Мэллина сказал Мидиру — брат устал. И от этого дня, и от переживаний, и от того, что нет никому дела до самого маленького волка. Королевский статус играл с ними обоими дурную шутку, делая детство одиноким, тогда как любой другой ребенок в доме Волка не мог соскучиться или остаться без присмотра.
Мидир как-то произнес, что так ограждать собственных детей недальновидно. Отец, после стандартного наказания за дерзость слов, бросил: принц слишком молод, чтобы король прислушивался к его советам. И Мидир пообещал себе, что для него возраст никогда не будет препятствием к общению. Вот он бы своего сына даже в пятнадцать лет послушал!
Но брат набегался и теперь широко зевал, потирая глаза. А так как в их крыле ши было мало, то можно и подхватить Мэллина на руки.
Брат обрадовался этому нехитрому действию так, словно Мидир одарил его самым сладким куском пирога.
— Вот ты вот, Мидил, настоящий волк! На тебя все смотлят, тебя все боятся, ты даже с папой сполить можешь, — уткнулся носом в шею и проговорил стесненно, едва слышно. — А я пока ласту…
— Вот именно, Мэллин, ты пока растешь, но расти тоже надо в правильном направлении.
Вес брата ничуть не оттягивал руки, а обнимать его Мидир втайне любил. Мэллина, тосковавшего по матери, объятия всегда успокаивали.
Комнаты всех трех братьев раньше находились рядом, но теперь, когда Мэрвину приходилось чаще бывать в центральной части замка, он перебрался в покои поблизости от королевских, принимал обязанности старшего принца, учился у отца, сопровождал его повсюду…
Мидир скучал по брату, Мэллин был слишком мал, чтобы помнить старшего. Он не помнил даже мать, которой лишились, когда Мэллину не было и трех лет. Воспоминание об уходе Синни причиняло Мидиру боль до сих пор, хотя он никому бы в этом не признался, а Мэллина часто мучали кошмары.
Мидир любил маму и не считал её человеческое происхождение пороком. Джаретта пытались убедить в обратном, настаивая, что магический дар его сыновей будет несоответствующим тяжелой королевской длани. Отец смеялся и советовал подождать, пока его волчата подрастут, и лишь после этого мериться с ними силами. Но Мидир-то видел, что сомнения нет-нет да и мелькали во взгляде черных глаз их короля. Особенно направленном на Мэллина. Младший был самым мягкосердечным из них. Мидир не знал, какими должны быть пятилетние королевские волки, и не помнил себя в этом возрасте, но в братишке не чувствовалось и намека на величественную строгость отца или холодное совершенство Мэрвина. Мэллин лучился мягкими чувствами, плакал, когда хотел, смеялся по велению сердца, а не требованию этикета. И боялся иногда отойти от Мидира слишком далеко.
Братишку было с одной стороны жаль, а с другой — хотелось научить его быть настоящим волком.
И сегодняшний вечер, как понял Мидир, зайдя в комнаты брата, для этого прекрасно подходил: за окном сверкали молнии, ливень хлестал в окно, взбрыкивал своенравно гром. Усаженный на кровать Мэллин, которому Мидир велел переодеваться ко сну, не торопился. Брат даже не шевелился, следил только круглыми от ужаса глазами, как старший подкармливает пламя в камине, задергивает шторы, зажигает свечу.
— Мидил! Мидил! А можно я сегодня посплю у тебя? — спрятал нос в порядком затасканном Фелли, поглядел поверх игрушки. — Мне стлашно!
— Ты волк, Мэллин, — строго начавший Мидир смягчился, поглядев на брата, — пусть даже волчонок. А волки не боятся, — и принялся переодевать его сам.
Заставить бы одеться самому, но ждать не хотелось, а Мэллина страх словно сковал.
— Но! Но! Но как же? Я же волк! — Мэллин задирал голову, доискиваясь взгляда Мидира, пока тот продевал его руку в рукав ночной рубашки. Выкрутил вихрастую голову через воротник поскорее, чтобы продолжить беседу. — Я же волк! Но я боюсь! Значит, волки тоже боятся! Или я особенный волк?
Мидир фыркнул и закатил глаза. Он был уже слишком взрослым для этой чепухи и ерунды…
Сверкнула молния, загрохотал вослед гром, и Мэллин прижался к его рукам.
— Ты не особенный. Все волки чувствуют страх, конечно, мы ведь живые, — Мидир пригладил черные вихры. — Но мы волки не только по рождению, мы волки благодаря нашим душам: мы не отдаем своих, не бежим от схватки и не позволяем страху овладеть нашими сердцами. Мэллин, боятся все, но не показывают.
— Плямо все? — серые глаза недоверчиво прищурились. — И даже Мэлвин? И даже папа? — на пару утвердительных кивков братишка выдал самое скептическое. — И даже ты?!
— Все — это значит все, Мэллин. Я тоже время от времени боюсь, — Мидир усмехнулся, глядя на вытянувшееся в удивлении лицо брата. — Но я никому не показываю страх, не позволяю ему взять над собой верх, он не получает добычи и уходит.
— Тогда стлах тоже волк? — Мэллин задумчиво пригляделся к Фелли, будто представляя, что так выглядит страх.
— Ну почти, — Мидир непреклонно уложил братишку в постель, укутал со всех сторон, подоткнул одеяло, похлопал по руке. — И вот теперь докажи этому волку, что ты уже большой волчонок! И тебя за один укус не раскусишь! Не бойся, спи.
Мэллин побледнел, глаза расширились и показались темными в полумраке спальни.
— Мидил, а может, ты не будешь уходить еще недолго? Я бы не боялся и уснул!
— Ну нет, так со страхом сражаться не получится, — Мидир смирил свое собственное заволновавшееся за брата сердце. — Но ты же знаешь, я за стеной, в своих покоях, рядом, как и весь наш дом. Тебе нечего бояться в Черном замке! Спи.
Поцеловал братишку в лоб, устроил поудобнее Фелли, задул свечу, подкинул дров в камин и вышел. Когда Мидир обернулся в дверях, ему показалось, что Мэллин спрятался под одеяло с головой, уткнувшись лицом в подушку.
Мидир прикрыл дверь аккуратно, дошел до своих покоев, подкинул дров в камин. И обеспокоенно прислушался чутким волчьим слухом, но со стороны покоев брата не долетало ни звука. Мидир прекрасно слышал брата всегда — вот только не сейчас.
Мидир нахмурился: брату он приходить к себе запретил, так что Мэллин останется в комнате и будет спокойно спать всю ночь. Нет смысла переживать. Ведь именно из-за Мэллина он не узнал, кто напал на Волка.
Спасительное раздражение все равно не перекрыло беспокойства — в спальне Мэллина было очень тихо. Мидир снова отогнал лишние мысли, заполз под одеяло, уткнулся в подушку и мгновенно уснул.
Проснулся он посреди ночи. Камин прогорел сильнее, но разбудило его не это — сквозь отдушину вслед за новым раскатом грома подошедшей ближе грозы послышался всхлип. Мидир выругался про себя, затаил дыхание, но больше ничего не услышал.
Чувствуя себя очень глупо, он поднялся, накинул на тонкую спальную рубашку халат, заправил свою постель и пошел к брату. Камин и в этой комнате грел не так ощутимо, но больше Мидира тревожила скрутившаяся под одеялом небольшая фигурка. Хотя дров, конечно, по пути он все равно подкинул. Слишком бесшумно подошел к брату — и понял это, присев на кровать.
Мэллин подскочил и уставился огромными темными глазами, отчаянно прижимая к себе Фелли.
— Плости, Мидил, плости, я не хотел колмить того волка, но он от меня плосто откусывает! — он поспешно стирал слезы рукавом, шмыгая покрасневшим носом.
— Вижу, вижу, не прыгай ты так, — Мидир поморщился, выказывая недовольство, а потом слегка подпихнул Мэллина на другой край кровати. — И раз уж ты меня разбудил, в наказание я затребую с тебя половину твоей постели. Как принц ты не можешь не уважать закон! Ты помешал мне спать и поплатишься за это!
Мэллин недоверчиво глянул, освободил место, дождался, пока Мидир ляжет под одеяло, а потом подпер вихрастой головой его подбородок. В грудь Мидиру уперся лоскутный Фелли, ощутимо втыкаясь пуговичным носом в солнечное сплетение.
— Ты еще научишься быть волком, Мэллин, научишься. Я уверен, из тебя выйдет отличный волк.
***
Пока Мидир задумчиво вглядывался в потолок, обращаясь к видениям прошлого, успело совсем стемнеть. Сумерки опустились рано из-за грозы, черно-серые тучи захватили все небо, грохоча, будто в самом деле склочные старые боги. Мидир припомнил несколько их встреч в том, большом старом составе. Невозможно, просто невозможно было не вызвериться на треклятого грифона, тогда такого же молодого и дерзкого, как сам волчий король. Даже помоложе, о чём Мидир не уставал неблагому напоминать. И по сей день реакция Лорканна на эти слова вызывала у Мидира улыбку. Айджиан все время их разнимал, и если бы не рассудительный фомор, вряд ли они пережили бы тот конец старого света и старых богов.
По счастью, Лорканн оказался более разумным, чем выглядел на первый взгляд. Айджиан, подмявший под себя весь океан, знал, что одному не выстоять, и нашел себе союзников. Он привлек их обоих, благого и неблагого, предложил план, поддержку и перемирие. И хотя тогда Мидиру казалось, что перемирие с неблагим в принципе вещь невозможная, Лорканн проявил присутствие не только магической силы, но и какого-то, весьма условного, как всё у неблагих, разума.
Втроём они смогли переменить свою судьбу. И когда времена обрушились, забирая старый пантеон, разобщенный, погрязший в склоках и дрязгах, благой, неблагой и фомор сохранили не только свои жизни, но и свои королевства.
Сейчас Мидиру было отчасти неприятно вспоминать те времена легендарных битв: он был крайне молод, вспыльчив, неопытен, и не сойдись он с неблагим и фомором, имел бы все шансы сгинуть в небытии, как и другие старые боги и прочие дома. Прояви Айджиан меньшую рассудительность, не забудь Лорканн о выщипанном хвосте, а он сам — о выдернутой грифоном шерсти, сейчас под Холмами было бы на одно королевство меньше. А может, на три. То есть, не осталось бы ни одного.
Все тогда казалось простым и естественным — очередное заблуждение молодости. Раз старые боги умирают, туда им и дорога, а если миру предстоит измениться, то это только к лучшему.
Тогда же в Нижнем не стало людей: поднявшиеся на дыбы времена за секунды махнули через тысячелетия, и все короткоживущие, кого не успели вывести в Верхний, обратились в прах.
Мидир вздрогнул, крепче прижимая к себе Этайн. Он тогда не понимал, насколько большую потерю понес их мир, в чем им довелось поучаствовать, и что именно они пережили.
Мир разваливался на части прямо у них на глазах… Раньше все королевства были пусть дальними, но краями единого мира, с общим временем, пространством, воздухом и магией. Насколько обширны будут бедствия от потери старого пантеона, все трое осознали, когда земля стала сползать, уходить вниз, в сторону мира теней. Крошились края вселенной, стирался небосвод. Айджиан с трудом не давал пропасть морской воде, все быстрее уходившей в скважины на дне. Лорканн предложил держать, что сможет каждый, вывернув миры своеобразным цветком. Мидир соединил всё не пространством, но более гибким временем, позволяющим сплести остатки мира кольцевой лестницей, уходящей вниз, но целой, ровной, настоящей и существующей.
За временем подтянулись пространство, магия и воздух, вновь обрисовав незримое, неощутимое Древо жизни.
Трое старых богов сохранили то, что сумели.
И перестали называться старыми богами: ничего божественного они прививать новой эпохе не хотели. Размылись, затуманили свои фигуры, отдали могущество своим мирам, назвались королями. Об этом помнили друиды, но более никто.
И уж точно об этом не нужно знать его прекрасной королеве.
Этайн как будто почувствовала, что Мидир вспомнил о ней, зашевелилась, открыла свои волшебные глаза, сонно пробормотала «моё сердце». Непогода за стенами беседки не давала Мидиру успокоиться, проснувшиеся воспоминания разбередили душу и давние страхи, поэтому он не дал супруге уснуть снова, добудился весьма приятным для обоих способом.
Этайн засияла глазами, а Мидир хоть немного отвлекся. Заклинанием очистил тела и одежду, притянул к себе благодарно покрасневшую красавицу, которая все ещё стеснялась показываться на глаза волкам сразу после жарких объятий с Мидиром. Он знал, ей казалось — все видят. Этайн была недалека от истины. Волки не видели, зато прекрасно чуяли…
Бежать вместе с Этайн под дождем в замок оказалось занятнее, чем с утра в беседку. Свежеиспеченная негаданная жена так и норовила оторваться от него, дразня и маня покачивающимися бедрами, Мидир легко её догонял, дергал за кончики намокших темных прядей, слушал азартный взвизг, и погоня продолжалась. Он схватил её уже на пороге, расцеловал, возвращая ее влажной прохладной коже тепло, щекам — румянец, а себе — хоть подобие спокойствия.
Всякий раз, как Этайн убегала, хотелось доказать себе и миру, что она — его!
— Ну не здесь же, моё сердце, — смутилась Этайн, поняв его желание.
Волчий король горько вздохнул, кое-как выпутал руки из её плаща и складок юбки, поправил одежду на ней, заклинанием высушил и её и себя. Нюх говорил ему, что за дверью их дожидались Алан и Джаред. Мидир не был уверен, что Этайн не замёрзнет в промокшей одежде: разговор мог затянуться.
Стоило им появиться на пороге, Советник шагнул навстречу, за ним на полшага приблизился Алан, что в целом смотрелось реверансами какого-то посольства. Мидир насторожился. На мысленные вопросы не отвечали оба.
— Мой король, — Джаред склонился, приложив левую ладонь к груди, с нечитаемым выражением лица. — Моя королева, — еще один такой жест в сторону подавшейся от неожиданности назад Этайн.
Алан позади склонялся тоже, совершенно спокойный. Мидир начал раздражаться: сюрпризов он не любил, и теперь сощурился, прикидывая, что задумали эти двое и как давно они успели столь славно спеться.
— Позвольте от лица всех подданных выразить радость и почтение по случаю вашей женитьбы, — Джаред улыбнулся, сверкнув серыми глазами, и Мидир понял, что не особенно хочет слышать продолжение. — Мы безумно рады, мой король, просто безумно, что дожили до этого события.
— А некоторые волки рады просто зверски, мой король, — Алан смотрел в пол, но Мидир мог поклясться, что и этот «почтительный подданный» над ним издевается!
— Ваша жизнь всегда была полна приключений, альянсов и вражды, и мы рады, что в бурном море событий, как имеющих место, так и приближающихся, у вас возникла передышка, — докладывал советник. При Благом дворе он был фигурой неприкосновенной, о чем Мидир вот прямо сейчас жалел. — И по случаю свадьбы нашего короля мы рискнули устроить пир.
— Воган расстарался и учел вкусы молодой королевы, — Алан впервые поднял глаза, и Мидир передумал его казнить: на Этайн начальник стражи смотрел вполне почтительно. — Равно как и нашего деятельного короля.
— И Вогана не остановит, даже если вы явитесь сытыми оба, — как по нотам продолжил Джаред, и желание убить наглеца поднялось с новой силой. — Вы покинете застолье, как он выразился, сытыми во всех смыслах.
Руки Мидира напряглись, но тут в плечо ему уткнулась содрогающаяся Этайн. Содрогающаяся, как он понял через мгновение, от смеха Этайн.
— Спасибо-спасибо, наши добрые волки, — она все ещё не могла перестать улыбаться. — Мы с моим дорогим супругом ценим вашу заботу и, разумеется, посетим пир в нашу честь! Как только наденем что-то более праздничное и подобающее случаю, — присела, расправляя одной рукой юбку, и кивнула, давая понять, что разговор окончен.
Джаред и Алан склонились одновременно, будто по неслышной команде, и покинули комнату, не рискуя смотреть на короля.
— Ну не сердись, не сердись, моё сердце. У твоих волков отменное чувство юмора, а эти двое, похоже, настоящие друзья, — прильнула к нему всем боком опять. — К тому же мы можем довольно долго выбирать, в чем нам выйти…
Мидир радостно усмехнулся и развернулся в сторону своих покоев.
— Не рассмейся ты, так просто они бы не отделались! — подхватил опять радостно взвизгнувшую Этайн на руки. — А вот ты точно так просто не отделаешься! И я могу не дотерпеть до нашей спальни и приоткрою в одной из гостевых все секреты оторванных подолов!
Последняя трезвая мысль Мидира перед безумством страсти была о том, что, пожалуй, он никогда не был так счастлив.
***
Сегодняшняя ночь не радовала спокойными снами: сначала волчий король ещё раз увидел воспоминание, как под Этайн раскрывается воронка в Мир теней, потом все пошло наперекосяк, совсем не так, как в реальности.
Воронка не захлопнулась и не закрылась, она протянулась дальше не кругом, а щупальцами, до Этайн невозможно было даже допрыгнуть, даже Мидиру, даже волком, поэтому он попятился вдоль одного черного луча, отстраненно наблюдая за тем, как мир приобретает другой цвет. Цвет его дома. И цвет мрачной полуночи. Беззвездный цвет.
Мидир пятился, луч полз за ним, рядом с ним, пока волчий король чуть не упал: сзади в сапог уперся и не дал сделать полный шаг поверженный механес. Этот механес принадлежал Дому Волка, каменное тело пряталось под доспехом с волчьими мордами, но искра неживой жизни, которая билась в подобных созданиях, угасла. Под ногами Мидира лежал бесполезный манекен. Стоило обернуться и поднять взгляд, как воронка с черными лепестками была забыта: куда хватало глаз простиралось поле боя. Поле магического боя, если быть точным.
Мидир должен был найти кого-то здесь, кого-то близкого, найти, пока он не умер, иначе спасти его не получится ни при каких условиях!
За первым механесом, на которого он наткнулся, виднелось обширное поле, усеянное телами. Судя по кружившимся в поисках поживы грифам, тела эти принадлежали не только магическим созданиям. Беспокойство опять куснуло Мидира за грудь, заставляя присматриваться к темным, слабо различимым в крупных тенях механесов живым телам.
Мидир зашагал, ведомый предчувствием, дальше, туда, к центру, где реяли не опрокинутые флаги — как ни странно, оба. Знамя дома Волка и полотнище короля галатов. Похоже, победителя в этой битве не было. Кроме механесов его собственного Дома, лежали неузнаваемые смазанные фигуры других, таких же неживых, но песчаного цвета и без знаков различия, как будто сделанные именно для этой битвы, выпущенные для равновесия шансов… кого с кем? Мидир не мог вспомнить.
Иногда на глаза попадались фрагменты вороненых доспехов, обычно пустые, как будто вместо его волков тут сражались неуязвимые призраки, растворившиеся, лишь их броню рассекал вражеский меч. Другие доспехи, выполненные из добротной кожи, скрепленные железными кольцами, с длинными кольчугами вовсе не принадлежали миру ши, но были тут, как и странные механесы. Именно над пустыми доспехами обычных размеров кружились грифы.
Склоняющееся к горизонту закатное солнце удлинило тени, сделало их воистину глубокими, будто живыми, расползающимися по всей земле, как продолжение черного луча, что вывел Мидира сюда. А еще эти тени, как ему теперь казалось, спешили сожрать кого-то, кого он искал.
Ему нужно было успеть до заката!
Мидир торопливо перешагивал через механесов, перепрыгивал особенно высокие препятствия, обходил воронки и борозды пропахавших землю заклинаний, непрестанно оглядываясь и прислушиваясь. Он приближался к центру с двумя флагами небыстро, пусть и торопился, гнал себя, спешил и все равно не мог ускориться. Ноги вязли словно в самом воздухе, дыхание спирало, стоило сделать вдох неравномерно, как будто он торопился внутри застывшего мира.
Мидиру стало жутко: фокусы со временем никогда не приводили ни к чему хорошему, и если можно было чуть ускорить закат или рассвет, то вмешиваться в саму его ткань воспрещалось строго-настрого.
И именно это он, похоже, сейчас делал.
Волчий король оттолкнул лишние мысли и посмотрел влево: ему показалось, что он слышал чье-то дыхание возле серебряно-черного штандарта его дома, продолжавшего непреклонно и гордо возвышаться над полем битвы. Который развевался, хотя ветра не было и в помине. И странная полоса пересекала его.
Волчий король пригляделся и вздрогнул: полотно было красным от крови.
Мидир сколь возможно быстро направился туда, с тревогой замечая удлиняющиеся тени, но не оглядываясь на заходящее светило. Он знал эту подлую изнанку сна: стоит посмотреть на солнце, как оно тут же скроется. Если что-то надо найти — ни в коем случае нельзя смотреть прямо — не увидишь ни в жизнь!..
Разглядеть что-то в черноте под флагом было невозможно, как бы Мидир ни вглядывался, а стоило ему шагнуть на небольшое свободное пространство, появилось ощущение, будто его схватили за ногу. Волчий король обернулся, выпуская когти и готовясь обороняться, но никого не увидел. Ощущение пропало.
Мидир шел на звук дыхания: это было почти единственным, что нарушало тишину черного места, кроме хлопанья крыльев грифов и его хрустящих шагов. Словно он шел по стеклу! Мидир посмотрел под ноги: трава, но она ломалась под ногами.
Тут солнце коснулось края горизонта, и хриплое дыхание оборвалось. Затем послышалось снова, хотя и тише. Неизвестный тоже не спешил за край, цеплялся за мир и хотел тут остаться.
Мидир настороженно обошел флаг, беспокоясь все больше. Стеклянная трава перестала хрустеть, под ногами захлюпало: тени превращались в угольно-черное море, забирая дыхание у того, кто оставался на его дне.
Волчий король крутанулся на пятке, обращаясь в слух, понимая, что его цель близко, но непонятно, в какой именно стороне.
И тут его за штанину кто-то дернул. Очень знакомо, требовательно и решительно, добиваясь внимания и зная, что ему не откажут.
— Мидир, мне страшно… — старые детские слова из уст взрослого брата звучали странно и пугающе.
Смят левый бок, осколки разбитой кирасы, сбитый шлем и кровь, теряющаяся в черной одежде и черных тенях. Мидир потянулся к брату…
И тут кошмар прервался.
Примечания:
"Я не боюсь грозы", Браенн про Мэллина: https://ficbook.net/readfic/4076920