Обещания, которые мы собирались сдержать

Глава 26

Сильви

Мое сердце бешено колотится, когда я вижу маму, стоящую на террасе, как будто она здесь самая родная, в одном из своих прекрасных розовых твидовых костюмов от Шанель. На улице жарко, я вся вспотела, но на лице моей матери нет ни малейшего блеска. Ее макияж безупречен, волосы уложены в стандартную прическу в стиле Сильвии Ланкастер. Этот строгий блондинистый боб, который выглядит как оружие, когда она качает головой. Острый и режущий.

Как и слова, которые она произносит.

Я оглядываю стол, шокированные выражения на лицах моих друзей и родственников и думаю, кто же из них предал меня.

Мое сердце щемит от осознания этого.

Мама выходит на террасу и останавливает одного из обслуживающего персонала, нежно взяв его за руку. — Не могли бы вы освободить для меня дополнительное место за столом, молодой человек?

— Конечно. — Он покорно кивает и направляется в дом, закрывая за собой дверь.

Всего несколько минут назад мы разговаривали. Смеялись. Теперь стоит мертвая тишина, все посылают друг другу тайные взгляды, воздух становится все более неуютным, чем дольше ничего не говорится.

Выпрямив позвоночник, я подхожу к матери, обхватываю пальцами ее локоть и направляю ее к двери. — Давай поговорим внутри.

Прежде чем она успевает что — то сказать, я затаскиваю ее в квартиру, закрывая за нами дверь. Мой взгляд останавливается на Спенсере, который смотрит на нас обоих, выражение его лица бесстрастно, хотя я вижу тепло в его взгляде. Гнев.

Этот человек ворвется сюда и спасет меня, если понадобится. Все, что мне нужно сделать, это подать сигнал.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я, тут же отпуская ее руку. Я не хочу иметь с ней никакой связи. Я даже не могу поверить, что она появилась в квартире Спенсера. Где — то, куда ее не приглашали. Поговорим о грубости. Это противоречит всем тем лекциям о приличиях, которые она читала нам в детстве.

Она надулась, одернула подол пиджака, поправляя его. — Вся моя семья здесь, но почему — то мое приглашение потерялось на почте.

Я решаю быть правдивой. — Тебя не приглашали.

Ее губы раздвигаются, из них вырывается тихий выдох. — Это всегда был ланкастерский способ для всех нас присутствовать на семейных мероприятиях. Праздники. Мы с твоим отцом позаботились об этом, как только начался бракоразводный процесс. Возможно, мы не хотим больше быть вместе, но мы все еще хотим быть семьей.

— Я не хочу быть семьей с тобой, — говорю я ей. Она заметно вздрагивает, и какая — то часть меня глубоко внутри чувствует себя ужасно из — за того, что я говорю такие вещи, но ей нужно услышать правду. И она должна исходить от меня. — Не после всего, через что ты заставила меня пройти.

— Дорогая, это должно стать причиной для того, чтобы мы стали ближе. — Она делает шаг вперед, и теперь моя очередь вздрагивать. — Мы прошли через столько всего вместе, и посмотри на нас. Мы вышли из этого живыми. Процветаем.

— Не благодаря тебе, — отвечаю я, бросая взгляд на официанта, который проходит мимо нас с новой сервировкой, зажатой в руках. — Не беспокойтесь, — говорю я ему. — Она не собирается есть.

Он останавливается, его взгляд скользит между мной и моей матерью. — Э — э…

— Успокойся, — твердо говорит мама. — Я остаюсь.

— Ты не останешься, — отвечаю я. — Тебе нужно идти.

— Сильви! Ты говоришь глупости. Я остаюсь, — подчеркивает она. — Иди накрывай на стол.

Мама пренебрежительно машет парню рукой, и он уходит, скорее всего, напуганный нашей борьбой за власть.

Я не могу его винить. Я тоже напугана. Меня трясет, и мой желудок бурлит, угрожая отправить назад прекрасный обед, который я только что съела.

Сделав глубокий, укрепляющий вдох, я снова поворачиваюсь к матери, ненавидя торжествующее выражение на ее лице. Она считает, что загнала меня в угол. Что я уступлю ей, как всегда.

— Ты не можешь просто так появляться там, куда тебя не приглашают. Ты лучше знаешь, как это делается. — Боже, я говорю так же, как она, но это правда. — У нас больше нет отношений, мама. Я не хочу быть рядом с тобой.

Она моргает на меня, шок в ее взгляде. На ее лице. — Почему бы и нет?

Неужели она настолько забывчива? Настолько заблуждается?

Я оглядываюсь вокруг, прежде чем заговорить, и понижаю голос. — Потому что ты сделала мне больно.

Она кладет руку на грудь, скандаля. — Я ничего такого не делала. Я бы никогда не причинила тебе боль. Ты мой ребенок! Твои проблемы со здоровьем были вызваны… истерией. К счастью, ты была не так больна, как мы думали. Была ли я немного слишком заботливой в своем стремлении вылечить тебя? Возможно, но я не понимаю, как кто — то может обвинять меня в том, что я хочу, чтобы мой ребенок был здоров.

Да. Она полностью заблуждается. Это ясно.

— В последний раз, когда мы были вместе, я проснулась от того, что ты держала подушку над моим лицом, — напомнила я ей, мой голос перешел на шепот. — Ты пыталась меня задушить.

— Вовсе нет. Я проверяла тебя, потому что знала, как ты расстроена, и взяла с собой подушку, чтобы тебе было удобнее, — говорит она, меняя направление повествования. — Тебе было так тяжело после смерти Эрла. Я пыталась быть рядом с тобой.

— Пожалуйста. По какой — то причине ты пыталась покончить со мной. Ты всегда пыталась покончить со мной, с тех пор, как я была маленькой девочкой. По крайней мере, ты пыталась контролировать меня. Душила меня своим постоянным вниманием, когда все, чего я хотела, это чтобы кто — то другой обратил на меня внимание, особенно мой отец. Кто угодно, правда.

Ее выражение лица мрачное. — Это удивительно, насколько мы похожи.

Я вздрагиваю от ее слов. Мне неприятно слышать, как она это говорит. — Мы совсем не похожи. Во — первых, я не пытаюсь уничтожить людей, которых люблю.

— О, дорогая. — Она издает тихий звук. — Посмотри, что ты сделал со Спенсером за эти годы.

Ярость захлестывает меня, голова словно собирается отвалиться. — Держи его имя подальше от своих уст.

Она вздохнула и медленно покачала головой. — Почему ты всегда говоришь обо мне худшие вещи, хотя я хотела для тебя только лучшего? Ты была болезненным ребенком. Разве ты не помнишь?

— Только потому, что я болела из — за тебя. Со мной не было ничего плохого. Это все появилось из ниоткуда. Внезапные визиты в отделение неотложной помощи посреди ночи. Бесконечные консультации и анализы. Я помню, как тебе нравилось говорить врачам, что со мной не так, и как ты боролась за мое благополучие, словно была какой — то святой. Ты всегда говорила, что ты мой самый лучший защитник.

Ее грудь, кажется, вздымается от гордости.

— Но ты была скорее моим самым большим вредителем, — добавляю я.

Она сдувается, как воздушный шарик, от моих слов.

— Я не могу быть рядом с тобой, — говорю я ей, мой голос тихий. Мне грустно. Я не знаю, сколько раз мне придется говорить ей это. Когда же она наконец поймет? — Если ты и дальше будешь приходить без приглашения, мне придется подать на тебя судебный запрет.

— Ты бы никогда, — вздохнула она.

— Я бы сделала это. — Я киваю, оглядываясь через плечо, чтобы увидеть, что Спенсер все еще наблюдает за нами с другой стороны. Как только наши взгляды встречаются, он идет к двери. Идет внутрь квартиры, пока не оказывается рядом со мной.

— Здесь все в порядке? — спрашивает он, его голос тверд, а взгляд устремлен на мою мать.

— Это личное дело семьи, — начинает мама, но я прерываю ее.

— Я хочу, чтобы он был здесь. Я считаю его членом своей семьи.

Она поджимает губы, созерцая нас двоих, ее верхняя губа приподнимается в легкой усмешке. — Теперь все так, да? Вы двое вместе?

Спенсер обнимает меня за плечи, и мне почти хочется упасть в обморок от облегчения, когда он рядом. — Да, — говорит он.

Ее взгляд наполняется яростью, когда он останавливается на мне. — Твой отец подговорил тебя на это?

— Почему он должен иметь какое — то отношение к моим отношениям со Спенсером? — недоверчиво спрашиваю я.

— Он знает, что я чувствую к мальчику Донато. — Она говорит о Спенсере так, как будто он даже не стоит перед ней. — Я никогда не одобряла, что вы проводите время вместе. Мне также не нравилось, как близко твой брат с ним общался.

— На твоем месте я бы следил за тем, что ты говоришь, — сказал он, его тон стал резким. — Ты стоишь в моем доме.

— Оплаченный деньгами мафии. — Мать обращает свой гнев на Спенса. — Твой отец — преступник. Я полагаю, что и ты тоже.

— Убирайся, — говорит Спенсер между стиснутыми зубами, его ноздри раздуваются. — Покиньте мой дом сейчас же, пока я не выпроводил вас.

— Одни из ваших головорезов? Как очаровательно. — Мать поднимает подбородок, возвращая свое внимание ко мне. — Когда тебе, наконец, надоест его преступный образ жизни, я уверена, ты со слезами на глазах вернешься ко мне, умоляя взять тебя к себе, хотя я этого не сделаю. Тебе нужно выучить урок. Единственный, кто когда — либо был рядом с тобой — это я. Не твой отец. Ни твой брат, ни твоя сестра. И уж точно не этот человек, который, наверное, зарабатывает на жизнь разбиванием коленных чашечек. Я. Я единственная, кто по — настоящему любит тебя.

Я уставилась на нее, заметно дрожа. Слава Богу, Спенс все еще держит свою руку на моих плечах, поддерживая меня. — Заткнись, — шепчу я.

Мои слова только подстегивают ее и заставляют говорить еще больше.

— Ты не сможешь сделать это одна, Сильви. У тебя никогда не получалось. Тебе нужен кто — то, кто будет направлять тебя. Заботиться о тебе. Ты жалкое маленькое существо, которое не может стоять на ногах, и я хочу помочь тебе. Очень хочу. Но так ужасно трудно помогать тем, кто не может помочь себе сам. — С легким вздохом она покачала головой и повернулась, направляясь к двери. — Меня не нужно провожать. Надеюсь, ты скоро образумишься, Сильви. Пока не стало слишком поздно.

Дверь закрывается несколько секунд спустя, и все мое тело словно превращается в жидкость, когда я прижимаюсь к Спенсеру. Он выводит меня из гостиной, пока мы не оказываемся в его спальне, дверь за нами закрыта, я плачу в рубашку Спенсера. Он прижимает меня к себе, проводит рукой по моей спине, успокаивая, и шепчет слова утешения, которые я едва слышу.

Я ненавижу то, что она сказала все эти жестокие вещи. Хуже?

Я ненавижу то, что верю ее словам.

Может быть, я не могу пройти через это в одиночку. Я жалкое существо, которое нуждается в руководстве. Помощи. Она сделала меня такой. Она воспитала меня так, что я не верю в себя. Думаю, что она единственная, кто действительно может позаботиться обо мне, и я ненавижу ее за это.

Я так ее ненавижу.

— Мы выяснили, откуда она узнала о вечеринке, — говорит Спенсер в какой — то момент посреди моих слез.

Я отстраняюсь от него, чтобы посмотреть ему в лицо. — Как?

Я напрягаюсь, ожидая услышать, кто предал меня, рассказав об этом моей матери.

— Социальные сети. Клифф опубликовал историю в инстаграм и отметил тебя. Твой отец тоже. — Спенсер морщится. — Он чувствует себя ужасно из — за этого. Они оба.

— Как она узнала, что вечеринка была организована нами? — Я вытираю уголки глаз, пытаясь поймать несколько шальных слезинок.

— Клифф отметил тебя и указал свое местоположение. На видео, которое выложил твой отец, ты можешь видеть всех нас на заднем плане. Ты и я. Каролина. Уит и Саммер.

Я прижимаюсь лбом к его груди, закрывая глаза. — Она преследовала меня в социальных сетях, я полагаю.

— Похоже, что преследует всех, — соглашается он, просовывая пальцы под мой подбородок и наклоняя мое лицо вверх. — Никто не сказал ей о вечеринке. Она просто сделала свои собственные предположения?

— Я волновалась, что кто-то что-то сказал, — признаюсь я. — Я думала, может, Монти захочет устроить небольшой хаос, не зная, насколько все плохо между мной и мамой.

— Он ничего не сделал, хотя и признался, что немного разволновался, когда твоя мама появилась впервые. Он не понимал, что ваши отношения с матерью были практически разрушены. Никто не сказал ему истинной причины, — успокаивает Спенсер.

— Я не хочу, чтобы об этом узнали. Сплетни будут невыносимы.

Его челюсть напрягается, и я вижу, что он стискивает зубы. — Почему ты ее защищаешь? Она пыталась убить тебя, Сильви. Ты сама так сказала.

— Основываясь на моих собственных предположениях. Я не знаю это как факт, — говорю я.

— Не поддавайся на ее ложь. Она пытается убедить тебя, что твои предположения ошибочны, хотя это не так. Попробуй сходить к тем врачам, к которым она тебя водила. Посмотри свои медицинские карты. У тебя есть полное право попросить показать тебе твои медицинские карты с тех пор, когда ты была ребенком.

— Я посетила так много врачей и специалистов, побывала в стольких клиниках. По всему штату, по всей стране. Мы даже побывали в нескольких местах за рубежом. Ни один из них не знал, что со мной не так. Я уверена, что мои записи заполнены бесконечным списком симптомов и никаких решений.

— Не сдавайся. — Он обнимает меня за плечи, легонько встряхивая. — Ты заслуживаешь того, чтобы узнать, что она с тобой сделала.

— Ее злодеяния не задокументированы, Спенс. Моя мать не дура. — Я повесила голову, глядя на свои ноги, обутые в сандалии. Они нюдового цвета и с ремешками, а ногти на ногах покрашены в тот же оттенок розового, что и мое платье. Я так много планировала и думала об этом дне, а все испортило появление моей матери.

Если не я разрушаю, то она.

— Может, тебе стоит подать на нее судебный запрет, — тихо говорит Спенсер.

Я поднимаю голову. — Это просто так… окончательно.

— Тебе нужно что — то делать. Она представляет для тебя угрозу, Сил. Такое ощущение, что она получает удовольствие от того, что заставляет тебя чувствовать себя некомфортно. Она знает, что доставляет тебе неприятности. — Он смыкает губы, выдыхая через ноздри. О, он выглядит сердитым от моего имени, и какой-то части меня это нравится. — Я ненавижу, что она так сильно пугает тебя.

— Она больше, чем пугает меня, — признаю я. — Она… ужасает меня. Даже когда мы в компании людей. Даже когда мы посреди свадьбы с сотнями гостей. Я никогда не знаю, что она собирается сделать или сказать, чтобы опустошить меня. И это только ее слова. Тот факт, что она представляет для меня физическую угрозу… ужасает. Она хочет причинить мне боль, Спенс.

Последние слова вырвались у меня резким шепотом, горло сжалось. Знать, что ты не можешь доверять женщине, которая привела тебя в этот мир, мучительно.

Сердце разрывается.

— Ты никогда больше не сможешь остаться с ней наедине, — решительно заявляет он.

Я не могу не улыбнуться. — Не волнуйся. Я изо всех сил стараюсь вообще не находиться рядом с ней.

— Но она все равно приходит. — Он качает головой. — Если она снова появится здесь, я вызову полицию.

— Ты бы вызвал полицию ради меня, несмотря на то, чем ты занимаешься? — Я имею в виду мафиозные дела. Бизнес его отца. Кровные деньги, мама обвиняет его в преступности. Все об этом говорят, но я этого не вижу.

А я хочу это видеть.

— Я готов на все, чтобы держать ее подальше от тебя. — Он снова обнимает меня, прижимая к себе так крепко, что мне кажется, что я не могу дышать.

— Иногда мне хочется, чтобы она просто… исчезла, — признаюсь я, прижимаясь щекой к лацкану его пиджака.

Он замолкает на мгновение, прежде чем сказать: — Это можно устроить.

Я не отвечаю, не зная, серьезно он говорит или нет, но…

я думаю, что он может быть серьезен.