Остров Мертвецов

Неумолимая, нескончаемая цепь дней и ночей пролетала мимо. Месяц, два, три. Каждый день был одним и тем же адом, и единственное, что удерживало меня от того, чтобы разорвать одеяло в клочья и соорудить из него петлю для своей шеи, — это она. Я дал обещание вернуться за ней. И я сдержу его. Только вот не знаю, как долго еще смогу продержаться.

Я стоял в своей камере, прижатый лицом к стене, а рука Красински прижималась к моей спине и удерживала меня там, пока я жевал внутреннюю сторону щеки до крови. Он трогал себя, и скоро он прикоснется ко мне, и единственное место, куда я мог убежать, были уголки моего разума, где далекие воспоминания все еще цеплялись за меня. Но они были похожи на мотыльков, порхающих вокруг пламени свечи, и всякий раз, когда я пытался разглядеть их яснее, они сгорали и исчезали у меня на глазах. Каждое из них было драгоценным, и удержать его было труднее, чем предыдущее. Дело было не в том, что я забывал Роуг, а в том, что с каждым разом, когда я пытался ухватиться за эти кусочки своего прошлого, они казались еще более разрозненными, чем раньше. Я больше не мог представить себя в них, потому что я больше не был тем мальчиком, на которого она полагалась. Я подвел ее. И теперь я был просто сучкой какого-то заключенного без будущего и без возможности связаться с ней.

Так что через некоторое время я стал искать силу другого рода, которая поддерживала бы меня. Месть. Когда Красински прижимал меня к стене и тяжело дышал мне в ухо, я думал о насилии. Я представлял, как пускаю пулю в голову Лютеру, человеку, который бросил меня на произвол судьбы, который позволял офицеру Уайту и его приспешникам-«Арлекинам» наказывать меня день за днем. И сквозь бурю ненависти, бушевавшую в моем сознании, я наконец нашел решение своей проблемы. Оно не было немедленным. Но оно дало мне надежду там, где раньше ее не было.

Причина, по которой Лютер контролировал меня, заключалась в том, что он был больше и злее меня. По той же причине меня контролировал и Красински. Поэтому у меня был единственный способ уничтожить их обоих. Я должен был стать самым большим, самым плохим ублюдком в комнате. И не только в этой комнате, а в каждой гребаной комнате.

Поэтому я ежедневно тренировал свое тело, работал без устали, и сделал это своим единственным делом в жизни. Потом, когда я стану достаточно силен, чтобы дать отпор, я позволю каждому демону в моей голове взбунтоваться против моих врагов. А после того как я изгоню их из этого мира, я выслежу единственную девушку, которая поддерживала меня, и буду молиться, чтобы я не был слишком сломлен, чтобы любить ее.

Утренний свет разлился по комнате, разбудив меня, и принеся с собой облегчение. Я презирал ночь. Темнота напоминала мне о них. Об офицере Уайте, Хьюзе, Риде и Бойде. Но был кое-кто и похуже. Намного хуже. Красински. Как только я начал делить с ним камеру, я молился, чтобы Уайт и остальные пришли. В полночь они стаскивали меня с кровати, и я смаковал каждый удар, пинок и насмешку. Я радовался боли, потому что, когда она прекращалась, это означало, что мне придется вернуться к нему. И не было для меня большего кошмара, чем этот.

Воспоминания отступили быстрее, чем обычно, когда до моего носа донесся аромат кокоса, и я обнаружил в своих объятиях прекрасное создание, которое хотел поймать всю свою жизнь. Наконец, каким-то образом, я заполучил ее. И теперь я боялся, что жизнь так же быстро украдет ее у меня, и этот момент станет еще одним воспоминанием, которое я едва смогу удержать, дразня меня своей краткостью.

Я крепче прижал Роуг к себе, ночь прошла, а дневной свет горел ярче, чем когда-либо с тех пор, как я был ребенком. Прошлой ночью она заснула у меня на коленях, и я отнес ее в комнату, разделся до боксеров и просто лежал с ней в своей постели, пока сон, наконец, не забрал и меня.

Когда я вспоминал, каким разбитым мальчиком я был в тюрьме, меня охватывал стыд. Может быть, в конце концов я и нашел дорогу к ней, но я определенно не был тем мужчиной, которым, как я надеялся, стану, когда окажусь здесь. Теперь мы были временным костром, горящим в ледяной пустоши, где уже начинал падать снег.

Я все еще не выполнил своего желания даровать смерть всем тем, кто этого заслуживал. Пока Лютер и его сын дышали, я был проклят ходить по этой земле, терзаемый болью своего прошлого и осознанием того, что не сумел пережить тюрьму так, чтобы сохранить хоть что-то от мальчика, о котором когда-то заботилась Роуг. Я был жестоким незнакомцем, вселившимся в это тело, поглотившим его, впитавшим желания того мальчика и исполнявшим их как можно лучше, зная, что время, проведенное вместе, уже истекает. В этот момент я хотел быть им больше всего на свете. Но я им не был и никогда не смогу стать снова.

В жизни было лишь несколько несомненных вещей, и самой трудной из них, которую мне пришлось принять, было то, что пути назад нет. Есть только настоящее. Ни будущего, ни прошлого, только этот момент. Поэтому я погружался в каждый из них и пытался растянуть каждую секунду на две, каждую минуту на пять. Я бы поторговался с самим Дьяволом, и предложил бы ему свою почерневшую душу на блюдечке с голубой каемочкой завтра, если бы только он дал мне больше времени прямо здесь, с ней.

Я провел ртом по ее шее, впиваясь зубами в ее плоть и борясь с желанием глубоко и до крови укусить ее. Как она могла так крепко спать в объятиях монстра? Я сомневался, что она вообще имеет представление о том, кто я такой сейчас. Мое лицо было для нее привычной ложью. Но это была всего лишь маска, под ней не было ничего, кроме греха и порочных поступков, обернутых вокруг сердца мальчика, которое жаждало ее, как и всегда. Достаточно скоро она увидит, что от него не осталось ничего, кроме воспоминаний. И она была владелицей тех, которые имели значение.

— Ты останешься со мной, — прошептал я ей на ухо. — Я запру тебя и уничтожу ключ. Ты моя, потерянная девочка. Я нашел тебя. И я буду владеть тобой до своего последнего вздоха, так что молись, чтобы он наступил раньше, чем я сломаю тебя. — Мои обещания были лживыми и мелочными. Я не мог удержать ее так же, как не мог удержать ветер в банке. Но произнося их вслух, я чувствовал себя непокорным, словно говорил вселенной, что так оно и будет.

Она издала сонный стон, а ее рука скользнула по моему затылку и притянула меня ближе.

— Ты хоть представляешь, кто с тобой в этой постели? — Зарычал я ей на ухо.

— Хммм, — вздохнула она, ее глаза оставались закрытыми. Она погладила меня по голове и провела пальцами по моему лицу, как будто пыталась разобраться в этом. — У него большие уши, должно быть, это сова.

Я издал низкий смешок, скользя рукой по всей длине ее тела и притягивая ее спиной к себе за бедро. Я осмотрел множество татуировок морских существ на ее руке, а затем перевернул ее на живот, задирая майку, чтобы провести пальцами по ангельским крыльям у нее на спине.

— Куда бы ты полетела, если бы у тебя были крылья? — Спросил я, проводя большим пальцем по ее позвоночнику и заставляя дрожь пробежать по ее телу. Моя.

— Я бы продолжала лететь в небо, все выше и выше, пока мир не превратился бы в крошечную горошину. Тогда я раздавила бы горошину между большим и указательным пальцами, и все мои проблемы исчезли бы. Пуф. — Она говорила в подушку, а я рассматривал ее, убирая радужные волосы с ее тонкой шеи.

— Ты бы решила все проблемы в мире, — сказал я с ухмылкой.

— Я такая щедрая, — сказала она, и по ее телу побежали мурашки, когда я стянул простыню с ее задницы, проводя пальцами по каждому синяку и отметине, которые я оставил на ней, когда заявлял на нее права, и наслаждаясь каждой из них.

— Ты бы убила всех крошечных котят и щенят, — ты чудовище, — поддразнил я, и она рассмеялась в подушку.

— Они могут полететь со мной в космос, — сказала она. — Я сделаю для них крошечные скафандры перед полетом.

— Правда, красавица? — Я ухмыльнулся, и она снова перевернулась на спину, прижимаясь ко мне. Она так идеально подходила мне, как будто была кусочком, вырезанным из меня при рождении, которому суждено было вернуться в это самое место, и быть рядом со мной.

Она глубоко и тихо вздохнула. — Думаю, что нет. Я ненавижу мир, а он ненавидит меня в ответ, но я бы не стала его разрушать.

— Почему? — Спросил я, кусая ее за плечо, пока она не ахнула и не отмахнулась от меня, но я перелез через нее, так что она оказалась подо мной, надвигаясь на нее, как облако, закрывающее солнце.

Ее пальцы коснулись новых отметин на моей груди, нанесенных чернилами в знак моих недавних убийств. — Потому что мир плохой и темный, но он также хороший и светлый. Может быть, добро искупает его в достаточной степени, даже если это добро предназначено не для меня. — Ее взгляд метнулся вверх, чтобы поймать мой, и я не был уверен, что мы все еще говорим о мире.

— Во мне нет ничего хорошего, красавица, — сказал я, надавливая всем своим весом, чтобы прижать ее к себе. Мой член уперся в ее бедро, и она смочила губы самым соблазнительным способом, который я когда-либо видел. — Больше нет.

Ее пальцы поднялись к моей щеке, коснулись щетины, а затем приподняли уголок моего рта в кривой улыбке. — Я тебе не верю, Рик, — прошептала она.

— Ты бы содрогнулась от того, что я натворил, — сказал я, понизив голос на октаву.

— Есть только одна вещь, которую ты сделал, и которая меня волнует, — сказала она, и между ее глазами образовалась морщинка. — Хотя на самом деле меня это не волнует, но, наверное, мне любопытно. Я просто не могу этого понять и… думаю, мне нужно понять.

— Что? — Настаивал я.

— Ты напал на Фокса, Джей-Джея и Чейза в ночь, когда вышел из тюрьмы. Они показали мне шрамы, и я увидела правду в их глазах. Так почему ты это сделал? Что заставило тебя так их ненавидеть? Я понимаю, что ты был зол, но неужели настолько, чтобы убить их? — Она покачала головой, это не укладывалось в ее разуме. И она была права. Было нечто большее, чем то, что они не стали бороться за то, чтобы я не попал в тюрьму. В любом случае это не имело бы значения: Лютер посадил бы меня в тюрьму независимо от того, что бы они сделали. В основном я злился на то, что они не пошли за Роуг, потому что я не мог, запертый за решеткой, а вот они были на свободе и могли что-то придумать. Я бы нашел способ, но они этого не сделали. Они, блядь, подвели ее еще хуже, чем я.

Я вздохнул, перекатываясь с нее на спину, и она натянула на нас простыню, устроившись у меня на груди и глядя на меня сверху вниз.

— Когда меня выпустили из тюрьмы, Фокс, Джей-Джей и Чейз примчались меня встречать, но после всех этих лет обиды мне было плевать на все, кроме как сесть в тачку и рвануть из города, чтобы найти тебя.

— Чейз сказал, что ты игнорировал их попытки связаться с тобой, — сказала она, нахмурившись, и я прищелкнул языком.

— Ну и что? — Я усмехнулся. — Они все потеряли это право в тот момент, когда сдали меня копам и использовали в качестве козла отпущения.

Глаза Роуг сверкнули от боли за меня. — И что же ты сделал, когда увидел их возле тюрьмы?

— Я плюнул им под ноги с простым посылом «идите нахер» и оставил их там. Потом я добрался автостопом как можно ближе к Фэрфаксу, а затем прошел пешком семь миль до города, к дому тети Фокса, куда они отправили тебя.

— Как ты узнал, где это? — спросила она.

— Однажды Лютер взял меня туда. Он готовил меня к роли гребаного силовика Фокса, а у его тетки были проблемы из-за парочки дилеров, перебравшихся на ее территорию. Мы затащили их в фургон, отвезли в глушь, и я смотрел, как он до смерти пугает их бензопилой, чтобы они убрались. После мы поужинали у тети Фокса, как ни в чем не бывало.

— Почему ты никогда не говорил мне, что Лютер занимался подобным дерьмом? — требовательно спросила она, и я отвел от нее взгляд.

— Это были дела Лютера, и я не мог о них говорить. А если бы ты узнала хоть что-то, то подвергла бы себя риску. Даже Фокс не знал и половины.

Она сжала мою руку, и я снова посмотрел на нее. — Когда я заявился к его тете, разыскивая тебя, старая сука была во дворе, ругала какого-то ребенка и била его тростью. Я выхватил ее у нее, разломил надвое и пригрозил ей заостренным концом, чтобы она сказала мне, где ты находишься. И знаешь, что она сказала?

— Что? — Выдохнула Роуг.

— Что ты погибла, попав под перекрестный огонь какой-то бандитской перестрелки несколько лет назад, — выплюнул я, и ужас, который я испытал в тот момент, снова вонзил осколок льда в мое сердце.

— Почему она так сказала? — Роуг ахнула.

— Лютер, — прорычал я, и она в замешательстве наморщила лоб. А я вспомнил тот сокрушительный момент, когда я поверил, что эти слова были правдой, то, как воздух был высосан из моего тела, и как земля, казалось, вращалась со скоростью сто миль в час под моими ногами. — Я был так зол, Роуг, ослеплен этой гложущей яростью и горем, которые готовы были разорвать мою грудь на части. Я сказал этой суке дать мне пистолет, и она дала, потому что я был почти уверен, что она знала, что я убью ее, если она этого не сделает. Это был старый револьвер, который лежал в коробке с запасом патронов внутри, но я не собирался жаловаться. Оружие есть оружие. Я покинул Фэрфакс, угнал машину и проделал весь путь до «Дома-Арлекин», думая только о мести. Если ты была мертва, это была их вина. Если ты была мертва, то и мы все, блядь, должны быть мертвы. Но больше всего должен был сдохнуть Лютер. — Мое дыхание стало неровным, а Роуг пристально наблюдала за мной, прислушиваясь к моим словам. — Я подъехал к воротам, вышел из машины, подошел прямо к тем мудакам, которые их охраняли, и велел им впустить меня. Они знали, кто я такой, они помнили меня и просто так пустили надвигающуюся смерть Лютера в его дворец. Я разбил боковое окно и услышал, как они все, блядь, хохочут во внутреннем дворике, как будто у них нет никаких забот на свете. И я подумал, что если они могли смеяться в мире, где тебя не существовало, то они не заслуживали продолжать дышать. Возможно, они не знали о тебе, но в любом случае они тебя не спасли. Так что их судьбы были предрешены.

— Боже мой, — прошептала Роуг. — Что случилось?

— Я прокрался во внутренний дворик и позволил им увидеть меня. Я хотел, чтобы они знали, кто пришел, чтобы покончить с ними, но все, что я сделал, это предупредил их, а я, черт возьми, даже не был обучен обращаться с оружием, в отличие от них. Сначала я выстрелил в Фокса, но он отскочил в сторону, и моя пуля задела его гребаную шею. Моя рука дрожала, и в груди было такое чувство, как будто… — Я покачал головой, не желая говорить этого, потому что это шло вразрез со всем, что я чувствовал к ним сейчас.

— Что? — Роуг подтолкнула.

— Как будто я с таким же успехом мог стрелять в самого себя, насколько это было приятно. — Я не смотрел на нее. — Не то чтобы сейчас это что-то, блядь, значило. В любом случае, мои следующие пули прошли мимо, а они уже схватились за свои собственные пушки, стреляя в ответ, и одна из пуль вырвала кусок из моей ноги, а Джей-Джей попытался сбить меня с ног, ударив гребаным шезлонгом по голове. Мне пришлось бежать, иначе меня бы убили, и я решил, что вернусь, когда обучусь, и покончу с ними навсегда, потому что если бы я остался, то зря пролил бы свою кровь и был бы похоронен прежде, чем смог отомстить за тебя. Поэтому я сбежал как гребаный трус в надежде, что смогу вернуться.

— И из-за этого началась война между вами всеми? — предположила она.

— Вроде того. К сожалению, на этом ночь не закончилась. Мне удалось выбраться с территории, пока охранники, которые были у ворот, вбегали в дом. Я взял угнанную машину и уехал, понимая, что мне некуда идти. Поэтому я отправился в единственное место, которое смог придумать, и оказался на пляже возле «Игровой Площадки Грешников». Но стоило мне выйти из машины, как меня схватили: два долбаных ублюдка поджидали меня прямо там, словно знали, что я приду. Меня обезоружили, засунули в багажник машины, и я подумал, что это все, меня отвезут куда-нибудь и предадут смерти «Арлекины», и единственное, что меня утешало, — это то, что я скоро буду с тобой.

— Рик… — Грустно сказала Роуг, и я провел костяшками пальцев по ее скуле.

— Когда машина остановилась, багажник открылся, и я обнаружил, что смотрю на Лютера, моего приемного гребаного отца, пришедшего собственноручно предать меня смерти. Он вытащил меня из машины и долго, блядь, орал на меня о том, какого черта я попытался убить остальных, а я просто смотрел на этого мудака с ненавистью, бурлящей в моих венах. Когда он закончил, я плюнул в ублюдка и проклял его за то, что он стал причиной твоей смерти. А потом он рассмеялся. Рассмеялся, как гребаный псих, у которого была самая длинная ночь в жизни, схватил меня за плечи, посмотрел мне прямо в глаза и сказал, что ты очень даже живая и что он велел своей сестре рассказать эту историю, если кто-то придет искать тебя, если кто-то из нас появится там.

— Гребаный Лютер, — прорычала Роуг.

— Да, — холодно сказал я. — Мудак, из-за которого их всех чуть не убили за эту ложь. Следующий час он пытался убедить меня вернуться домой, пока я поносил его за то, что он самый никчемный отец, какого я только мог себе пожелать. Было уже слишком поздно играть в счастливую семью, эти парни бросили тебя, несмотря ни на что, а Лютер был первопричиной всего, с чем я столкнулся в тюрьме. Поэтому я тут же объявил ему войну, сказал, что я проклятый человек и скоро сделаю из него и из его мальчиков таких же проклятых людей. Лютер сказал, что я сумасшедший, отвез меня в свою квартиру в восточной части города и оставил там под присмотром троих своих людей. Я снова был пленником, запертым в каком-то случайном гребаном месте, в котором не собирался оставаться. Так что мне нужен был план, как выбраться, и когда на следующую ночь эти мудаки привели домой кучу проституток и начали выбивать из них дерьмо, прикасаясь к ним, когда они просили их остановиться, умоляя хоть кого-то спасти их, я отобрал пистолет у одной из их пьяных задниц и не промахнулся, когда с близкого расстояния выпустил по пуле в каждый из их черепов.

— Господи, — выдохнула Роуг.

— Ммм, — сказал я, и улыбка тронула мои губы при воспоминании о их смерти. — Я забрал их кошельки, оружие, телефоны и все остальное дерьмо, которое у них было, что могло помочь мне продержаться достаточно долго, чтобы убить этих ублюдочных «Арлекинов». У одного из них был револьвер, из которого я стрелял в Фокса и остальных, и я почувствовал к нему некую привязанность, которая придала мне уверенности, что именно из него я оборву их жизни.

— Это тот самый пистолет, из которого ты…

— Да, — проворчал я, быстро отвлекаясь от своего маленького увлечения русской рулеткой. — Как бы то ни было, я притащил их троих к «Мосту Висельников» и вздернул там просто для того, чтобы донести до них свое послание, а потом убрался оттуда. Я знал, что мне нужно найти какое-нибудь место подальше от «Арлекинов», где у меня было бы время подготовиться к победе в бою против них. Несколько недель я прожил на окраине города, ночуя в дерьмовом отеле. В соседнем со мной номере жил старик, который всегда хотел поговорить, он рассказывал обо всех сплетнях в Сансет-Коув, а я впитывал каждую мелочь, надеясь, что это даст мне хоть какое-то преимущество перед Лютером или Фоксом, хоть что-то, что даст мне представление об их распорядке дня. Ничего полезного о них я не узнал, но он рассказал мне об «Острове Мертвецов», он знал все о большом старом отеле, который был здесь заброшен, сказал, что парень, который владел им и планировал ремонт, умер, а место осталось гнить. Мне показалось, что это судьба. Поэтому я решил рискнуть, украл лодку, добрался до острова, вломился в отель и вот так просто назвал себя королем этой земли.

— Как ты сформировал свою банду?

— Новость о моем нападении на «Арлекинов» разнеслась по городу, и в конце концов меня стали разыскивать люди. Раньше я возвращался на материк за едой, а иногда заходил в «Подземелье» выпить. Ко мне подходили мужчины, парни которых отвергли «Арлекины» или которые были разозлены на них за что-то. Как только вокруг меня собралось несколько парней, они начали вербовать людей для меня, и вскоре у меня появилась своя маленькая команда. Я начал захватывать территорию, отбирая части Сансет-Коув у Лютера и смеясь над каждой милей, которую я у него отвоевывал. Он долгое время продолжал игнорировать мои усилия, пытаясь вызвать меня домой, приказывая своим людям держаться подальше от меня и просто оставить меня в покое. Он был глупцом, потому что в конце концов им пришлось заметить угрозу, которую я представлял, и когда однажды я отправился в город, чтобы навсегда убить Лютера, между нашими людьми было пролито много крови. И это было все. «Арлекины» официально выступили против меня, а я получил войну, о которой мечтал все это время. Я был одиноким королем с одной целью, и неважно, чего мне стоило ее достичь.

Роуг обхватил ладонью мою щеку, бросив на меня жалобный взгляд, и я зарычал, презирая это. Я оттолкнул ее от себя, заставив перевернуться, и шлепнул по заднице так сильно, что она взвизгнула. — Не смей меня жалеть, женщина.

Я встал на колени и сжал ее задницу, раздвигая ее ноги и перемещаясь так, чтобы оказаться между ними. Я вынул свой член и сжал его основание, а он затвердел в моей хватке.

— Подожди, — сказала она с придыханием, приподнимаясь на руках и поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня. — Мы должны использовать защиту.

— Хм, — хмыкнул я. Можете называть меня мудаком, но использовать презерватив с ней было примерно так же привлекательно, как завернуть член в три дюйма ваты, прежде чем засунуть его в нее. Я ждал ее киску десять лет, и она не разочаровала. Ощущение ее горячей, влажной плоти, обернутой вокруг меня, было лучше, чем любая задница, которую я когда-либо трахал. Я не знал, было ли это потому, что это была киска, или потому, что это была ее киска. Но у меня было такое чувство, что это было последнее.

Хотя я точно не мог вечно трахать ее без защиты.

— Ладно, я просто избавлю тебя от этой штуки, а потом спущусь в кладовку за презервативами.

— Разве ты не держишь здесь презервативы для Мии? — Ледяным тоном спросила Роуг, и я зарычал при упоминании ее имени, в гневе сжимая ее задницу рукой.

— Она сама с этим разбирается. А теперь просто заткнись и кончи для меня, как хорошая девочка. — Я поставил ее на колени, раздвинул ее ягодицы и провел рукой между ее бедер, нащупав там нитку ее тампона.

— Подожди, зачем мне вообще презерватив? Ты же кровоточишь.

— Бррр, не называй это так. — Она извернулась, чтобы ударить меня, и пытаясь отползти.

— А ты уверен, что тебе не противна кровь и всякое такое?

— Я целую вечность ждал, когда твое тело станет моим, красавица. Немного крови не оттолкнет меня от тебя. Прошлой ночью я вернулся домой весь в крови шестерых мужчин и заплатил бы хорошие деньги, чтобы покрыться твоей.

— Рик! — выдохнула она, пытаясь сбросить мои руки со своих бедер, но я крепко держал ее, наклоняясь и проводя пальцами вверх по центру ее киски. Она вздрогнула, застонала и мгновенно подалась назад, а ее протесты тут же стихли.

— Я собираюсь погружаться в тебя весь день, — прорычал я ей в шею, дразня ее клитор, и она выдохнула мое имя. — Снова и снова, пока ты не сможешь больше это выносить. Никто из нас не покинет эту комнату, пока я не овладею тобой всеми известными человеку способами.

— Господи, — простонала она, и я вытащил ее тампон, бросив его неизвестно куда, прежде чем скользнуть пальцами в ее тугую киску. Я двигал их туда-сюда, прежде чем добавить третий и загнать поглубже, доказывая, как сильно я этого хотел. Она ахнула, ее бедра раскачивались в такт с моей рукой, пока я ласкал ее тело, ублажая рукой именно так, как она хотела, пока она не сжалась вокруг моих пальцев и кончила на них, рухнув на кровать.

Я перевернул ее на спину, сжимая ее идеальные сиськи, а ее бедра раздвинулись по обе стороны от меня.

— Может, нам взять полотенце или еще что-то? — она тяжело дышала, и мои брови поползли вверх.

— Нет, — нетерпеливо прорычал я.

— Большинство парней, вероятно, захотели бы подстелить полотенце, — заметила она.

— Я не такой, как большинство парней, красавица. — Я закинул ее ноги себе на плечи, прижимая свой твердый член к ее пульсирующей киске. — И я не буду удовлетворен, пока мои белые простыни не станут ярко-красными.

— Животное, — выдохнула она, когда я вошел в нее, вытаскивая подушки из-под нее, так что она распласталась на спине.

Ухватившись за изголовье, я придавил ее своим весом и начал вытрахивать из нее всю душу. Ее крики заполнили каждый уголок моего номера, и я надеялся, что все в этом отеле могли точно слышать, как сильно она наслаждалась моим обществом, пока я заявлял права на ее тело. Она обхватила меня бедрами, и я не проявлял к ней никакого милосердия, вбиваясь в ее идеальную киску, заставляя тем самым мою головку искриться от удовольствия, пока ее ногти вонзались в мои руки и пускали кровь.

Я переместил нас на край кровати, перевернув ее, чтобы она села ко мне на колени, и обхватил ее задницу, когда она оседлала меня. Она держалась за мои плечи, двигая своей киской вверх и вниз по моему члену, откидывая голову назад и громко постанывая, когда я приподнимал ее бедра, чтобы попасть в некое сладкое местечко внутри нее, которое заставляло ее кричать еще громче.

Я старался изо всех сил, чтобы, трахая ее, попадать именно в это местечко, наблюдая за тем, как подпрыгивают ее сиськи, и приподнимаясь, чтобы пососать и прикусить ее сосок, пока она царапала мою кожу. Она задрожала и прижалась своим лбом к моему, а ее киска сжалась на моем члене и заставила меня выругаться, когда удовольствие рикошетом пронеслось по моему стволу. Мои яйца сжались, и я опустил ее бедра вниз, полностью заполняя ее, когда кончил, толкаясь еще раз с силой, когда она приняла всю мою сперму и простонала мое имя мне на ухо.

Я поймал ее подбородок и прижал ее рот к своему, а ее глаза снова прикрылись из-за сонливости, и я ухмыльнулся в ее полные губы, запечатлев на них голодный поцелуй. Ее язык переплелся с моим, и я крепко прижал ее к своей груди, а ее сердце бешено колотилось в такт моему собственному.

Мой разум изо всех сил пытался осознать тот факт, что прямо здесь, в моих объятиях, действительно была Роуг Истон. Она была всем, чего я когда-либо хотел. Единственным, чего я когда-либо хотел. И ничто и никто не мог испортить этот момент.

— Что. За. Хуйня?! — Взвизгнула Миа, а Роуг резко повернула голову, прервав наш поцелуй.

— Черт, — прорычал я, заглядывая через плечо Роуг и обнаруживая, что Миа стоит там в обтягивающем синем платье, уперев руки в бедра, с перекошенным от ярости лицом.

Роуг слезла с моих колен, и я накинул на нее простыню, пока искал свои боксеры, но нигде не мог их обнаружить. Взгляд Мии упал на мой основательно израсходованный член и покрывающую его кровь, которая точно подсказала ей, где он только что был.

— Ты трахнул ее? Типа, трахнул в вагину? — закричала она. — Ты не трахаешь меня никуда, кроме моей задницы, но ты трахнул эту шлюху во время ее долбанных месячных?!

— Не называй ее так, — огрызнулся я.

Где мои гребаные боксеры?

— Боже мой, это что тампон на моем кристалле из горной соли!? — Миа закричала, указывая на дурацкий камень рядом с кроватью и разгадывая тайну пропавшего тампона. Это было все равно что сыграть главную роль в романе Агаты Кристи.

Я в отчаянии оглянулся, когда Роуг встала с кровати, подобрала с пола мою майку и натянула ее с напряженным выражением лица.

— Я оставлю вас, ребята, наедине. — Она направилась к двери, но я поймал ее за руку, так как внутри меня вспыхнула паника при мысли о том, что она уйдет. Но потом мой взгляд переместился на Мию, и я возненавидел свою гребаную жизнь, но я должен был успокоить ее. Если я прогоню ее сейчас, она никогда не вернется.

— Останься, — приказал я Роуг, пытаясь встретиться с ней взглядом, но она не смотрела на меня.

Нет. Почему именно сейчас? Почему я не могу просто провести с ней один-единственный день, не испортив его?

Я издал звук ярости, затем отпустил ее и вместо этого схватил Мию за руку, выволакивая ее из комнаты, закрывая за собой дверь и рыча от разочарования. Роуг и в лучшие времена была готова сбежать, но прямо сейчас она была Боингом-747, готовым к вылету куда угодно. И я не мог позволить ей уйти. Только не снова.

— Надень гребаную одежду! — Закричала на меня Миа, вырывая свою руку из моей хватки, когда мы вышли из моего номера, и я запер дверь, поворачиваясь к ней спиной.

Я пошел по коридору, толкнул дверь в кладовку и схватил из кучи одежды пару спортивных штанов. Я натянул их, запустив пальцы в волосы. Я должен был держать себя в руках, вести себя так, будто мне не насрать на чувства Мии, и как-то сгладить ситуацию. Иногда ей нравилось затаскивать в постель других женщин, она даже предлагала это Роуг, так что, может быть, я смогу как-то обставить все так, чтобы она подумала, что это для ее удовольствия. Хотя хрен его знает, как.

— Она девушка Фокса Арлекина, детка, — сказал я, хватаясь за первое, что пришло мне в голову, и она нахмурилась.

— И что? — рявкнула она. — Теперь ты делишь киску со своим врагом?

— Нет. — Я шагнул к ней, а она скрестила руки на груди и уставилась на меня. — Я поклялась уничтожить ее для Фокса. Девчонка одержима мной. Я сказал Фоксу, что буду трахать ее всеми способами, какими захочу, и уничтожу ее для него, вот и все.

— И это все? — Она поджала губы. — Тогда почему ты не трахаешь мою киску?

— Потому что твоя задница чертовски идеальна, а киска для меня ничего не значит. — Я вторгся в ее личное пространство, протянув руку, чтобы сжать ее, и я увидел, что мой план сработал, когда легкая улыбка попыталась растянуться на ее губах.

— Лучше, чем вагина радужной цыпочки?

— Намного лучше, — солгал я. Киска Роуг была лучшим, что я когда-либо чувствовал. Конец дискуссии. Но это было знание не для ушей Мии. — Я просто разобью сердце девушке Фокса, Миа. Она уже наполовину влюблена в меня, еще пара ночей в моей постели, и она зайдет так далеко, что я услышу, как ее сердце разорвется надвое, когда я выставлю ее дешевую задницу обратно за дверь к Фоксу. — Эти слова были мерзкими на вкус у меня на языке, но мне нужно было держать Мию подальше, поэтому я все равно выплюнул их.

Она прикусила губу, а затем у нее вырвался смешок, когда она положила ладонь на мою руку. — Ты ужасный человек.

— Наихудший, — согласился я с ухмылкой, и она наклонилась, чтобы провести языком по моей шее. — Могу я помочь сломать ее? — взволнованно прошептала она.

— Ей не нравятся цыпочки, — сказал я, когда ее рука скользнула вниз по моей груди к члену, и я поймал ее, поднося ко рту и целуя костяшки ее пальцев, чтобы прикрыть то, что остановил ее.

— Бу-у-у. — Она надула губы.

— Мне нужно провести с ней еще немного времени, но, когда я закончу, я сразу вернусь к своей любимой девочке. — Я запустил пальцы в ее волосы и потянул так сильно, что она ахнула. — И ты собираешься напомнить мне, чего мне не хватало, не так ли?

— Да, — сказала она с придыханием. — Я буду так хорошо сосать твой член, Рик.

— Я подумаю об этом в следующий раз, когда окажусь внутри маленького единорога, — мрачно сказал я, хотя я абсолютно точно не стал бы делать ничего подобного.

Она ехидно усмехнулась. — Тебе обязательно возвращаться к ней прямо сейчас?

Я подумывал о том, чтобы отослать ее, но не мог рисковать, чтобы она снова разозлилась на меня. — Нет, пусть единорог подождет. Я хочу позавтракать со своей девушкой. — Я обнял ее, увлекая за собой по коридору и борясь с желанием оглянуться назад, когда мое сердце дернуло меня в направлении, противоположном тому, куда я шел. Но мне нужно было как-то устранить ущерб, поэтому я послал одного из своих людей охранять комнату в коридоре, прежде чем вывести Мию на лестничную клетку.

Я не мог сдержать тихую ухмылку про себя, пока шел. Миа слишком легко проглотила мою ложь, и теперь она даже подбадривала меня трахнуть Роуг до бесчувствия. Я был настоящим засранцем, и мне было абсолютно наплевать на это.