Глава 7

Сильви

О, я действительно пьяна. Все эти маленькие порции виски пподействовали на меня до такой степени, что я раскачиваюсь на танцполе, наблюдая, как все теряют себя в танце, музыка бежит по моим венам.

Или это алкоголь?

Гарри Стайлс выступил ранее, спев более медленную версию Adore You, пока Саммер качалась в объятиях Уита, их взгляды были устремлены друг на друга и ни на кого больше. На самом деле он все еще здесь, на танцполе, в окружении преимущественно женщин. Даже Саммер танцует рядом с ним, смеясь каждый раз, когда Уит бросает на нее взгляд.

А это бывает часто.

Каролина на танцполе в объятиях нашего отца, элегантная и грациозная, она кружится и кружится. Мой отец смотрит на нее так, словно не может поверить, что она его дочь.

Я его понимаю. Иногда кажется, что Каролина пришла к нам сама по себе, полностью сформировавшись при рождении и с самого начала обладая огромным талантом. Казалось, она никогда не вписывалась в нашу жизнь.

А вписывается ли кто — нибудь из нас в идеал семьи? Я начинаю думать, что нет.

Песня заканчивается, и мой отец подходит ко мне, когда начинается другая. Я начинаю качать головой, смеясь, когда он ловит меня за руку и тащит на танцпол. Я не такая плавная, как моя младшая сестра, но это не страшно. Он притягивает меня к себе, и мы плавно покачиваемся под тихую песню, настроение меняется. Становится тише.

Саммер и Уит тоже танцуют вместе, глядя друг другу в глаза. Я смотрю на них с тоскливым вздохом, не пытаясь скрыть его, как обычно.

— Она мне нравится, — говорит отец, в его голосе ясно слышится одобрение. — Она хорошо относится к твоему брату.

— Она не терпит его дерьма, — говорю я, чувствуя себя дерзкой.

Он усмехается, отмахиваясь от меня. — Ты права. Она не делает этого. И это то, что ему нужно.

— Так вот почему вы с матерью развелись? Потому что она всегда терпела твои выходки? — Мы никогда не говорили об их разводе. Он до сих пор окутан тайной, непонятно что произошло между ними, чтобы покончить с этим навсегда.

Я до сих пор считаю, что тем, кто поставил точку и пошел дальше был наш отец. А мама та, кто цепляется — это ее плохая привычка.

Это может быть и моей плохой привычкой, благодаря ей.

Его настроение становится мрачным. — Я сделал несколько вещей, которыми не горжусь.

— С мамой Саммер? — Мои брови поднимаются в вопросе, хотя я уже знаю ответ.

Он едва кивает. Его прошлое создает некоторые неловкие семейные моменты, когда мы все вместе. — И с другими женщинами тоже. Не секрет, что я был неверен. Твоя мать тоже. Мы не подходили друг другу.

— Так же, как я и Эрл?

Его выражение лица становится суровым. — Надеюсь, ты знаешь, что я никогда не одобрял этого. Твой брак с этим человеком был полностью делом рук твоей матери.

Его слова приводят меня в ярость. — Правда? Почему ты не остановил ее?

— Ты не дала мне шанса, и она тоже. Как ты думаешь, почему вы так быстро поженились? Меня не было в стране, помнишь? Твоя мать сделала свой ход, потому что меня не было. — Мы уже почти не танцуем, слишком увлечены нашим разговором посреди танцпола, мимо нас проносятся танцующие пары. — Он был старше меня, Сильви. Зачем мне желать тебе такого?

— Потому что он мог позаботиться обо мне, когда я не могла позаботиться о себе. — Это была одна из тех фраз, которыми кормила меня моя мать.

Из него вырвался раздраженный звук. — Это то, что сказала бы твоя мать.

Теперь раздраженной стала я. Все эти годы моя мать делала со мной что — то. Отравляла меня. Убеждала всех, что я больна. Что я умираю. А мой отец ни черта не делал. Он никогда не вмешивался, не говорил ни слова, чтобы остановить ее. Чтобы помочь мне.

Никогда.

— У тебя всегда есть оправдание, не так ли? — Раздражение сменяется гневом, и он внезапно поглощает меня. — Я не давала тебе шанса. Моя мать всегда мешала тебе помогать мне. Неважно. Ты знал, что что — то не так, но не вмешивался. Ты не пытался помочь. Никогда. Как будто я тебе безразлична.

— Боже мой, как ты можешь такое говорить? — Его лицо опускается, и я понимаю, что расстроила его. — Мне не все равно, Сильви. Мне никогда не было все равно. Я люблю тебя. Боже мой, ты мой ребенок. Как я могу не…

Я качаю головой, заставляя его замолчать.

— Нет. Ты говоришь, что тебе не все равно. Что ты любишь меня. Ты изображаешь из себя заботливого отца, когда считаешь нужным, но по большей части ты бросал меня на растерзание волкам всю мою жизнь.

Волкам. Скорее, одной отдельной волчице.

Он напрягся, его глаза вспыхнули недвусмысленным гневом. — Мне обидно.

— Хорошо. Так и должно быть. Тебе также следует взглянуть на свое поведение за эти годы и понять, действительно ли ты мне помог. Если бы ты хоть раз открыл глаза, ты бы понял, как сильно ты меня разочаровал.

— Подожди минутку…

Я вырываюсь из его объятий, бросая его прямо там, на танцполе, мой гнев слишком велик, чтобы притворяться. Отец тихонько зовет меня по имени — едва ли достаточно громко, чтобы кто — то услышал, — но я не обращаю на него внимания.

Большинство гостей уже ушли, но в огромном зале вдруг стало душно. Я направляюсь к дверям, ведущим на террасу, и, как только оказываюсь на улице, делаю большой глоток прохладного воздуха.

Я подхожу к тому месту, где стояла раньше, до начала церемонии. Великолепная беседка, усыпанная цветами, все еще стоит снаружи, но ряды белых стульев исчезли, как и белая дорожка у прохода. Я тяжело опираюсь на перила, в голове рождается идея, и, как обычно, я поддаюсь своим порывам.

И бегу вниз по лестнице, направляясь прямо к беседке.

Меня встречает пьянящий аромат роз и я глубоко вдыхаю, отмечая привкус соли в воздухе. За зеленой изгородью вдалеке бушует океан, и я вздрагиваю от дуновения ветерка. Если раньше был великолепный весенний день, то после захода солнца температура резко упала.

Мурашки покрывают мои руки, но я не обращаю на них внимания, тянусь к белой розе, отщипываю ее от композиции и прячу за правым ухом. Я нахожу среди цветов кусок ленты и завязываю волосы назад, затем укладываю их в свободный пучок на макушке, после чего беру еще одну розу. И еще одну.

Пока все они не оказываются в моих волосах, окружая пучок, как цветочная корона.

Я начинаю кружиться, ветерок подхватывает мою юбку, поднимает ее и обнажает мои ноги. Я хихикаю, тяжелые цветы смещаются в моих волосах и грозят выпасть. Я тянусь вверх, чтобы удержать их на месте, и укалываю палец оставшимся шипом на стебле.

— Ой. — Я проверяю свою рану, щурясь в сумерках на капельку крови, образовавшуюся на кончике пальца. Я засовываю палец в рот, посасываю его, ощущая медный вкус на языке, когда слышу голос.

Знакомый мужской голос.

— Как я вижу, ты все еще постоянно причиняешь себе боль.

Моя кожа покрывается мурашками от осознания этого, и я медленно поворачиваюсь, чтобы увидеть перед собой Спенса, красавца в смокинге. Галстук давно снят, несколько пуговиц на рубашке расстегнуты, обнажая его сильную шею. Пиджак все еще на нем, руки засунуты в карманы брюк, его отчетливый запах, смешанный с дуновением ветерка, заполняет мои ноздри.

Наполняет мою голову меланхолией и тоской. Никто не пахнет так восхитительно, как Спенс.

Ни один человек.

Я виновато опускаю руку. — Ты поймал меня.

— Воруешь розы? — Он смотрит поверх моей головы на беседку позади меня.

— Я не думала, что кто — то заметит. Их так много. — Я пожимаю плечами, чувствуя себя глупой.

Я взрослая женщина. Вдова, ради всего святого. Я не должна танцевать в лунном свете в одиночку, вырывать розы из беседки и делать цветочную корону. Только дети занимаются подобными вещами.

Мне нет и двадцати трех. Несмотря на то, что мне пришлось пережить, я все еще молода. Хотя иногда я чувствую себя невероятно старой.

— Я заметил. — Его взгляд впивается в меня, заставляя мою кожу словно загореться, и я замираю, гадая, что он имеет в виду. — Ты поссорилась со своим отцом?

Я хмурюсь. — Что…

— Я видел вас двоих внутри. На танцполе. Ты казалась злой. Потом ты отошла от него, и я понял, что ты действительно разозлилась. — Его голос такой низкий, что я делаю шаг ближе, чтобы слышать его. — Что он тебе сказал?

Я не собираюсь ему говорить. Я не обязана доверять Спенсу. Не сейчас. А может, и никогда. Мои чувства настолько противоречивы. В моей голове беспорядок. — Это не имеет значения.

— Как всегда такая пренебрежительная, все еще наша Сил. — Его улыбка неприятна, и я задаюсь вопросом, ненавидит ли он меня.

Скорее всего, да.

— Почему ты последовал за мной сюда, Спенс? — Я говорю тихо, но он услышал меня. На этот раз он даже делает шаг ближе ко мне.

— Я никогда не мог сопротивляться твоему зову, даже когда знал, что должен. Даже когда я так зол на тебя, что не могу думать ясно. — Он говорит все это так буднично, как будто всю жизнь жил с этим жалким чувством.

Возможно, так оно и есть. Мне кажется, что я знаю Спенсера Донато целую вечность, но знаю ли я его на самом деле?

Нет. Уже нет.

— Помнишь ночь Хэллоуина? Когда тебе было шестнадцать? — спрашивает он. — Ты нарядилась темным ангелом.

Конечно, я помню. Эта ночь навсегда запечатлелась в моем мозгу, засела глубоко в памяти. Наслаждение. Унижение. Мы зашли так далеко. Почти до точки невозврата.

Пока я не оттолкнула его, и он был так зол на меня. Сексуально разочарован. Мы поссорились. После этого мы не разговаривали несколько недель. Потом я чуть не умерла.

Хотя в этом не было его вины, в том, что я чуть не умерла. В этом я могу полностью обвинить свою мать.

— Я все еще думаю о той ночи, — говорит он, его голос отдален, как и его взгляд. — Как ты выглядела. Такая великолепная в этом костюме. Какой беззаботной ты была и пьяной. Ты всегда была скрытной большую часть времени, когда мы были вдвоем. Ты открывала мне частички себя то здесь то там, как крошки, которые я не мог не проглотить.

— Мне было страшно, — признаюсь я.

Он переводит взгляд на меня, на его лице написано удивление. — Чего боялась? Меня?

Я качаю головой. — Тебя — никогда. Только последствий от тебя. — Ничто хорошее не длится долго. Я слишком рано это поняла.

Мы не смотрим друг на друга. Как будто не можем.

— Я отдал тебе все, когда была младше. — Он вынимает руки из карманов и делает еще один шаг ко мне. Пока не оказывается так близко, что я чувствую тепло его тела, тянущееся ко мне, притягивающее меня. — И все же ты каждый раз отталкивала меня.

— Я была идиоткой.

Спенс качает головой, его лицо мрачнеет. — Нет. Это я был идиотом. Всегда был рядом с тобой. Никогда не отталкивал тебя, хотя ты постоянно отвергала меня. Я позволил тебе использовать меня.

Он протягивает руку, его пальцы ложатся на мое лицо. Медленно прослеживает линию моей челюсти. Так медленно, что я закрываю глаза, мои губы расходятся. Боже, я все еще наслаждаюсь его прикосновениями. Его близостью. Самой его сущностью.

— Я была молода и глупа, — шепчу я, распахивая глаза. Я вдыхаю, когда он осмеливается коснуться уголка моего рта. Все мое тело дрожит от осознания, ожидая, что он сделает шаг, но ничего не происходит.

К моему большому разочарованию.

— Я тоже. — Его голос резок, он врезается в мои шаткие эмоции, разрывая их на ленточки. — Я уже не тот, кем был тогда. Я сильнее. Подлее.

Мои брови сходятся вместе. Подлее? Я не могу представить, чтобы Спенсер когда — либо был подлым.

Особенно по отношению ко мне.

Его пальцы скользят вниз, пока не обхватывают мое горло, его большой палец вдавливается в мою кожу. — Ты не знаешь, что я пережил за последние пару лет. Как сильно я изменился.

Он тоже не знает, через что я прошла, и как я изменилась. Может быть, мы стали слишком разными. У нас больше нет ничего общего, и осознание этого…

заставляет меня грустить.

— Хорошенькая маленькая принцесса — фея с розами в золотых волосах. — Его слова приятны, но его прикосновения сокрушительны. Его пальцы сжимаются, заставляя воздух застрять в моем горле, и я открываю глаза, чтобы увидеть, что он наблюдает за мной, его глаза сверкают в темноте.

В нем есть тьма. Я вижу ее сейчас. Я чувствую, как она окружает меня, держит в своих объятиях, как его пальцы на моей шее.

— Ты выглядишь как чистая невинность, Сил. В этом бело — голубом платье и с цветами в волосах. Но я знаю правду. Ты добровольно вышла замуж за этого человека, а он оказался свиньей. — Он дергает меня вперед, притягивая за шею, и мое тело сталкивается с его телом, мою кожу покалывает. — Какого это было, трахаться со стариком? Тебе понравилось? У него вообще встал?

Я смотрю на него, пытаясь что-нибудь сказать. Он не знает. Он думает, что я позволила Эрлу прикоснуться ко мне, но мой муж не интересовался мной. Не так.

И я никогда не понимала почему. Никогда не задавалась этим вопросом.

Мне было так лучше. Я не хотела, чтобы он прикасался ко мне. Единственный человек, который был внутри меня, это тот самый мужчина, чьи пальцы сейчас на моей шее.

— Ты была запятнана, ты знаешь это? — Он прижимается к нижней части моего подбородка, откидывая мою голову назад, наклоняясь ко мне, его рот нависает над моим. Соблазняя меня приподняться и прижать наши губы друг к другу. — Блядь, ты испорчена на всю жизнь, Сильви. Надеюсь, тебе понравилось время, проведенное с этим засранцем, каким бы коротким оно ни было. Теперь ты никому не нужна. Особенно мне.

Он отталкивает меня от себя, прежде чем я успеваю сказать хоть слово, оставляя меня задыхаться. Наклонившись вперед, я упираюсь руками в колени, тяжело сглатывая, пытаясь отдышаться. Цветы выпадают из моих волос, один за другим, падая на землю с тихим звуком. Но он не говорит больше ни слова.

Просто уходит и оставляет меня одну, наедине с собой.

— Ты врёшь, Спенсер! Я знаю, ты все еще хочешь меня! — Я окликаю его, но он не оглядывается. Конечно, он этого не делает.

Я смотрю, как он уходит, гнев и боль пронзают меня, как двойной удар в сердце. Впервые в своей жизни я чувствую себя совершенно покинутой Спенсером Донато.

И это ранит гораздо сильнее, чем я когда — либо думала.

Загрузка...