Дорога до Черного замка пролетает безумной лентой. Мидир не узнает знакомые места, цвета то до слез царапают глаза своей яркостью, то пропадают в мутной серой пелене.
Что поняла его мать во время рождения Мэллина? Наверняка что-то про Джаретта. И не смогла жить дальше с этим знанием…
Советник, встречающий волчьего короля, спрашивает. Мешает. Мидир спрыгивает с коня, не глядя бросает поводья. Торопливо шагает к замку, не разжимая уст. Отвлечется на миг, передумает. Невозможно благому ши самому себе вырвать сердце.
— Что?! Что вы задумали, мой король?
Мидир отмахивается.
— О, нет! Мой король, вы знаете… — теребит советник. — Вы знаете, сколько раз я просил вас все рассказать Этайн!
— Ш-ш-ш… Не мешай.
— И теперь прошу вас — остановитесь! Вы думаете, из-за чего Эохайд отказался от Этайн? Из-за благородства? Из-за того, что он ее любит? Да у него больше просто нет сил. Он король, он заботится о своих подданных! Мой король, и вы! И вы — подумайте о последствиях!
Мидир не желает думать ни о чем. Он и так тянул преступно долго. Этайн может его возненавидеть, но ведь ребенок… Ребенок привяжет ее к нему! Пусть это будет осознанный выбор, а не магический плен.
Напрочь безумный советник перегораживает вход в Черный замок, волки вздрагивают — Мидир еле успевает остановить себя от удара.
— Я о них и думаю! Хочешь, чтобы Этайн все осознала когда? Во время родов?! В то время, когда рвется ткань миров? Когда женщина обретает невиданную силу?! Отойди. Не вынуждай меня, Джаред. Я не хочу печалиться о твоей смерти.
— Ты… Мидир, ты… — отступает Джаред. — Ты уже не можешь не рассказать ей!.. Прошу, возьми с собой Мэллина.
***
Как и во второй день жизни Этайн в Нижнем мире, подле нее стоят Джаред и Мэллин. Мидир — напротив. Нет только Алана, приглядывающего за замком. И находится Этайн не в опочивальне, а в тронном зале. На месте королевы, куда Мидир усаживает ее, а затем кладет на колени принесенные вещи.
— Что с рукой? — сразу замечает она наспех залеченные порезы. Мидир качает головой, просит не обращать внимания на мелочи, и только потом Этайн, опустив взгляд, в непонимании молвит: — Что это, мое сердце?
Он шумно вздыхает, собираясь с духом.
— Ты спрашивала когда-то, что это за женщина, которой принадлежат эти вещи. И что меня с ней связывает.
— Спрашивала давно, пустое. Не в себе была, — Этайн чувствует его тревогу. Ее рука тянется к змейке, приковывая взгляд Мидира. — Прости птицу за глупые сомнения. Но…
— Я люблю ее.
Признаваться черному глазу змейки легко. Змейка осведомлена лучше хозяйки.
Этайн качает головой, смотрит с недоумением и тревогой.
Мидир оглядывает родное лицо, знакомое до последней черточки, как и тело — до последнего изгиба.
— Эти вещи твои, Этайн. Твои! Это сейчас ты не в себе. Я должен сказать тебе, что… Нет, не так. Сейчас. Ты станешь ко мне относиться иначе…
— Перестань пугать меня. Ничто не изменит моего к тебе отношения, мое сердце, — алые губы изгибаются, как лук перед выстрелом.
— Не зарекайся, моя любовь. Я много плохого сделал в жизни. Потому что был должен или потому что я король. Или просто потому, что так хотел.
Она, не веря в его слова, качает головой. Улыбается вновь, печально, понимающе, и Мидир ловит эту прощальную улыбку любящей Этайн, запечатлевает в сердце. Еще — его Этайн.
— Но мучает меня только одно. Однажды я украл чужую жену. Мой Фрох, свет мой! Просто помни — я очень, очень сильно тебя люблю.
Мидир не удерживается. Он притягивает к себе Этайн, жадно целует губы, глаза, щеки… И отпускает. Этайн тянется к нему… Мидир сдергивает с ее шеи серебристую змейку.
Змея оживает, дергается и впивается в ладонь. Волчий король сбрасывает ее, но та ползет черной лентой по черному полу, свивая и развивая кольца, поднимает треугольную голову, шипит, готовясь укусить снова.
Джаред еле различимым движением бросает нож — и лишает змею магии и жизни.
Мидир, сжав зубы от резко нахлынувших воспоминаний, закрывает глаза.
Всхлип Этайн доносится от трона, сжимает виски дополнительной мукой. У них сейчас одна боль на двоих, но она не соединяет, а разводит.
Мидира, точно так же, как Этайн, мучает боль. Выкручивает, стаскивая кожу, вскрывая вены, разрывая сердце. А затем выбрасывает из искусно сплетенных им воспоминаний о Верхнем мире. О том совместном первом годе, в который он поверил и сам. О годе, который его любимая прожила в браке не с ним, а с Эохайдом. О любви Этайн — но не к нему, а к Эохайду. О том единственном искреннем дне в Нижнем, что они провели как друзья, о его подлоге, о короне беспамятства, о магическом мороке…
Это происходит быстрее. Больнее, чем он надеялся.
Вздох Этайн заставляет его поднять веки. Ее глаза — огромные, светлые. Взгляд неверящий и отчаянный.
— Девять лет… — ахает Этайн.
Прижимает к губам пальцы.
— Я прошу лишь…
Этайн не слышит его, продолжает очень тихо:
— Девять лет ты был моим сердцем… Ты был для меня всем, Мидир.
Этайн встает с кресла. Делает два шага и замирает. Хрустальную туфельку, упавшую с ее колен, ловит советник, позолоченную сандалию подхватывает брат.
Она не отрекается от него? Нет или да? Мидир не чует, не понимает. И продолжает стоять перед троном королевы как проситель. В ее звенящем голосе нет упрека, лишь безмерное удивление:
— Как ты мог, Мидир! Как ты мог!.. Каждый поцелуй, каждое слово — все обман?
Этайн оглядывается потерянно. Замок кажется ей врагом, а его защитные стены — стенами темницы.
— Я люблю тебя, Этайн! Это — не обман!
Волки, родня, время — все застывает, как и текучая капля в клепсидре, как ощущение мира. Он сказал свое слово, теперь очередь за женой.
— И не оправдание! — капля неотвратимо срывается вниз. — Я ведь просила, я умоляла тебя! А ты… ты сказал, что отведешь меня домой. Домой, Мидир! Ты лгал мне с самого начала!
— Я не сказал ни слова лжи!
— И ни слова правды!
— Этайн, так было, да. И я виноват. Но я ведь не знал, не думал, что полюблю тебя! Ты — моя королева!
— Которая? Которой по счету королева?!
— Ты одна. Ты одна, Этайн! Ты моя драгоценная, единственная моя.
Этайн не верит. Ему — не верит! Качает головой. Зеленые глаза мечут молнии, и нехорош голос:
— Помнится, ты обещал выполнить мою просьбу.
Мидир готов на все.
— Да, моя любо… — начинает он, но увидев, как мука искажает ее лицо, договаривает: — Да, Этайн. Клянусь тебе.
— Не прикасайся ко мне. Никогда больше не смей прикасаться ко мне!
И тут же бледнеет, ощущая себя беззащитной в перекрестье взглядов трех волков, двое из которых — за ее спиной.
— Ах! Ты ведь уже клялся!
— Этайн, я…
— Ты клялся мне! Ты уверял в своей дружбе, ты… — она сорвав голос от крика, кашляет, задыхается. Взгляд отчаянный, и стремительна рука, останавливающая движение Мидира: — А сам выдернул, как тот вереск! Вся ваша красота — отрава! Я умерла тогда, умерла! Меня больше нет!
— Ей нехорошо, — шепчет Джаред. — Ей очень нехорошо! Мидир, стены… Мир содрогается!
— Разреши помочь тебе, Этайн, — отчаянно подбирает слова Мидир.
Она отшатывается, хотя Мидир не трогается с места. Он выставляет ладони вперед, торопливо приговаривает:
— Стой, стой!.. Хорошо, не я. Я не подойду. Не подойду! Но хоть кто-то. Разреши хоть кому-то помочь тебе!
— Вы все, все лгали мне! — отступает еще на шаг. — Мэллин, зачем? Посмеяться?!
— Человечка, ты что? — золотая сандалия Этайн, королевы галатов, прижимается к груди защитным жестом. — С тобой… мой брат был моим братом!
— Джаред! — остро сверкают на щеках дорожки от слез.
— Моя королева, — аккуратный перехват хрустальных острых граней туфельки, — я…
— Я не ваша королева! Не ваша!
Этайн срывает браслеты с запястий — они со звоном катятся по каменному полу. Дергает с пальцев кольца, из ушей — серьги… Трет запястья, словно желая убрать следы от его подарков и от его прикосновений.
— Этайн, — внезапный порыв бросает Мидира на колени. — Молю тебя, прости меня!
— Простить? Тебя? Как мне простить себя?..
И вдруг замирает. Ее рука медленно опускается на живот, глаза расширяются.
— Не молчи! — кричит будто издалека Джаред.
Мидир дергается вперед.
— Нет, Мидир!
В руке Этайн блестит его кинжал.
Лезвие дрожит в опасной близости от сердца.
— Я так любила тебя, Мидир… я… Что ты наделал, Мидир… Что же ты наделал!
— Мой король, холодает! — кричит Джаред, кажется, не понимая, что вслух.
Кинжал стремительно покрывается инеем. Этайн ахает и разжимает пальцы — клинок звякает по черному камню пола. На выдохе изо рта летят снежинки, а слеза замерзает льдинкой на ее ладони. Колени Этайн подгибаются…
— Человечка! — пронзает голову отчаянный крик Мэллина.
— Живое тепло, Мидир! — надрывается Джаред.
Он сбрасывает оцепенение и подхватывает Этайн у самого пола. Глаза ее закрыты, и не поднимается грудь.
— Нет-нет-нет! — Мэллин бросается к Этайн, падает на колени. Прижимает к щеке ее опущенную руку и всхлипывает: — Холодная! Не может быть! Это же просто обморок, да? Люди не впадают в сон-жизнь! Человечка, очнись, человечка! Мидир, сделай же что-нибудь! Ну Мидир!
Мидир не может выдавить ни слова. Он не может дышать, не может думать.
— Наверх, в левую Башню! — командует Джаред. — Быстрее! У нас мало времени!
Мидир подхватывает Этайн покрепче и торопится наверх. Она в его руках ощущается статуей. Прекрасной, но неживой. Таким же он чувствует себя — пустой оболочкой, передвигающей ноги по велению духа.
Воистину, он стал бессердечен!
Черные волны безумия проносятся по замку и почти смыкаются над головой. Мидир едва успевает поймать себя на грани обращения.
Слишком просто навсегда превратиться в зверя.
Невозможно больно остаться человеком.