Глава 33. Вересковое сердце, или Мидир и не-Мидир

Тишь благого утра после тяжелого дня позволила Мидиру отоспаться: его не звали на поле боя трубы, не ждали новые гости, не тревожили кошмары будущего. Этайн сопела под боком, а осматриваться по замку можно было и не выпуская супругу из объятий.

Мидир устроил ладони на ее округлившемся животе поудобнее, чтобы и самый маленький ши не пинался, не тревожил маму.

Мысли прыгали подобно крошечным волчатам. Мир теней, брат, хрусталь, дымный ши… Все это было передумано за ночь много раз. Было что-то еще, что-то, отложенное на потом. Беседа Хранителя и Этайн! Явная ложь не могла остаться безнаказанной, что-то наверняка изменилось в мире, поэтому Мидир решил в первую очередь отыскать Хранителя. Серый огонек его души горел в одном из переходов непривычно слабо, но не это едва не порвало нить магии наблюдения. Мидир, моргнув, присмотрелся получше, не веря своим глазам: старый маг угрожал ножом! Да кому! Начальнику замковой стражи!

Алан явно не в первый раз переводил взгляд от ножа к лицу собеседника, попятился на шаг, пока не наткнулся спиной на черный камень, а рукой — на голову каменного волка.

— Простите, уважаемый хранитель, произошло недоразумение, — тихий волк говорил ясно и различимо, не отводя взгляда от ножа. — Вы снизошли до разговора со мной впервые, и мы сразу очутились на глубине угроз.

— Не заговаривай мне зубы! Я спрошу тебя еще раз! Последний! Как ты переманил волка?!

Алан приподнимал брови все выше, глядел все изумленнее. Открыл и закрыл рот, видимо, проглотив что-то вроде «откуда вы такой выпали и что за чушь несете?»

— Иначе я лишу тебя всей твоей крови! — еще более истерично продолжил старый маг, потрясая ножом над головой Алана. — Безродная шавка!

Пожалуй, столь эмоционального тона от Хранителя Мидир не слышал ни разу за три тысячи лет.

— Вы угрожаете мне ножом? — Алан вычленил из всего обрушенного на него потока один понятный предмет. — Погодите, уважаемый Хранитель, вы угрожаете ножом мне? Быть может, вы не обращали внимания в силу вашей занятости, но я начальник замковой стражи.

Алан для пущей убедительности приложил свободную руку к своей груди, будто представляясь впервые. Произнося слова тихо, внятно и раздельно, вдобавок очень и очень мягко.

— Я. Начальник. Замковой. Стражи.

— Я предупредил тебя! — завизжал старый маг. — Отдай мне поводок! Иначе я выпущу тебе всю кровь, и никакой замок тебя не спасет!

Волчья голова сбоку от Алана оскалилась, и тот неосознанным успокаивающим жестом потрепал ее по макушке.

Происходящее было странно. Хранитель пытался вытребовать у Алана поводок замка? Но ведь Хранитель и есть его дрессировщик. Или хозяин — Мидир никогда не вникал в тонкости, знал лишь, что есть, кому присмотреть за излишне живыми проявлениями характера дома Волка.

— Мне кажется, я должен повторить еще раз, — Алан вздохнул, не думая применять силу к старику и словно обращаясь к лезвию, направленному ему в глаза, — мы неправильно друг друга поняли. Никаких поводков у меня нет, о чем вы говорите, мне невдомек, зачем вам моя кровь, я тоже не могу осмыслить. Я прошу вас, объяснитесь. Мы, простые волки, иногда нуждаемся в простых объяснениях.

И, чтобы отвлечься, может, успокаивая уже не каменного волка, а себя, принялся перебирать каменные прядки за ухом звериной морды. Та вывалила язык, посмотрела снизу вверх на Хранителя, словно пытаясь уловить, что происходит и надо ли вмешаться.

Мидир поймал себя на первой мысли, что ощущение замка стало необыкновенно ясным, как будто зверя выпустили из клетки; и на второй — его Алан умеет не только быть тихим, но и договариваться.

Хранитель замер на мгновение, задохнувшись, а потом продолжил яростно:

— Ты издеваешься?! Ты смеешь издеваться надо мной! Не понимаешь, да?! А вот это? Как ты объяснишь вот это?!

И длинный палец Хранителя с ясно выделяющимися суставами указал на голову зверя. Тот зарычал, Алан руку не снял. Ответил очень медленно, вряд ли успев передохнуть нынешней ночью.

— Как я объясню что? Что уложил руку на голову волка? Это не преступление, как бы плохо вы ни относились к данному факту, сообщаю вам как лицо, ответственное за порядок в замке. Ничего преступного нет в поглаживании каменной головы, торчащей из стены долгие годы и никому особо не нужной!

— Ах-ха! Так ты все-таки меня понимаешь, выскочка!

Волчий король насторожился: в глазах Хранителя блестела смерть!

Мидир поспешил прикрыть Алана от любой, самой изощренной атаки, но щит остался невостребованным: по краю ауры Хранителя магия шипела и плевалась, будто разогретая в чанах смола, а до Алана не долетали даже брызги.

— Верни! Верни мне поводок! Мне он нужен! Только так я могу быть Хранителем! — и старый маг все-таки попытался опустить руку.

Тут Мидир был спокоен. Начальник замковой стражи сражаться он умел лучше многих.

Алан легко перехватил руку Хранителя одной своей, другую не убирая с головы каменного волка. Посмотрел на лезвие опять, не обращая внимания на подергивающегося в бешенстве старого мага.

— Уважаемый Хранитель, мне кажется, нам не хватает остроты. Восприятия, как мне кажется. Ваш нож нельзя упрекнуть в тупости, а вот один из нас, определенно, что-то упускает.

Волк из-под руки Алана взрыкнул одобрительно. Хранитель попытался испепелить начальника стражи яростным взглядом, а когда не вышло, выпустил нож, видно, в надежде, что отточенное лезвие упадет и пробьет Алану шею.

Алан, не желая выпускать ни мага, ни волка, отшатнулся, и нож, звеня, прокатился по полу.

— Сейчас я вас отпущу, — Алан посмотрел в глаза Хранителю. — А вы мне объясните, что за поводок вам нужен и почему именно от меня. На лошадях я не катался лет двадцать, и если вам нужны они — добро пожаловать в конюшни. Я распоряжусь, и вам предоставят не только утварь, но и самых резвых лошадок. Если, конечно, вы и там не начнете беседу с размахивания клинками. Лошадки не волки, могут и лягнуть, не посмотрев на чин и звания.

Мидир усмехнулся, припомнив встречу в Верхнем как раз около двадцати лет тому назад. Похоже, там Алан за его спиной на лошади и покатался.

Хранитель хранил гордое молчание. Алан перевел дух, прикрыв глаза, видно, собираясь с мыслями. Но сразу распахнул их опять, боясь породить новые необъяснимые попытки себя убить, и продолжил:

— Если вы говорите о волках, то волков вокруг много. Тут, к примеру, это вы и это я. Вам следует выражаться яснее. А что касается прочих тварей, коих можно держать на поводке, то это через поле боя, милости прошу к галатам.

И Мидир был уверен, что Алан пошутил на свой занятный манер. А вот Хранитель никогда не был ценителем остроумия.

— Ты думаешь, молодой наглец, я не найду на тебя управы?! Я еще возьму поводок в свои руки! — прошипел старый маг. — И ты пожалеешь! Пожалеешь!

— Я уже жалею, — вздохнул Алан. — Очень жалею, что повернул в этот коридор. Вас это не удовлетворяет?

Начальник замковой стражи тревожился за кого-то, ему нужно было вернуться в лазарет, затем найти Джареда и убедиться, что с королевской семьей все в порядке — Мидир прочитал это на поверхности усталого сознания своего волка. И уже готов был вмешаться, как услышал привычно ледяной голос Джареда:

— Какие занятные вопросы подлежат обсуждению в обычных коридорах ранним утром. Начальник замковой стражи. Хранитель, — два коротких кивка. — Что и кого не удовлетворяет в данной ситуации? Удовлетворения обычно просят на дуэльной площадке, но Алану драться запрещено.

Старик поджал губы, вновь прожег Алана взглядом, и Мидир уверен — если бы магия была при нем, убил бы. Но магии нет, она шипит бесполезным фейерверком по краю ауры.

Мир вернул Хранителю его ложь и взял плату за многовековое презрение к младшим, в частности, короткоживущим. Старик не погнушался солгать Этайн, но ложь королеве волков, полной силы, любви и магии, несущей в себе новую жизнь — дорого обошлась ему.

Так дорого, как он всегда боялся.

— Я ухожу, советник, — короткий оскорбительный поклон старого мага. — Приберегите ваше красноречие для тех, у кого своих мыслей нет, а чужое добро есть! Ваш ручной волк еще вам покажет!

Вернее, поклон вышел бы оскорбительным, если бы не был исполнен впервые. Джаред приподнял светлую бровь, провожая Хранителя взглядом, затем, подняв по пути двумя пальцами клинок, приблизился к Алану.

— И что это было?

— Веришь, нет, не скажу под страхом смерти! — и Алан вздохнул. — Чего бы он от меня ни хотел, оно как-то связано с поводками, волками и каменными головами. Ты случайно не знаешь подобного краеугольного предмета?

— Разве что замок, — Джаред задумчиво пожевал губу. — А что не так с каменными головами?

— Мне кажется, все так! — Алан откинулся затылком о стену, а потом присел на корточки и потрепал опустившуюся вместе с ним голову за ушами. — Скажи же, в порядке? А? В порядке?

Каменный волк сощурился, подтверждая слова начальника замковой стражи.

Советник подозрительно посмотрел на возню живого волка с головой волка каменного, а потом словно бы выдохнул облегченно:

— Так ты говоришь, он требовал у тебя поводок! И упоминал волков? И грозился смертью?

— Ну да, только у тебя это звучит немного более связно, — начальник стражи посмотрел на Джареда снизу вверх и вернулся к чесанию каменной головы за ушами. — Совсем немного.

Если бы у той головы было тело, хвост уже образовывал бы воздушные завихрения!

— Мне угрожал по невыясненному поводу полоу… наш досточтимый Хранитель, соизволивший наконец заметить меня, — Алан пожал плечами. — Никогда не чувствовал себя столь странно! Разве что, когда забыл свое имя.

И судя по спокойствию обоих собеседников, Джаред уже знал о части истории появления Алана, возможно — детальной. Мидир бы не удивился, теперь, нет, не удивился. Слишком уж они естественно общались.

Советник помрачнел на миг.

— Скажи мне, Алан, ты никогда не сталкивался со странным поведением голов? Что-то особенное не припомнишь?

Начальник замковой стражи задумался и взъерошил каменную шерсть. Мидиру показалось, серые глаза зверя внезапно приобрели блеск.

— Теперь, Джаред, когда ты спросил… Это забавно… Когда я прибыл, я был такой дикий, ты помнишь, все оглядывался, казалось — смотрят, ищут, заберут!

Алан словно застеснялся себя тогдашнего. Джаред, почти не напоминая ледяного Советника Благого Двора, улыбнулся уголками губ в ответ. Ему явно приятно было вспомнить Алана, пусть дикого, но уже тогда Алана.

— И вот я все оглядывался, а в одном коридоре наткнулся на похожие с этой головы. Знаешь, они торчали напротив окна в срединном переходе, где солнечно почти весь световой день, — Алан потер нос, смущаясь все больше. — И мне показалось — понимаешь, Джаред, я был очень дикий! — мне показалось, что головы устали щуриться против света.

Начальник замковой стражи усмехнулся опять, как будто извиняясь за собственную дикость. Джаред слушал внимательно, не собираясь перебивать; у Мидира тоже прорезался благой интерес.

— По срединному переходу ходила в основном стража, и я решил — сам решил, я еще стражником даже не был — что головы устали. Задернул окно портьерой и закрепил поплотнее. По переходу ничего не изменилось, — в голосе явно слышалось оправдание. — Страже было удобно ходить и дальше, а вот тем двум головам не приходилось щуриться.

— И почему ты это запомнил, Алан?

— Потому что они заулыбались, Джаред! Не знаю, как это объяснить, — Алан покачал головой, покрутил свободной кистью в воздухе, второй продолжая наглаживать каменного волка, — как будто им очень полегчало. А с ними полегчало почему-то и мне. Но это все глупости!

— Разумеется, Алан, все это глупости, — произнес советник, глядя на умильно прищурившуюся каменную морду под ладонью начальника замковой стражи.

Мидир хмыкнул, сменил зрение, поймал убегающего Хранителя… Черный шипастый поводок, прежде стягивающий его запястье, пропал. Зато мягкий синий — вернул он взгляд на Алана — теперь обматывал руку начальника замковой стражи. Да и судя по поведению каменных голов, Черный замок вполне принял другого Хранителя, даже если на сей счет существовали какие-то ритуалы.



***


Черный замок, в последнее время сотрясаемый происшествиями, как обезумевший сверх обычной меры неблагой — бесконечными обращениями, понемногу возвращался к спокойной жизни.

Мэллин поправлялся, хоть магию пока не вернул. Утром второго дня после ранения ходил разве что не колесом, задирая Фордгалла и всех, до кого мог дотянуться, а вечером заставил петь струны своего кларсаха так, что его слушать сбежались все ши в доме Волка. Потом притих. Бинтовал бок и лечил покалеченные ребра обычным путем, без примеси волшебства, а значит, долго. А значит, болезненно. Рана кровила, затягиваться не желала, словно в отместку за полностью исцеленные кисти.

Лианна извела солнечное волшебство на тяжелораненых волков и неделю пролежала не вставая.

Этайн, неожиданно обнаружившая себя глубоко беременной, пришла в чувство тоже нескоро. То плакала по пустякам, то смеялась невпопад, то просила среди ночи какие-то невозможные блюда навроде склизких улиток, салата из одуванчиков или вяленого мяса с вареньем и селедкой.

К невероятному облегчению Мидира, Воган никак не выражал недовольства на подобные странные требования. Озвучиваемые громким шепотом, на кухне и посреди ночи.

Джаред выжег все следы чужой магии, что мог найти, в замке и в саду на несколько столетий впредь, но ходил неспокойный.

Форгдалл держал дружелюбный нейтралитет. Утром проходил в трапезную, раскланивался со всеми, а затем допоздна шагами мерил свои покои, явно поставив себе новую цель и теперь измысливая способ половчее к ней добраться.

Алан же… Королю волков приходилось напоминать себе о его существовании. Молодой начальник стражи объявлялся мгновенно при малейшем намеке на нужность и так же волшебно исчезал, когда необходимость в нем пропадала. Словно стирал даже память о себе.

Вдобавок Алан, занимавшийся многими вопросами обустройства лекарей и раненых, сам едва держался на ногах. Мидир пришел к выводу, что если бы не помощь замка, Алан тоже слег бы вслед за Лианной на какое-нибудь неприличное для взрослых волков время.

Сам Мидир, изведя всех тайных врагов, вернул себе силу, почти равную той, что была у него до прихода галатов. Выставил на месте девятой стены мощный, хоть и невидимый щит, через который не проникали даже птицы. Не желая воевать более с народом его жены, запретил кому бы то ни было выходить наружу. Еды и питья в Черном замке имелось вдоволь. Горшочек варил на всех, а вода, вино или эль из Золотого Кувшина могли литься бесконечно, только наклони и попроси, чего желаешь. Пусть волшебные блюда и много уступали во вкусе приготовленным, о чем не уставал ворчать Воган.

Владыка Благого Мира, ограниченного ныне стенами Черного замка, был уверен: галаты уберутся сами. Магией от них не пахло совершенно, серое облако за лагерем верхних, обозначавшее присутствие друидов, сначала припало к земле, а затем и вовсе растворилось. Механесов почти не осталось, как и силы для их восстановления.

Побоявшись за благие елки, а более — за оставшихся без забав верхних, Мидир навесил на вековечный лес заклятие неощутимости: они пропали как для друидов, так и для галатов. На полгода, а то и самим волкам можно будет не найти свое изумрудное сокровище.

Погода стала неопределима по сезону. Она то сыпала дождем и снегом, то дарила радугу и цветы.

Этайн вышивала, общалась с Лианной и Мэллином, скакавшим вокруг нее зайчиком, предупредительным и неотлучным, но по большей части ее занимал именно Мидир. Разговорами, прогулками, рассказами, чтением книг и даже песнями, чем приводил Этайн в неописуемый восторг. Легким необременительным колдовством Мидир то заставлял цветы рассказывать о своих мечтах, то поднимал из ниоткуда вихрь розовых лепестков. Он расстилал вокруг пейзаж Светлых земель столь реальный, что она захлебывалась от восторга, то погружаясь в теплую лечебную грязь Долгих озер, то проплывая по Айсэ Горм, то любуясь ковылью бесконечной степи.

Однако тревога не покидала Мидира.

Галаты молчали. День, два, неделю, месяц. Даже перестали подскакивать на лошадях к самой границе замка пустить пару стрел или выкрикнуть пару фраз про лохматых лесных обитателей, которые зачем-то живут в городах. Суровые волки не могли сдержать улыбок. Назови зверя зверем, он не обидится. А кто обидится, тот себя и свой род принизит. Родом, шедшим от праматери-волчицы и отца-мага, соединившихся под предвечными звездами, гордились все обитатели Волчьего дома.

Мидир все же несколько раз пытался знаками со стены привлечь внимание Эохайда: если не договориться, то хоть узнать его планы. Но, не получив ответа, решил просто наслаждаться жизнью с любимой. Присаживался рядом, клал ладони на живот, говорил с маленьким, и ему казалось, что тот отвечает. Этайн плакала и очень, очень осторожно начинала верить, что Мидиру нужен ребенок. На прогулках в саду проводила пальцами по головкам роз — и они раскрывались ей навстречу. Лианна только диву давалась: подобная магия была под силу лишь детям солнца.

Жизнь текла неторопливо, прерываемая мелкими тревогами, под спудом тревоги великой — что-то назревало! — и все же оставалась полной счастья.

Мидир последнюю дату — три месяца. Если галаты не уйдут, волки их выкинут сами.

Лианна и Джилрой провели в черном замке лунный месяц, когда власть над ними Мидира, как новоявленного отца, закончилась быстро и внезапно. Обычная затрапезная беседа плавно перетекала по самым разным предметам.



***


— Как же я соскучилась по маме, — как-то пожаловалась Лианна на вопрос Мэллина о доме Солнца.

В глазах на мгновение потемнело, Мидир не поверил, ощутив знакомую боль, сдавившую виски. Окно размером со взрослого ши распахнулось в трапезной.

— Мама? — удивленно воскликнула Лианна, привстав и ухватившись за Джилроя.

Мидир прищурился, как и все волки. Слишком слепила королева Солнца своей благостью и красотой. Вдобавок портал сиял, напитанный иной магией — той, за которой следил фоморский владыка. Королеве Солнца подвластно многое.

— Мама, прости, но я… — виновато прошептала Лианна, а Джилрой прижал законную супругу к себе, словно пытаясь защитить от всего, всех и даже родной матери.

Мидиру пришло в голову, что будь жив Джаретт, ему самому, возможно, пришлось бы точно так же закрывать собой Этайн. С древними королями всегда было сложно договориться, хотя королева Солнца, кажется, составляла благое исключение.

— Девочка моя, — и «моя» прозвучала в речи королевы с угрозой, выразительный испепеляющий взгляд нашел Мидира, — как же я рада за тебя, — вымолвила уже дочери и улыбнулась. Перевела взгляд на Джилроя, глянула с той же теплотой. — Добро пожаловать в наш Дом. Дети мои, вы все решили правильно.

— Ты не… — задохнулась Лианна, — ты не…

Мэллин тихо-тихо закашлялся в кулак, но Мидир все одно различал слова про солнечных зайчиков, которых можно поймать лишь на слове. Особенно заек.

Почтенная матушка Лианны волчьего принца напоказ не замечала. И на волков вообще смотрела строго избирательно. Пусть Мидир был бы рад, если бы она и на него не смотрела вовсе.

— Я не, — улыбнулась королева. — И откуда ты только взяла подобные мысли! Подобные выражения! Дитя мое, дочь моя! Конечно же, солнышко мое, я рада, я так рада, что ты не ошиблась! Я так рада за вас!

Мидир встал, придерживая Этайн, помогая ей подняться, склонил голову, приветствуя королеву второго по значимости Дома.

— А с вашим новоявленным отцом мы поговорим после, — обожгла его взглядом владычица Дома Солнца. — Доченька, пора домой.

Мидир ничуть не удивился, когда королева, протянув руки, увлекла в Окно и Лианну, и Джилроя. Просьба дочери дала ей силу. Третьим в это же же Окно затянуло не слишком довольного Фордгалла, что Мидира лишь порадовало.

Прямоугольник схлопнулся, сияние пропало.

— А про меня даже не вспомнила, — хмыкнул Мэллин. — Не прижарила к месту своим убийственным, ослепительным, испепеляющим взглядом, применяемым обычно к драконам! Впрочем, не очень-то и хотелось! А то и меня бы извела!

Волки зашевелились, Мэллин завел долгую историю, кажется, в основном потому, что срочно требовалось отвлечь Этайн: услышавшая про Мидира в роли чужого новоявленного отца, королева обиженно выпрямилась и отвернулась, внимая разговорам и иным обращениям.

Мидир вздохнул, решив, что ознакомить Этайн с законами ши по поводу бракосочетания более полно и доходчиво сможет лучше всех один благой советник, когда супруга подвинулась на кресле, вроде бы отворачиваясь, но приближаясь спиной к Мидиру.

Волчий король притянул жену к себе, поцеловал в макушку и приобнял, без слов обещая разъяснить странные слова королевы Солнца. Как он понимал теперь — послужившие маленькой женской местью.

Этайн не возревновала его, как, возможно, полагала почтенная матушка Лианны, Этайн расстроилась. И стала Мидиром недовольна! Так бывало уже несколько раз на протяжении проведенного вместе времени, ощущения каждый раз казались новыми, неизведанными, иногда неприятными, но освежающими.

Мэллин разливался соловьем, волки сдержанно гудели, Воган с облегчением вздыхал, что больше не придется маскировать мясо в еде под траву.

Печалился Мидир лишь оттого, что у Этайн пропала подруга. Сама супруга радовалась за Лианну, ничем не выдав своего огорчения. И продолжала прилежно что-то вышивать. Уже в одиночестве.



***


Спустя еще месяц с небольшим галаты зашевелились. Они не выступали в бой, не гремели оружием, но что-то происходило.

Ши, равный по силе, да и являвшийся на заре своей юности старым богом, вглядывался в туман будущего, но все смазывала гроза кипящей битвы, пылающие небеса, горящая вода. Миру предстояло поменяться, и пока неясно было — в какую сторону.

Мидир решил навестить Эохайда. Хватит ждать: либо галаты уходят сами, либо их выкидывают волки!

Он, десять раз поклявшись Этайн быть осторожным, ушел в разведку на сей раз с дурным предчувствием, более ясным, чем обычно: что-то было неладно или готовилось быть неладно. Но что именно, оставалось тайной.

Брат оставался на сей раз в Черном замке. Он все еще не залечил ребра, и его, очевидно, тоже глодало нехорошее предчувствие. Мэллин был тише и спокойнее обычного, значит, прислушивался, значит, был настороже. В собственном Доме! В укрепленном девятью линиями замке! В сердце Благого Двора!

Мидир наказал ему стеречь Этайн как зеницу ока, на что своенравный брат даже не подумал возмутиться.

Их Дом был волшебным не в способностях, а в сути. Волки всегда сплачивались и умели выстоять во время бед.

Ход, ведущий из замка в неприметную низинку за границей столицы, использовался волками нечасто, однако никто из них не забывал об этой возможности, и все ориентировались под землей легко от частых тренировок. Выйти в тыл войск галатов было несложно. Красться по собственной земле — досадно, но просто.

А вот найти самого Эохайда для личного разговора оказалось невозможно.

Мидир мог поклясться, что они не пропустили человека, что нашли его шатер, что обыскали весь центр лагеря, не магией и чутьем, но затаившись в тенях! Магия привлекла бы внимание друидов, чего Мидир хотел избежать.

Отсутствие Эохайда настораживало, а потом у Мидира захолонуло сердце и дурное предчувствие превратилось в не менее дурное знание.

В Доме беда!

Перед глазами свернулся и развернулся калейдоскоп картин Черного замка — коридоры, переходы, Мидир свистнул волкам, и вся группа поторопилась вернуться в замок. «Я останусь, проверю. Мне все тут очень не нравится», — сказал Советник у входа, и король не стал возражать.

Как Мидир ни торопился, он чувствовал, знал, беда быстрее. И когда он вернется, все уже каким-то образом разрешится. Это гнало вперед пуще любых угроз.

Объявившегося во внутреннем дворе короля отчего-то поначалу взяли в кольцо вооруженные стражники, почти ткнули в лицо факелом, отступили лишь тогда, когда он полыхнул желтизной глаз и зарычал, показав клыки.

— Где Этайн?!

— Король, ваша жена на северной галерее! — ближайший сотник отчитался быстро, даже слишком быстро, Мидир не хотел думать, откуда об этом знают все. — Она с вашим братом! Не хочет оставлять его одног…

Дальше король волков не слушал, рявкнул что-то о бдительности и обороне стен, швырнул факел на влажную траву, и не успел пар потухающего пламени подняться на высоту его колена, Мидир уже врывался в замок.

Северная галерея приближалась небыстро, хотя летел король со всех ног: коридоры Черного замка были изрядно запутанными. В одном из проходов ему показалось, что он увидел собственное отражение, и лишь пять поворотов спустя он осознал, что там не было зеркала. Возвращаться не имело смысла, разобраться он успеет!

Главное — Этайн! Брат!

Сердце билось где-то под горлом, прокачивая по венам вместе с кровью смертный страх.

Галерея приближалась, все чаще попадалась вооруженная стража, головы волков на стенах скалились и провожали подозрительными взглядами, но ни одна не зарычала. Дверь на саму галерею охранял целый патруль, вооруженный, настороженный, не спешащий прятать оружие при виде своего короля!

— Да посторонитесь вы! — Мидир даже не подумал остановиться: недостаточно поспешно отклоненный наконечник алебарды чиркнул по вороненым доспехам, а последний стражник отлетел в сторону от двери.

Но никто не усомнился, что это их король, наоборот, волки ровно успокоились, убрали оружие, освободили дорогу и проводили в ту часть галереи, которая была раздроблена маленькими портиками, где среди колонн и стен с высокими оконными проемами на каменном полу лежал брат. Чью голову удерживала на коленях рыдающая Этайн.

Сердце Мидира замерло на момент, а потом забилось с бешеной силой. Этайн была жива и в порядке, а Мэллин — выносливый волк. Пусть избалованный и своенравный.

— Моё сердце! — Этайн подняла голову, ее глаза засияли надеждой. — Помоги ему! Он защищал меня!

Мидир с размаху рухнул на колени возле жены и брата, сначала вгляделся в печальные звезды глаз Этайн, убедился, что кроме потрясения её ничего не задело. Руки сами потянулись к Мэллину — брат лежал с закрытыми глазами и хрипло дышал.

Рана на боку разошлась под новым ударом.

Несколько незначительных царапин украшали бока и руки. Легкий замковый дублет и рубашка были черными, кровь не выделялась на ткани. Мидир быстро пожал запястье Этайн, посылая легкий ток магии, успокаивая. Затем перехватил голову брата, неожиданно тяжелую. Глаза Мэллина закатились, и дело было не в ранах, брат пережил магический удар, искра души находилась в теле, но тянулась вниз, её следовало перехватить, вызвать обратно. Мидир приблизил свой лоб к его лбу, вслушался в дыхание, усмирил до похожего ритма своё…

И окунулся в недавнее прошлое.



***


— Этайн, оттуда не будет видно брата! — Мэллин догоняет женщину. — Это северная галерея, за ней лишь вид на реку и горы! Да стой же ты, упрямая человечка!

Мэллин задыхается. Этайн оборачивается и смотрит озадаченно, словно лишь сейчас ощущает присутствие Мэллина рядом. Брат беспокоится явственнее, ускоряет шаг…

Холод пробрал волчьего короля до самого сердца.

Из темного конца галереи к ним шагает сам Мидир!

Этот не-Мидир был похож на волчьего короля как две капли воды. Во всем, вплоть до манеры придерживать ножны на ходу!

Мэллин встает как вкопанный, а вот Этайн сияет:

— Моё сердце! — поворачивается и теряет волю и свет разума в зеленых очах, будто жертва лунной болезни, поднявшаяся ото сна телом, но не душой.


Волчий король чуть не зашипел от ярости. Воистину, друиды даже свои дары умудряются вручать с отдарком! Любовь Этайн принадлежала ему, Мидиру. Уже — Мидиру! Но не вся. И своей вложенной в колдовство частью друиды не преминули воспользоваться.


Впрочем, не-Мидир тоже столбенеет, видимо, осознав, разглядев — Этайн беременна.

— Стой! — Мэллин возле Мидира из настоящего в пару размашистых шагов оказывается около Этайн. — Это не твоё сердце! Не твоё! Стой-стой-стой! Это не Мидир!

Брату с трудом удается удерживать рвущуюся навстречу магической копии Мидира Этайн. Этайн упирается в спину младшего брата, Мэллин встает поперек её пути, загораживает не-Мидира. Затем поворачивает голову назад, не отводя глаз от угрозы.

— Не слушай его, слушай сердце! Это не мой брат и не твой любимый! Человечка! Да приди же в себя!

Не-Мидир шагает вперед коротко, от самого порога, а оказывается перед носом Мэллина.

— Я не хочу убивать тебя, волк, — голос не-Мидира звучит похоже, но иначе. — Отойди от неё. Ты ранен, ты слаб, ты не противник мне сейчас и впредь.

Сам Мидир поразился изумленному выражению на лице брата.

Как будто Мэллин впервые слышит такой убеждающий, глубокий, увещевающий — мягкий? — тон по отношению к себе. Правда, слова эти вдобавок магические: Мэллин ссутуливается на «ранен» и «слаб», однако «не противник» заставляет серые глаза загореться спасительной яростью, а самого брата выпрямиться. Слова почти убедили, но и задели гордость, то, на чем Мэллин стоял всегда.

Не-Мидир удрученно вздыхает, осознавая, что был в ладони от победы, но сам спугнул синюю* птицу удачи. Поднимает меч медленно, позволяя раненому увидеть и среагировать на этот жест. Позволяя отойти, чего сам Мидир бы не сделал.

— Че-ло-веч-ка! — правая рука брата взлетает уже с мечом, отбивая первый удар. Левая остается прижатой к раненому боку.

— Моё сердце! — Этайн, похоже, забывает все остальные слова.

Не-Мидир вскидывает голову, рубит так, что сам волчий король в единый миг понимает, отчего не мог найти Эохайда. Человек тоже пошел на разведку — под прикрытием.

Наверняка, личину ему подарили друиды.

И как только проник?! Черный замок не пустил бы его! Уберег от вторжения! Не магия ши. Видно, он прошел тем путем, где вышел Мидир. Он ждал его где-то неподалеку, чтобы зайти по его следу.

Мидир чуть не порвал ткань воспоминания, от которого зависела жизнь брата. Выдохнул и продолжил смотреть.

Раненый Мэллин, однако, остается волком, королевским волком, братом короля — обороняется он так, что Эохайду, поначалу щадившему более слабого противника, приходится начинать бить всерьез. Пусть действующая рука у брата одна, пусть против двуручника работает полуторник, пусть в спину тыкается слепым котенком не осознающая реальность Этайн — Мэллин не сдается.

Мидир видит в своих-не-своих глазах разгорающееся пламя досады и раздражения.

— Моё сердце! — еще один толчок в спину, вперед, так что Мэллин почти подставляет открытую шею.

Эохайд не пользуется возможностью, и не разобрать, то ли не поспел, то ли не захотел. Мидиру чудится в этом снисхождение к ши, волкам, самому Мидиру, как будто Эохайд жалеет его! Или узнаёт «шута», как-то спасшего им жизнь и не хочет отнимать всю семью зараз.

Волчий король бессильно сжимает кулаки: это всего лишь воспоминание, пусть и недавнее.

— Не твоё, человечка, твоё сердце все же получше смотрится, — отвечает Мэллин сейчас больше врагу, чем Этайн. — Не говоря уж о том, что твоё сердце десять раз раскатало бы меня в блин, а этот недоделанный волк только и делает, что пугает!

Глаза брата светятся желтым, Эохайд улыбается лицом Мидира в ответ, они оба знают, что Эохайд мог бы бить сильнее, а «пуганый» Мэллин уже с трудом дышит. Эохайд, однако, пришел за женой, он поднимает меч, чтобы в следующий миг обрушить на Мэллина град ударов. Легких, но быстрых и разнонаправленных, выматывающих раненого волка вернее, чем редкие и сильные. Полуторник не поспевает блокировать все, хотя движения скрашивают результат: ожидаемые раны ложатся на Мэллина легкими порезами.



***


— Мой король, — подбегает Джаред, оставленный за городской стеной.

— Т-ш-ш, — не отпуская брата, отвечает Мидир. — После.

Джаред выдыхает, садится рядом. И кажется, тоже переживает за Мэллина.



***


Не дожидаясь новых долгих атак, Мэллин отодвигает Этайн дальше за спину, отчего Мидир, наблюдающий за братом, не может остаться спокойным. Ярость кипит и просит выхода, однако пока надо лишь смотреть. Эохайд в тревоге подается навстречу, обходя волка, но встречает меч.

Этайн, опять слепо ориентируясь по волшебству, нацеленному на Эохайда, вновь утыкается в спину брата. Мэллин отнимает левую руку от своего раненого бока, бросается вперед, ошеломляя Эохайда. Тот отшатывается, теряя меч. Но вновь подхватывает его.

А Мэллин едва успевает перехватить Этайн. Он бледен, дублет темнеет от крови.

— Ох и влетит же мне от Мидира, — Мэллин облизывает сухие губы, разминает левую руку, а потом обхватывает ладонью черно-серебряную змейку заклятья на шее Этайн.

Именно этот момент и почувствовал Мидир в лесу — его связь с Этайн отзывается беспокойством, она тянется к нему, но из-за того, что получает ответ издалека, начинает приходить в себя. Эохайд позади вскрикивает — раз вмешивается магия, вряд ли Этайн сможет прийти в себя, вернуться мыслями к не-Мидиру. Отчаяние человека толкает его под руку, и лезвие двуручника прорывает дублет, рубашку, окровавленные повязки на боку брата.

Мэллин, и без того вложивший силы в заклятье Мидира, оседает на пол, но продолжает держать Этайн уже за щиколотку.

Эохайд подходит ближе, он встревожен и обеспокоен, в его глазах пелена боли, не физической, душевной, собирается с духом, чтобы говорить. Похоже, голос — новая часть волшебства, которую нельзя тратить впустую.

— Пойдем, Этайн, тебя не зря зовет твоё сердце, — протягивает руку ладонью вверх. Следы крови, его и волчьей, пугают королеву, она отшатывается назад, недоверчиво вскидывает глаза. — Пойдем, Этайн, тебе давно пора вернуться домой, к мужу! Ко мне! Прекратить эту войну! Этайн, любовь моя!

В голосе Эохайда настоящая мука, перемешанная с наслаждением. Он давно не видел свою Этайн, он, кажется, забыл, как оно — дышать полной грудью, когда сердце на месте и можно не задыхаться от чувства непреходящей потери.

В этот момент Мидир, знающий, что Этайн осталась и дождалась его, переживает личный конец света в воспоминаниях брата.

Мэллин все ещё в сознании, хотя галерея начинает меркнуть и тонуть в черных тенях.

— Твоё сердце не зря зовет остаться, — голос брата затихает вместе с потухающей галереей, пальцы ослабляют хватку, соскальзывают.

Мидир не верит своим глазам — Мэллин отпускает Этайн!

Опущенное к нему лицо Этайн кажется Мэллину страшно далеким, будто вершина горы, и Мидир из настоящего спешит подхватить волшебным образом остановленную в падении искру.

Лицо Эохайда искажается досадой, а может, ужасом сделанного — он не хотел убивать волка.

Искра души брата оказывается такой же необъяснимо своенравной, как и он сам — Мэллин ярко светит желтым, как будто осенняя луна. И стоит Мидиру взять в руки его искру, воспоминание продолжается — Мэллин не видел, но присутствовал, стараясь задержаться в этом мире.

Эохайд протягивает к Этайн руку, но окровавленный волк у ее ног смущает просыпающийся разум, застывшее лицо Мэллина связывается со странным словом «человечка», радостным и домашним. Головы волков, нечастые на этой галерее уже не скалятся или рычат, они поднимают вой. Этайн, вздыхая, опускает руку на живот — видно, ребенок тоже недоволен происходящим.

Эохайд старается поймать королеву за руку, но Этайн отшатывается назад. Ко входу в галерею. Эохайд так же рвется вперед, но за спиной Этайн уже виден волчий патруль — и усугублять свою ошибку человек не хочет. Он пришел не убивать волков, а забрать свою жену!

Он лишь очень осторожно касается ее щеки — словно желая увериться, правда ли это она, не мираж ли и не призрак, подобный ему. И опускает руку.

— Прощай, жена. Свидимся ли ещё? — лицо не-Мидира передает мягкие чувства человека, он слаб, он жалеет, отпускает, любит и тянет к себе неизвестно чем!

Волчий король с ужасом наблюдает, как Этайн поднимает руку к змейке, не обращая внимания на бегущих со спины волков, спрашивает неуверенно:

— Моё сердце?

Эохайд салютует ей мечом, а после спешит скрыться в другом конце галереи, он бежит не от схватки, как хотелось бы думать Мидиру, не от любящей другого жены, он принял бы её после всего, нет, Эохайд бежит от ошибок.

И от этого Мидиру только страшнее.



***


— Мой король, моя королева, он дышит ровно. Отпустите его, — выговорил Джаред, едва Мидир вынырнул из воспоминания. — О нем позаботятся, нужно перевязать раны. У верхних… есть новости.

Мидир молча наблюдал, как волки переложили Мэллина на носилки и унесли. Алан шел рядом, но в какой момент начальник стражи объявился в галерее, Мидир не сказал бы.

Он осторожно поднял Этайн, запустил ладонь в волосы на затылке, прижал к груди, ничего не говоря.

— Кажется, у нас побывал гость с иного света, — заговорил Джаред, видимо, успевший допросить волков.

— Не сходить ли мне еще раз в гости? С ответным визитом? — вырвалось у Мидира.

— Любовь моя, молю, не покидай меня, — не прокричала, даже после всего, что видела сегодня, очень тихо и жалобно произнесла Этайн.

— Королева нуждается в вашей помощи и поддержке, мой король, — тихо вымолвил Джаред. — К тому же новая вылазка лишена смысла.

— Потому что?.. — надоело Мидиру гадать, о чем хочет сказать ему Джаред.

— Потому что их нет. Мой король, я сжег ваш след и закрыл проход. Все тихо наверху. Друидов нет. Совсем. Они лишены сил, наша земля их не поддерживает. Видимо, это была последняя отчаянная попытка земного короля потребовать виру за содеянное, — Джаред явно старался говорить понятно для Мидира и не слишком понятно для Этайн.

— За содеянное, — глухо повторила Этайн слова Джареда. — За содеянное…

— Т-ш-ш, успокойся, любовь моя, тебе нельзя волноваться, — заторопился Мидир.

— Мидир, я однажды… — тревоги супруги рвались на волю, она сильнее уткнулась в грудь, прижалась. — Друиды убили младенца, а я… я пыталась, но не смогла…

— Ты ушла от них, это уже много.

— Это неважно, Мидир! — отчаяние, ожидание расплаты, вдвойне более страшное из-за того, что платить, возможно, будет и не она. Защитный жест на животе. — Я тоже понесу ответственность. За содеянное.

— Ты всегда очень строго себя судишь, любовь моя, — прошептал Мидир. — Строже всех.

— Моя королева, как вы себя чувствуете теперь?.. — начал Джаред.

— Раз Мэллин жив, все хорошо, — тихо ответила Этайн.

— Что вы видели, моя королева? — осторожно уточнил Джаред.

Оба, и Мидир, и Советник, замерли.

— Я так странно себя ощущала… — погладила Этайн змейку на шее. — Словно все вокруг ненастоящее! Кроме одного. Туда меня тянуло очень сильно, как на ошейнике. Ужасное ощущение — лишиться свободы, лишиться себя, наверное, хуже всего на свете. Там был ты, но не ты, — удивленно произнесла она, подняв голову к Мидиру. — Как это возможно, мое сердце?

Мидир, перевел взгляд с ледяных глаз Джареда на хризолитовые очи Этайн, с трудом разжал одеревеневшие губы:

— Моя любовь, это просто морок. Хорошо, что ты не поддалась ему. Иначе бы я остался без своего сердца.



Примечания:

* — Синий — цвет удачи и счастья у галатов.

Загрузка...